Романтические истории для девочек
Шрифт:
– Полноте, сударыня, не пугайте ребёнка! Видите, девочка сама не своя от страха, – проговорил своим добрым голосом мой защитник, – и то сказать – не виновата она. Сама в расстройстве. Наскочила нечаянно, уронила вас, потому что за дядей спешила. Показалось ей, что дядя идёт. Сиротка она. Вчера в Рыбинске мне её передали с рук на руки, чтобы к дяденьке доставить в Петербург. Генерал у неё дяденька… Генерал Иконин… Фамилии этой не слыхали ли?
Едва только мой новый друг и защитник успел произнести последние слова, как с клетчатой дамой произошло что-то необычайное. Голова её с клетчатым бантом, туловище в клетчатой накидке, длинный крючковатый
– Ха-ха-ха! – выкрикивала она. – Вот что ещё выдумали! Сам дяденька! Сам, видите ли, генерал Иконин, его превосходительство, должен явиться на вокзал встретить эту принцессу! Знатная барышня какая, скажите на милость! Ха-ха-ха! Нечего сказать, разодолжила! Ну, не прогневись, матушка, на этот раз дядя не выехал к тебе навстречу, а послал меня. Не думал он, что ты за птица… Ха-ха-ха!!!
Не знаю, долго ли ещё смеялась бы клетчатая дама, если бы, снова придя мне на помощь, Никифор Матвеевич не остановил её.
– Полно, сударыня, над дитятей неразумным потешаться, – произнёс он строго. – Грех! Сиротка барышня-то… круглая сирота. А сирот бог…
– Не ваше дело. Молчать! – неожиданно вскричала, прервав его, клетчатая дама, и смех её разом пресёкся. – Несите за мною барышнины вещи, – добавила она несколько мягче и, обернувшись ко мне, бросила вскользь: – Идём.
Нет у меня времени лишнего возиться с тобою. Ну, поворачивайся! Живо! Марш!
И, грубо схватив меня за руку, она потащила меня к выходу.
Я едва-едва поспевала за ней.
У крыльца вокзала стояла хорошенькая щегольская пролётка, запряжённая красивою вороной лошадью. Седой, важного вида кучер восседал на козлах.
– Степан, подавай! – крикнула во весь голос клетчатая дама.
Кучер дёрнул вожжами, и нарядная пролётка подъехала вплотную к самым ступеням вокзального подъезда.
Никифор Матвеевич поставил на дно её мой чемоданчик, потом помог взобраться в экипаж клетчатой даме, которая заняла при этом всё сиденье, оставив для меня ровно столько места, сколько потребовалось бы, чтобы поместить на нём куклу, а не живую девятилетнюю девочку.
– Ну, прощайте, милая барышня, – ласково зашептал мне Никифор Матвеевич, – дай вам счастливо устроиться у дяденьки. А ежели что – к нам милости просим. Адресок у вас есть. На самой окраине мы живём, на шоссе у Митрофаниевского кладбища, за заставой… Запомните? А уж Нюрка рада-то будет! Она сироток любит. Добрая она у меня.
Ещё долго бы говорил со мною мой приятель, если бы голос клетчатой дамы не прозвучал с высоты сиденья:
– Ну, долго ли ты ещё заставишь ждать себя, несносная девчонка! Что у тебя за разговоры с мужиком! Сейчас же на место, слышишь!
Я вздрогнула, как под ударом хлыста, от этого едва знакомого мне, но успевшего стать уже неприятным голоса и поспешила занять своё место, наскоро пожав руку и поблагодарив моего недавнего покровителя.
Кучер дёрнул вожжами, лошадь снялась с места, и, мягко подпрыгивая и обдавая прохожих комками грязи и брызгами из луж, пролётка быстро понеслась по шумным городским улицам.
Крепко ухватившись за край экипажа, чтобы не вылететь на мостовую, я с удивлением смотрела на большие
пятиэтажные здания, на нарядные магазины, на конки и омнибусы, с оглушительным звоном катившие по улице, и невольно сердце моё сжималось от страха при мысли о том, что ждёт меня в этом большом, чужом мне городе, в чужой семье, у чужих людей, про которых я так мало слышала и знала.Глава IV
Семейство икониных. – Первые невзгоды
– Матильда Францевна привезла девочку!
– Твою кузину, а не просто девочку…
– И твою тоже!
– Врёшь! Я не хочу никакой кузины! Она нищая.
– И я не хочу!
– И я! И я!
– Звонят! Ты оглох, Фёдор!
– Привезла! Привезла! Ура!
Всё это я слышала, стоя перед обитой тёмно-зелёной клеёнкой дверью. На прибитой к двери медной дощечке было выведено крупными, красивыми буквами:
Действительный статский советник
Михаил Васильевич Иконин
За дверью послышались торопливые шаги, и лакей в чёрном фраке и белом галстуке, такой, какого я видела только на картинках, широко распахнул дверь.
Едва только я перешагнула порог её, как кто-то быстро схватил меня за руку, кто-то тронул за плечи, кто-то закрыл мне рукою глаза, в то время как уши мои наполнились шумом, звоном и хохотом, от которого у меня разом закружилась голова.
Когда я очнулась немного и глаза мои снова могли смотреть, я увидела, что стою посреди роскошно убранной гостиной с пушистыми коврами на полу, с нарядной позолоченной мебелью, с огромными зеркалами от потолка до пола. Такой роскоши мне никогда ещё не доводилось видеть, и потому немудрено, если всё это показалось мне сном.
Вокруг меня толпились трое детей: одна девочка и два мальчика. Девочка была ровесница мне. Белокурая, нежная, с длинными вьющимися локонами, перевязанными розовыми бантиками у висков, с капризно вздёрнутой верхней губой, она казалась хорошенькой фарфоровой куколкой. На ней было надето очень нарядное белое платьице с кружевным воланом и розовым же кушаком. Один из мальчиков, тот, который был значительно старше, одетый в форменный гимназический мундирчик, очень походил на сестру; другой, маленький, кудрявый, казался не старше шести лет. Худенькое, живое, но бледное его личико казалось болезненным на вид, но пара карих и быстрых глазёнок так и впились в меня с самым живым любопытством.
Это были дети моего дяди – Жоржик, Нина и Толя, – о которых мне не раз рассказывала покойная мамочка.
Дети молча смотрели на меня. Я – на детей.
Минут пять длилось молчание.
И вдруг младший мальчуган, которому наскучило, должно быть, стоять так, неожиданно поднял руку и, ткнув в меня указательным пальцем, произнёс:
– Вот так фигура!
– Фигура! Фигура! – вторила ему белокурая девочка. – И правда: фи-гу-ра! Толька верно сказал!
И она запрыгала на одном месте, хлопая в ладоши.
– Очень остроумно, – произнёс в нос гимназист, – есть чему смеяться. Просто она мокрица какая-то!
– Как мокрица? Отчего мокрица? – так и всколыхнулись младшие дети.
– Да вон, разве не видите, как она пол намочила. В калошах ввалилась в гостиную. Остроумно! Нечего сказать! Вон наследила как! Лужа. Мокрица и есть.
– А что это такое – мокрица? – полюбопытствовал Толя, с явным почтением глядя на старшего брата.
– Мм… мм… мм… – смешался гимназист, – мм… это цветок такой: когда к нему прикоснёшься пальцем, он сейчас и закроется… Вот…