Ромашка

К ним приблизился щеголеватый солдат.

— Нашего обер–лейтенанта среди убитых нет.

— Значит, он успел уйти с аэродрома.

— Я позвонил нашему подполковнику — обер–лейтенанта Маураха там нет.

— А где вы были во время налета?

— Обер–лейтенант оставил меня у ворот.

— Отвечайте на мой вопрос, — рассердился Вольф, — меня интересует не то, где вас оставили, а то, где вы были во время бомбежки.

— Я отъезжал немного в сторону, — бойко ответил солдат. — Согласно уставу, требующему рассредоточения при налете вражеской авиации.

В словах гестаповского шофера была известная доля правды. Завидя советские самолеты, он погнал машину в поле, подальше от аэродрома. Пятнадцать километров показались ему не таким уж большим расстоянием, и он остановил машину, когда спустила камера в заднем скате. Причина вынужденной задержки была весьма уважительной. Меняя камеру, шофер проваландался часа полтора и прибыл к аэродрому, когда уже все давно успокоилось. Обер–лейтенант к машине не выходил. Ожидая взбучки, шофер счел нужным позвонить в гестапо. Маурах там не появлялся.

Вольф неприязненно посмотрел на шофера.

— Поезжайте к себе. Найдется ваш обер–лейтенант.

— Слушаюсь! — солдат повернулся налево кругом и зашагал к воротам.

Фамилия исчезнувшего обер–лейтенанта ничего не говорила Людвигу. Он вспомнил о ней на следующий день, когда в штабе полка заговорили о загадочной смерти гестаповца.

Случай был действительно редкостный. Труп обер–лейтенанта Маураха нашли в заброшенном блиндаже, полузасыпанном землей. Возле его руки валялся пистолет и две стреляные гильзы. Одна вошла Маураху в лоб, другая в левое плечо. Обе раны были смертельными. Самоубийство? Почему же самоубийце потребовалось выстрелить дважды?

Впрочем, летчики не стали долго обсуждать этот вопрос. Командир звена бомбардировщиков лейтенант Мюльке, общепризнанный в полку храбрец, сказал с брезгливой гримасой:

— Бывают идиоты, которые кончают с собой из страха. Он наложил полные штаны во время бомбежки. Я не сочиняю. От него несло так, точно его вытащили из уборной. Эти жалкие кокаинисты даже покончить с собой по–человечески не могут. А ведь чего проще — сунул дуло в рот и нажал собачку.

Все сошлись на том, что выстрел в рот — самое верное дело, и странный случай с гестаповцем потерял для них интерес.

Но о Маурахе не забыли. Смерть недавно прибывшего сотрудника чрезвычайно обеспокоила начальника гестапо подполковника Лютца. Он лично выезжал осматривать блиндаж. К сожалению, солдаты, нашедшие и извлекавшие труп, основательно затоптали сапогами землю вокруг, и не было возможности установить точно даже то, в каком положении находилось тело погибшего и его пистолет.

Вечером подполковник созвал совещание, на которое были приглашены сотрудники военной контрразведки. Мрачно поглядывая заплывшими свиными глазками на лежавшие на столе две стреляные гильзы, он заявил сердито:

— Господа, обер–лейтенант Маурах не застрелился, он — убит. Это мое мнение. Сомневающихся прошу высказать свои соображения.

Поднялся белобрысый анемичный лейтенант Губер, вместе с врачом осматривавший труп и подписавший акт медицинской экспертизы.

— Огнестрельное ранение произведено на очень близком расстоянии, — начал он бесстрастным тоном опытного эксперта. — Кожа вокруг входных отверстий сильно обожжена. На найденных возле трупа гильзах…

Подполковник раздраженно прервал его:

— Где они были найдены? В каком положении?

— Гильзы, как и пистолет, были подняты солдатами. Из–за этого точную картину того, что произошло с Маурахом, установить невозможно. Однако стреляные гильзы и гильзы патронов, оставшиеся в обойме пистолета, имеют одну и ту же метку. Очевидно, Маурах имел обыкновение метить свои патроны. Итак, обер–лейтенант был поражен выстрелами из его же пистолета. Это — бесспорно и не подлежит сомнению.

— Не отрицаю! — буркнул подполковник.

