Россия и Германия: вместе или порознь?

«Прославление непогрешимого гения Гитлера так же безответственно и несерьезно, как и объявление его величайшим преступником всех времен. Гитлер, бесспорно, обладал большим умом и замечательной памятью. Он обладал также огромной силой воли и был совершенно безжалостен. В политике и дипломатии он проявлял удивительную способность чувствовать слабые стороны своих противников и полностью использовать их промахи. Вначале это был здоровый человек, вегетарианец, который никогда не курил и не пил, но затем он подорвал свое здоровье употреблением возбуждающих средств. Однако он сохранял поразительную живость ума и энергию до самого конца»...

Это «... до самого конца», читатель, на мой взгляд особенно ценно и интересно. Меллентин с Гитлером в конце войны не виделся, но кое-кто из его солагерников имел дело с фюрером как раз в самом конце его жизни. Так что это свидетельство заслуживает и внимания, и доверия...

А вот неиспорченная «умничанием» Траудль Юнге:

«Атмосфера была довольно раскованной. Все было похоже на фирму с хорошим производственным климатом. Никто не выкрикивал «Хайль!»... Мы составляли компанию Гитлеру за трапезами и чаепитиями... Это были легкие, ничего не значащие разговоры... Болтали (заметь, читатель, болтали, а не внимали фюреру — С.К.) о всякой всячине. Он мог попросить нас рассказать о фильмах, о том, что происходит в моде. Много рассказывал сам. Об увлечениях молодости... Говорил о Еве Браун, о своей собаке. Был склонен шутить. Рассказывал анекдотические истории из своей фронтовой жизни»...

Впрочем, и Шпеер, когда с политической точки зрения ложь не требуется, дает картины поразительной поведенческой простоты Гитлера, где манией величия и не пахнет. Шпеер вспоминал, что между 1934 и 1936 годами рейхсканцлер и фюрер мог запросто гулять по лесным дорогам в районе Оберзальцберга в сопровождении гостей и трех-четырех охранников в штатском из лейб-штандарта, выпить кружку пива или стакан молока в горном трактирчике. А толпа многочисленных туристов так и не признавала в человеке в национальном баварском костюме, гуляющем как и прочие, главу рейха.

Но наиболее, пожалуй, интересна та из характеристик личности Гитлера, которая была дана практически у двери на эшафот Риббентропом.

Последнее обстоятельство делает ее, очевидно, и одной из наиболее достоверных. Риббентроп писал: «За все годы сотрудничества я в человеческом плане не сблизился с ним в большей мере, чем в первый день нашего знакомства, хотя мной пережито вместе с ним так много. Во всем его существе было что-то такое, что невольно отстраняло от личного сближения с ним.

Еще при первой встрече с Адольфом Гитлером его личность произвела на меня сильное впечатление. Уже тогда у меня появилось чувство, что этот человек — явление, совершенно из ряда вон выходящее. Особенно мне бросилась в глаза его полная обособленность, но отнюдь не замкнутость. У Гитлера имелась совершенно особая, свойственная только ему одному манера высказывать свою точку зрения таким образом, что последнее слово оставалось за ним. Он никоим образом не был человеком компромиссов. Неприступность Адольфа Гитлера была не какой-то заранее заданной, а шла от самого его характера. Как человек он, верно, и сам страдал от этого.

Вместе с тем мог быть и подкупающе любезен, сердечен и открыт. Мог захватывающе, с юмором и даже блистая остроумием рассказывать о своей юности, о своей военной службе в Первую мировую войну и о годах своей внутриполитической борьбы. А когда говорил об искусстве и архитектуре, чувствовалось, в какой большой мере он был артистической натурой.

Когда он хотел привлечь кого-нибудь на свою сторону или добиться чего-нибудь от собеседника, он делал это с непревзойденным шармом и искусством убеждать.

Верность Адольфа Гитлера людям, которые однажды что-либо сделали для него, порой граничила с невероятным. С другой стороны, он мог быть непостижимо доверчивым.

Он мог даже сознательно оскорбить человека. В этом проявлялась известная двойственность его натуры, которую я никогда и не смог понять до конца. Принцип «разделяй и властвуй» был доведен им до такой степени, что почти все его сотрудники оказывались вовлеченными в тяжелые внутренние конфликты.

Для оценки личности Адольфа Гитлера имеет значение и другой момент: он мог приходить в слепую ярость и не всегда умел владеть собой. После одного такого инцидента уже во время войны, он откровенно сказал мне: «Знаете ли, Риббентроп, иногда я совсем не могу совладать с собой!»...

Характер личности Адольфа Гитлера проявлялся как на больших народных митингах, так и в общении с политиками, военными, иностранцами, а также и в более тесном кругу и в личных беседах. Его вера в себя в сочетании с гениальным, понятным и простым способом выражаться ощущались многими людьми, вовлекая их в его русло. Судить о характере такого гениального явления, как Адольф Гитлер, очень трудно. Его нельзя мерить обычной меркой. Он был убежден в своей роли мессии, считал себя предназначенным самим Провидением сделать Германию великой. Он обладал несгибаемой волей и немыслимой энергией в достижении своих целей. Его интеллект был огромен, а способность схватывать все на лету — ошеломляюща.

Не может быть никакого сомнения в том, что Адольф Гитлер имел в жизни только одну цель: служить немецкому народу. Он жил совершенно самоотверженно, жертвовал своим здоровьем и до последнего момента не думал ни о чем ином, кроме как о будущем своей нации. Тот факт, что он потерпел поражение, фюрер, говоря со мной, назвал судьбой. Почему именно он потерпел поражение — решит история»...

Честный, трезвый взгляд позволяет понять не только то, почему же Гитлер закончил вместо триумфа крахом, но и большее: мог ли триумф продолжиться в веках. Гитлер верно определил одного врага как своей страны, так и человечества — тот интернациональный Капитал, который был напрочь лишен каких-либо национальных корней.

Ротшильды, Варбурги, Дюпоны, Меллоны, Морганы, Валленберги, Рокфеллеры, Куны, Каны, Барухи, Страусы, Лазары, Розенвальды, Сулцбергеры, Шиффы...

Не ирония истории, а ее трагизм проявился в том, что Гитлер не мог прийти к власти без помощи этого Капитала. Но финансы Капитала стали для него лишь стартовыми колодками. Оттолкнувшись от них, он выпрыгнул на такую общенациональную высоту, где его талант и способность брать доступные лишь ему высоты стали видны всем.

Возможность идти к власти ему дал Капитал. Капитал сделал ставку на него. И когда популярность нацизма к 1933 году медленно пошла на спад, Капитал же покончил с колебаниями и обеспечил ему кресло канцлера как антикоммунисту.

Но когда преграда между Гитлером и Германией рухнула, он быстро да и по праву стал кумиром и надеждой масс в ином облике — как националист. Капиталу и Германии он был нужен в разных (и прямо противоположных) целях!

Капиталу -— для новой войны, в итоге возвышающей Америку.

Германии — для новой жизни, сбросившей путы Версальского договора.

И вот тут, идя дорогой триумфа, он пошел по ней к краху. Почему? А потому, что ошибся в оценке второго главного фактора Истории — Труда. Ошибся в своем неприятии Советской России как проявления — в его представлении — «еврейского большевизма». Хотя большевизм в России приобретал все более национально-государственную, а не интернационально-революционную ипостась.