Романсеро

Взмахнет он траурно-черным кнутом,-

Так будет король наш на плаху доставлен

И всепокорнейше обезглавлен.

x x x

В Германии, в дорогой отчизне,

Все любят вишню, древо жизни,

Все тянутся к ее плоду,

Но пугало стоит в саду.

Каждый из нас, точно птица,

Чертовой рожи боится.

Но вишня каждое лето цветет,

И каждый песнь отреченья поет.

Хоть вишня сверху и красна,

Но в косточке смерть затаила она.

Лишь в небе создал вишни

Без косточек всевышний.

Бог-сын, бог-отец, бог -- дух святой,

Душой прилепились мы к троице

И, к ним уйти с земли спеша,

Грустит немецкая душа.

Лишь на небе вовеки

Блаженны человеки,

А на земле все грех да беда,-

И кислые вишни, и горе всегда.

ПО СЮ И ПО ТУ СТОРОНУ РЕЙНА

Пыл страстей и такта узы,

Пламя роз в петлицах блузы,

Сладость ласки, лжи гипноз,

Благородство грешных поз,

Вихрь и жар любовных грез -

В том искусны вы, французы!

А германский дух померк,

В злобу рок его поверг,

Из глубин сознанья бьет он,

Злой наш дух! И все растет он,

Ядом весь ;почти зальет он

Твой бочонок, Гейдельберг:!

ЮДОЛЬ СТРАДАНИЙ

Гуляет ветер на чердаке,

В постель задувает сквозь дыры.

Там две души-горемыки лежат,

Так бледны, так слабы и сиры.

и шепчет душа-горемыка другой:

"Обвей меня крепче рукою,

Прижмись губами к моим губам,

И я согреюсь тобою",

Другая душа-горемыка в ответ:

"Твой взор -- защита от боли,

От голода, холода, нищеты,

От этой проклятой юдоли".

И плакали, и целовались они

В своей безысходной печали,

Смеялись и даже запели потом,

И наконец замолчали.

А днем на чердак пришел комиссар

С ученым лекарем вкупе,

И тот усмотрел, что смерть налицо

И в том и в этом трупе.

И он разъяснил: "При желудке пустом

Их, верно, стужа убила.

Возможно, что смерть их уже стерегла

И только 'быстрей-шстушша".

И веско добавил: "В такой мороз

Отапливать надо жилище,

А спать на пуховиках,-- но суть,

Конечно, в здоровой пище".

ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ МАССЫ

"Блины, которые я отпускал до сих пор за три серебряных гроша,

отпускаю отныне за два серебряных гроша. Все зависит от массы".

Засел в мою память прочней монументов

Один анонс -- для интеллигентов

Борусской столицы когда-тал он

В "Интеллигенцблатт" был помещен.

Берлин! Столица борусехой страны!

Цветешь, ты свежестью весны,

Как пышных лип твоих аллеи....

Все так же ли ветер их бьет, не жалея?

А как твой Тиргартен? Найдется? ль в нем

тварь,

Что хлещет пиво, как и встарь,

С женой в павильоне, под ту же погудку:

Мораль -- душе, а борщ -- желудку?

Берлин! Ты каким предаешься шотехам?

Какого разиню приветствуешь смехом?

При мне еще Нанте; не снился берлинцам.

В ту пору только чушь мололи

Высоцкий с пресловутым: кронпринцем,

Что ныне ерзает на престоле.

Теперь в короле: не признать, балагура -

Голова под короной повисла понуро.

Сего венценосца сужу я нестрого,

Ведь мы друг на друга походим немного.

Оа очень любезен, талантлив, притом,-

Я тоже был бы плохим королем.

Как я, не питает он нежных чувств

К музыке -- чудовищу искусств;

Поэтому протежирует он

Мейербера -- музыке в урон.

Король с него денег не брал,-- о нет!
–

Как об этом гнусно судачит свет.

Ложь! С беренмейеровских денег

Король не разбогател ни на пфенниг!

И Беренмейер с неких пор

Королевской оперы дирижер,

Но за это ему -- награда одна:

И титулы и ордена -

Лишь "en monnaie de signe"1. Так вот:

За roi de Prusse2 проливает он пот.

Как только начну Берлин вспоминать,

Университет я вижу опять.

Под окнами красные скачут гусары,

Там музыки грохот и звуки фанфары,

Громко несутся солдатские "зори"

К студиозам под своды аудиторий.

А профессора там все в том же духе -

Весьма иль менее длинноухи?

Все так же ль изящно, с тем же эффектом

Слащаво поет дифирамбы пандектам

Наш Савиньи иль сей певец,

Быть может, помер под конец?

Я, право, не знаю... Скажите по чести,

Я не расплачусь при этой вести...

И Лотте умер. Смертен всякий,

Как человек, так и собаки,

А псам таким и подыхать,

Что рады здравый смысл сбрехать

И считают для вольного немца почетом -

Задыхаться под римским гнетом...

А Массман плосконосый, тот все у дел?

Иль Массмана смертных постиг удел?

Не говорите об этом, я буду убит,

И, если подох он, я плакать стану,-

О! Пусть еще долго он небо коптит,

Нося на коротеньких ножках свой грузик.

Уродливый карлик, смешной карапузик

С отвислым брюхом. Сей пигмей

Был мне на свете всех милей!

Я помню его. Он так был мал,

Но, как бездонная бочка, лакал

Со студентами пиво, -- те, пьянствуя часто,

Под конец излупили беднягу-гимнаста.

То-то было побоище! Юноши браво

Доказали упорством рук,

– ----------------

1 Расплата шуточками (фр.).

2 Работая бесплатно, дословно: (за) короля Пруссии (фр.)

Что Туснельды и Германа внук -

Достойный поборник кулачного права.

Молодые германцы не знали поблажки,