— Возникает вопрос, — бесстрастно продолжал Губер, глядя своими бесцветными водянистыми глазами куда–то в пространство, — кто мог вынуть пистолет из кобуры Маураха? Только он сам. Следовательно, и стрелял он сам. Кстати, на трупе не обнаружено каких–либо следов борьбы.

— Ну, а если пистолет каким–то образом попал в руки кого–то другого? — язвительно спросил подполковник.

Губер слегка пожал плечами и сел.

— Господа, — снова обратился к присутствующим подполковник. — То, о чем говорил лейтенант Губер, действительно бесспорно. Но Маурах не покончил с собой. Повторяю, он убит. Это также для меня бесспорно. В него стреляли из его же оружия. Почему я уверен в этом? Вам известно, что Маурах сразу же после приезда к нам дважды попадал в неприятные истории. Я имею в виду выстрел по машине, в которой он ехал по городу, и взрыв мины в матраце, предназначенном для его комнаты. Это были два неудачных покушения на Маураха. Третье оказалось удачным. Пожалуй, единственно возможный вывод: Маурах знал чью–то тайну, тайну человека, облеченного нашим доверием. В ночь, предшествовавшую его убийству, он работал — просматривал картотеку полицейских и прочих лиц, сотрудничающих с нами и работающих в наших учреждениях. Очевидно, он хотел разгадать чью–то тайну до конца. Гибель Маураха я связываю с работой советских подпольщиков и разведчиков. Наличие сильной группы советских разведчиков в городе — установленный факт. Факт, позорный для нас, господа. Положение серьезное. Вопросов возникает много, но главный вопрос, который нас должен интересовать: кто стрелял в Маураха? Этот человек может пользоваться нашим безграничным доверием. Следовательно, под сомнение нужно поставить всех. Открытие, которое мы сделаем, может быть очень неожиданным и ошеломляющим.

И подполковник начал излагать свой план дальнейших действий.

…Жестянщик слушал Оксану рассеянно, занимаясь своим обычным делом.

— Ты ничего не обронила там? — спросил он вдруг.

— Все как будто на месте, — ответила девушка. — Не хватает только одной шпильки. Но где я ее потеряла — не знаю…

— Скверно… — сморщился Тихий.

— А что я могла сделать?

— Не о тебе говорю. Скверно, неудачно у нас получилось… Прямо не везло с этим чертом. Я не хотел, чтобы ты сама в это дело вмешивалась. Теперь они на аэродроме искать будут.

— Не поверят, что он сам застрелился?

— Ты что — маленькая? Держи карман шире! Нет, они уже поняли, что за Маурахом была устроена охота.

Оксана грустно кивнула головой.

— Да, два выстрела… Погорячилась я, боялась, как бы он живым не остался.

— Правильно сделала. Я бы ему все три всадил. Твои действия, Ромашка, выше всяких похвал. Тут и разговора не может быть. Сейчас о другом думать надо.

Он пожевал сморщенными губами и продолжал, разжигая паяльную лампу:

— Слушай, Ромашка. Дело — дрянь! Они могут до тебя докопаться. Сразу не арестуют — выследят, с кем встречаешься, и забросят на этот раз широкий невод. Опасно для всей организации. По всем правилам, тебя немедленно надо снимать и перебросить в другое место. Но снимать нельзя — нет замены. Готовим… Ты читаешь ихние газеты?

— Еще бы.

— Ну вот, вроде, тихо на фронтах, а тишина эта — перед грозой. На фронте назревает что–то очень серьезное. Наши сильно интересуются участком севернее Харькова. Видно, там ожидаются главные бои. Я осторожный человек и не люблю рисковать без толку. А тут надо рисковать всем, рисковать, много не задумываясь. Оставайся в столовой, пока не появится замена. Будь настороже. Связные будут приходить регулярно, но ты, если нужно, пропускай их. Передавай в посылках самое важное. Одним словом, бей по крупной мишени, мелочь не трогай. И своего Беккера предупреди! Помни: за каждым твоим шагом будут следить. Я приходить не буду. И так зачастил в последнее время… Как только появится сменщик — немедленно сматывай удочки. Это мой строгий приказ. А теперь давай свой браунинг.