Роскошь нечеловеческого общения

– Здравствуйте, Гоша, - вымолвила Карина Назаровна с неопределенной интонацией, в которой слышались и робость, и теплота.

– С Новым годом, Карина Назаровна, дорогая вы моя женщина! Красавица вы моя, дайте я вас поцелую, милая!

Гоша был пьян, тут двух мнений не существовало. Но стадия опьянения его была еще самой первой, легкой, не отягощающей окружающих. Будучи в этой самой первой стадии, Крюков становился общительным и легким на язык - его шуточки, комплименты или едкие замечания носили вполне светский характер, и был Гоша в этой своей первой стадии иной раз даже более интересен, чем в абсолютно трезвом виде.

– Я без приглашения, Галя, но думаю, это ничего? Старый друг, поди, не хуже татарина, а? Карина Назаровна, что скажете?

– Да ладно уж, не прибедняйся, - донесся из прихожей голос хозяйки. Садись к столу, раз пришел...

Галина и Крюков давно уже взяли за правило общаться в этакой наигранно-грубоватой манере.

– Да, пришел, не гнать же меня с порога... Тем более - праздник. Дозвольте бедному пролетарию к вашему буржуйскому столу... Я уж как-нибудь.. С краешку посижу...

– Да ладно тебе, кончай придуриваться.
– Галина Сергеевна вошла в комнату.
– Ну и вид у тебя... Ты что, совсем обнищал, Крюков?

– Я? Нет. Напротив. Зарабатываю честным трудом. Благосостояние мое растет. Иду, так сказать, в ногу с политикой наших учителей и отцов. Строю свой маленький буржуазный мирок. А вы, я вижу, уже почти построили?
– Он оглядел стол, окинул взглядом комнату.
– Смотрю, обновы у вас появились. Да, строительство идет не под дням, а по часам.

Крюков встал со стула, подошел к телевизору, недавно приобретенному Журковским. Телевизор был огромен и занимал ровно столько же места, сколько сервант с посудой, который пришлось переместить в комнату сына. Владимир, поселившись у супруги, оставил свою "детскую" в полном запустении и вообще в родной дом наведывался редко. Теперь "детская" стала походить на склад старых, отслуживших свое вещей - старый телевизор "Витязь", тот самый сервант, на месте которого теперь расположился домашний кинотеатр, два мягких кресла с затертой до черноты обивкой на подлокотниках, обшарпанные книжные полки и многое другое из того, что постепенно, стараниями Галины, замещалось новыми, современными предметами обстановки.

– Ишь ты, - покрутил головой Крюков, рассматривая телесистему.
– И что, тарелка есть, что ли?

– Есть, есть, - подтвердила Галина Сергеевна.
– Ну что, господа, пора старый год провожать. Гоша, давай поухаживай за дамами.

– Разве вы больше никого не ждете?
– спросил Крюков, отвинчивая водочную пробку.

– Как это так?!
– Карина Назаровна даже замахала руками.
– Анатолий Карлович вот с минуты на минуту...

– А почему же он задерживается? Заработался?
– ехидно спросил Крюков.

– Да ты не язви. Сам-то... Не могу просто!
– Галина Сергеевна встала за спиной сидящего у стола Крюкова.
– Гоша! Что с тобой происходит? Где ты был?

– На службе, - важно ответил писатель.

– И где ты теперь служишь?

– На кладбище.
– Гоша уже разливал водку по рюмкам.
– Ну что, проводим старый?

– На каком еще кладбище?

Галина Сергеевна обошла вокруг стола и устроилась на стуле напротив Крюкова.

– Как - на каком? На Поляковском, - солидно ответил Крюков со значением в голосе.
– На Поляковском, - повторил он, поднимая рюмку.
– Ну что, провожаем или нет?

Дамы растерянно чокнулись с писателем и выпили.

– Как же ты?.. Кем же ты?
– спросила Галина Сергеевна, запив водку глотком персикового сока.

– Хорошие писатели везде нужны, - строго сказал Крюков.

– Перестань кривляться, Гоша, - улыбнулась Галина Сергеевна.
– Что ты там делаешь, расскажи.

– Что-что... Сторожу могилки.

– Хорошая работа, - Журковская покачала головой.

– Не хуже других. У нас всякий труд почетен. А то воруют, знаете ли... Наш народ бизнес понимает туго. Цветной металл уносят со страшной силой. Оградки, фрагменты памятников - буковки всякие, звездочки, крестики... Все тащат. Приходит человек на могилку мамы, скажем, или папы, а от могилки один холмик остался. Если остался... Весь металл - тю-тю... Скамеечки даже уносят. Для дачи там или еще куда...

Гоша налил по второй.

– Ну где же ваш муж, Галя? Так ведь и пробегает все торжество. Меж тем народная мудрость гласит - как Новый год встретишь, так его и проведешь.

Галина Сергеевна почувствовала нарастающее раздражение. В самом деле - без четверти полночь, а Толя не появился, даже не позвонил, чтобы объяснить, предупредить...

– Что делать, - вздохнула Журковская.
– В каждой работе свои плюсы и свои минусы... Давайте выпьем... За все хорошее, что было в этом году...

– А у меня ни хрена хорошего в этом году не было.

– Что вы, Гоша, что вы! Как можно так говорить? Когда провожаешь старый год, нужно все хорошее вспоминать, не может так быть, чтобы ничего хорошего...
– зачастила Карина Назаровна.
– Так не бывает. Это не дело, Гошенька, не дело...

– Дело!
– отрезал Крюков.
– Чего тут разводить бодягу. За Новый выпьем, конечно, с более оптимистическим настроем, а за старый я могу пить только с радостью, что он наконец закончился. Пройдет зима, будет весна, будет тепло... Вот за что нужно пить. А все остальное...
– Гоша досадливо махнул рукой.

– Крюков, если будешь портить нам праздник, я обижусь, - сказала Галина Сергеевна.

– Да ладно... Извини уж, Галя... Просто у меня действительно полная тоска была в этом году. Нечего вспомнить... Вернее, есть что, но лучше бы не вспоминать.

– Пил бы ты поменьше, - сказала Журковская.
– И все было бы по-другому.

– Да?
– Крюков с интересом взглянул на хозяйку.

– Да, - подтвердила она.
– Именно так. В этом твоя главная проблема.

– Нет, Галя, ты ошибаешься. Моя проблема в другом. Ну да ладно. Не будем. Не будем омрачать вечер.

– Ночь, - поправила Карина Назаровна.
– Ночь уже. Сейчас куранты будут бить... Галя, сделай звук побольше... Давайте быстренько... За старый...

Карина Назаровна, перехватив инициативу, чокнулась с Галиной Сергеевной и писателем, быстро опрокинула в рот рюмку и потянулась к блюду с маринованными огурчиками.

На экране телевизора появилось лицо президента. Крюков, увидев его, сморщился.

– Не кривляйся, - наставительно произнесла Журковская.
– Давай, шампанское быстро открывай. Все уже, время...

Крюков ухватился пальцами за горлышко бутылки (Галина Сергеевна отметила, что ногти писатель, видимо, давно не стрижет и не чистит - черные полосы грязи особенно контрастировали с блестящей фольгой), крутанул, потянул, и пробка выскочила, издав легкий хлопок.

– Россияне!
– сказал с экрана президент.

Крюков прикрыл глаза, и на лице его снова появилась гримаса отвращения.

– Россияне!
– повторил президент.
– Я...
– Он сделал свою обычную паузу.

В этот момент в дверь начали звонить.