Роман с призраком

— Почему он тогда не хочет приходить сюда?

Джон пожал плечами.

— Откуда мне знать.

— Джон, я думаю, что Виктору следует вернуться домой. Причем навсегда.

— Да…

Джон повернулся к ней спиной, и по его лицу было видно, что он снова погрузился в свои думы.

— Мне не нравится, что он живет в номере гостиницы «Лошадиная голова». Ему нужен настоящий дом и настоящая еда. Вы с Дженни живете здесь уже год, вам пора уезжать. Когда у вас будет свой дом, я поселюсь в спальне наверху, а Виктор сможет вернуться домой. Его место здесь, дома.

Гарриет расхаживала по комнате, ломая пальцы, ее юбка шелестела, когда она проходила мимо спящей бабушки.

— Джон, я хочу поговорить с тобой о…

— Я знаю, о чем ты хочешь говорить, — раздраженно откликнулся брат и сердито взглянул на нее. — Тебе не терпится узнать, куда девались мои деньги. Что ж, если тебе того хочется, то знай — человек, приходивший сюда недавно, — букмекер. Мой букмекер. Он приходил потому, что я задолжал ему несколько фунтов. Теперь ты довольна?

— Ах, Джон…

— Вот именно, «ах, Джон». У меня все получилось бы хорошо, не поставь я на нескольких плохих лошадок. Я бы мог купить дом на прошлой неделе, точно мог бы. Только отцу не говори, иначе он спустит с меня шкуру.

— Ах, Джон, мне все равно. Оставайся здесь, если хочешь. Оставайся навсегда. Меня твои азартные игры не интересуют.

— Поставить на нескольких лошадей еще не значит, что я играю в азартные игры.

— Я хочу поговорить с тобой совсем о другом. Джон, послушай… — Она ринулась к нему и взяла его за руку. — Мне нужна твоя помощь…

Но Джон покачал головой.

— Ты хочешь говорить об этом едоке картофеля, Шоне О'Ханрахане, правда? — мрачно спросил он. — И слышать не хочу о нем. С попами свяжешься — жди беды. Я же велел тебе держаться от него подальше, и точка.

— Но я люблю его!

— Ты рехнулась, вот и все! Гарриет, эта тема давно закрыта, и я не хочу, чтобы это имя снова упоминали в нашем доме! И если я еще раз увижу, что ты разговариваешь с этим ублюдком, то…

— Ты такой же плохой, как и отец! — крикнула она. — Вы все настроены против меня! С Виктором я тоже не могу поговорить. Он изменился, стал капризным, и когда я говорю с ним, то вижу, что он думает совсем о другом. Прошел уже год, Джон, целый год с тех пор, как Виктор последний раз был в этом доме! И тебя это, видно, совсем не волнует! На меня тебе тоже наплевать.

Джон лишь отвернулся от нее и снова уставился на огонь в камине.

— А ты, — продолжала она голосом сбитого с толку ребенка, — с тех пор, как женился, стал для меня чужим. Ты то с Дженни, то на ипподроме. На меня у тебя больше не хватает времени, как и у Виктора, матери и отца. Джон, разве ты не понимаешь, что мне нужна твоя помощь?

Странно, что в это мгновение действующие лица исчезли, не закончив разговора, но полный мольбы голос Гарриет еще звучал.

Однако я была рада, что это кончилось, ибо мои ноги затекли, пока я стояла у окна, и я боялась, что опущусь на пол до того, как завершится разговор Джона и Гарриет. Я и так с трудом добралась до деревянного стула с прямой спинкой, который стоял у стола, опустилась на него и обхватила голову руками. Спустя несколько минут бабушка зашевелилась в кресле и открыла глаза.

— Черт подери, — пробормотала она. — Как это я заснула. Ох, до чего же болят суставы. Все этот дождь. Вряд ли я смогу подняться по лестнице.

Она с трудом встала, тяжело опираясь на трость и волоча ноги, подошла ко мне. При ярком свете было видно, как бабушка стара, она была ужасно, ужасно стара.

— Дорогая, мне сегодня не хватит сил готовить. Ужасно разболелись суставы. Ты не приготовишь себе что-нибудь на ужин?

— Бабушка, разве ты не будешь есть?

— Дорогая, у меня совсем нет аппетита. Этот дождь меня вконец измотал. Я поднимусь наверх и перед сном немного почитаю Теннисона. В такие вечера, когда на улице бушует непогода, я всегда лежу в постели, чтобы не растревожить свой артрит. Если не возражаешь, дорогая, я пойду наверх.

— Бабуля…

— Да, дорогая?

Бабушка пошла к двери, опираясь на свою трость… Я поймала себя на том, что в душевном порыве вот-вот собиралась все выпалить, но вовремя спохватилась. Как бы мне ни хотелось сесть и рассказать бабушке обо всем, что я видела в этом доме, страх потерять все остановил меня.

— Ничего, бабушка. Надеюсь, ты будешь хорошо спать.

— Это точно, дорогая. Спокойной ночи. На кухне найдешь хлеб и варенье. Ты ведь сумеешь приготовить чай. Завтра у нас будет рыба с жареным картофелем и горохом.

Она затворила за собой дверь, затем раздались ее тяжелые шаги на лестнице. Когда спустя секунду дверь снова открылась, я подумала, что бабушка что-то забыла. Но вдруг я увидела, что в комнату входит Дженнифер. А когда заметила, кто идет за ней следом, то чуть не вскрикнула.

— Как хорошо, что ты пришел, Виктор, — сказала она и подошла к камину.

— Я бы давно пришел, если бы ты меня пригласила.

— Мы все надеялись, что ты придешь. Уоррингтон такой маленький городок, а мы так редко видим тебя, могло показаться, что ты уехал в другую страну.

Виктор Таунсенд стоял спиной к двери, словно боясь приблизиться к ней. За год он немного изменился. Он чуть отпустил волосы, а отличный костюм говорил о финансовом благосостоянии. Но лицо осталось тем же: бесстрастным, непроницаемым, в глазах не было жизни.

Дженни обернулась, на фоне языков пламени вырисовывался силуэт ее стройной, грациозной фигуры. Она сложила руки перед собой.

— Нам тебя не хватало.

— Правда?

Она на мгновение опустила глаза.

— Да, мне тебя не хватало. Я все время надеялась, что ты придешь.

— Я занят. Похоже, слава о моем образовании и опыте опережает меня. У меня нет недостатка в пациентах, и они охотно платят.

— Виктор, ты популярен тем, что недорого берешь с них и тем, что не откажешься лечить даже тех, у кого нет денег. Здесь, в Уоррингтоне, тебе сопутствует успех. Ты закончил королевский колледж и приехал с новыми идеями, дал неповоротливым старым врачам этого городка пищу для размышлений. Мы все гордимся тобой.

— Да, у меня неплохая практика. Я бы сказал, то, что надо — соединяю сломанные кости, лечу воспаленные горла и легкомысленных леди.

Дженнифер улыбнулась.

— Послушать тебя, так все просто скучно.

Виктор улыбнулся, и эта улыбка показалась неуместной на его лице, будто он давно не радовался.

— В жизни врачей нет романтики. Может быть, она не скучна, но и не такая блестящая, как людям хочется думать.

— А… в других отношениях, Виктор, дела идут хорошо?