Россия и Китай в XX веке: граница

Стороны согласились создать институт пограничных комиссаров, в связи с чем генеральный консул СССР в Урумчи и уполномоченный МИД Китайской Республики в Синьцзяне обменялись нотами 1 апреля 1933 г. Для урегулирования возникавших текущих вопросов назначались с каждой стороны по шесть комиссаров сроком на три года с соответствующей пролонгацией договоренности сторон. Ухудшение отношений СССР с синьцзянскими властями в 1943 г. не сопровождалось какими-либо акциями, которые выдвигали бы вопрос о положении границы между СССР и Китаем.

В результате победы во Второй мировой войне начался объективный процесс создания новых государственных образований и изменение границ ряда стран в Европе, Азии и Африке. Однако прежние, довоенные границы нашей страны и Китая совершенно не изменились.

Государственные деятели Китая, в том числе Чан Кайши, во время и после Второй мировой войны отдавали себе отчет в том, что процесс формирования границы между нашими странами давно закончился. В своей книге «Судьба Китая» Чан Кайши отнес к «естественным границам Китая» на северо-востоке Маньчжурию. Он, таким образом, не притязал на советские дальневосточные земли. Правда, далее Чан Кайши повторил заявку на территории, находящиеся юго-восточнее и южнее Китая, а также причислил «Внешнюю Монголию» к «крепостям, необходимым для обороны и безопасности нации».

Что касается притязаний на МНР, то более определенные претензии высказывал в разное время другой китайский политический деятель — Мао Цзэдун.

Известно его высказывание Эдгару Сноу в 1936 г. о том, что после победы народной революции в Китае «Республика Монголия автоматически станет частью Китайской федерации по собственной воле» [38] . Мао Цзэдун заранее предопределял не только волю населения МНР, но и то, что изъявление воли произойдет «автоматически».

38

E. Snow, Red Star over China. New York, 1938. Р. 88.

В духе аналогичного размышления о том, что монголы в числе других национальных меньшинств «вновь присоединятся к Китаю», высказался Мао Цзэдун в 1944 г., отвечая на вопрос американского журналиста Штейна о будущем МНР [39] . В 1954 г. во время советско-китайских переговоров Пекин снова поднимал вопрос о МНР, предлагая «договориться» насчет ликвидации ее самостоятельности [40] .

Но подписанный правительством Китайской Республики договор с Советским Союзом о ненападении от 21 августа 1937 г. не содержал в себе никакого намека на неурегулированность пограничных вопросов между двумя государствами. В договоре обе стороны торжественно подтверждали, что не прибегнут к войне для разрешения международных споров и отказываются от таковой как орудия национальной политики в отношениях друг с другом [41] .

39

Н. И. Капченко. Пекин: политика, чуждая социализму. М., 1967. С. 129.

40

Правда. 1964. 2 сентября.

41

Внешняя политика СССР. М., 1946. Т. 4. С. 290.

Никакая проблема границ между СССР и Китаем не возникала и на конференции руководителей великих держав, состоявшейся в Ялте в феврале 1945 г. и принявшей согласованные решения о послевоенном урегулировании и устройстве границ, в том числе на Дальнем Востоке. Китайское правительство подтвердило решения Ялтинской конференции глав правительств СССР, США и Великобритании. А 14 августа 1945 г. оно подписало советско-китайский Договор о дружбе и союзе, а также соглашения о Китайской Чанчуньской железной дороге, о Порт-Артуре и Дальнем. При этом обе стороны условились о тесном и дружественном сотрудничестве после наступления мира, действовать в соответствии с принципами взаимного уважения суверенитета и территориальной целостности и невмешательства во внутренние дела [42] .

42

Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. М., 1947. Т. 3. С. 458.

К старым территориальным притязаниям на советские земли пытались вернуться наиболее реакционные китайские газеты «Ишибао» (католическая) и «Хэпин жибао» (орган военного министерства) летом 1948 г. «Хэпин жибао» заявляла, будто Владивосток стоит на китайской земле. Характерная черта таких выступлений этих двух газет заключалась в том, что они оказались единичными.

Во время гражданской войны в Китае во второй половине 1940-х гг. власти Китайской Республики не касались вопроса о границах и старых договорах. Они лишь пытались спровоцировать военное столкновение между СССР и США, стремясь превратить «холодную войну» в «горячую», чтобы «спасти» Китай от коммунистов — «пятой колонны железного занавеса» [43] .

43

Чжунъян жибао. 1948. 23 июля.

Таким образом, будучи вынуждены уйти из континентального Китая, власти Китайской Республики не оставляли новому китайскому руководству в наследство политику территориальных притязаний к Советскому Союзу, к которой они, по существу, не возвращались после 20-х гг. В дипломатической практике нанкинское правительство и различные гоминьдановские фракции с тех пор не касались вопроса о «неравноправности» договоров, согласно которым проходит граница между СССР и Китаем. Реакционерам тогда не удалось надуманным требованием принизить значение ликвидации нашим тогдашним государством неравноправных договоров, которая ударяла по всей колонизаторской политике западных держав.

Новое руководство Китая, руководители КПК-КНР, и в первую очередь Мао Цзэдун и его приверженцы, воскресили наихудшие традиции богдыханского китаецентризма. Их территориально-погра-ничные притязания к СССР свидетельствовали о том, что идеи националистического великодержавия существовали у коммунистического руководства Китая задолго до 60-х гг., времени начала открытой борьбы против нашей страны в сфере межгосударственных отношений.

Территориальные притязания Мао Цзэдуна и его последователей к нашей стране явились заимствованием старых политических амбиций монархического Китая, от которых были вынуждены отказаться за их непригодностью руководители Китайской Республики в их отношениях с СССР.

Такого рода взгляды Мао Цзэдуна находили свое скрытое отражение в отрицании права наций на самоопределение, что явилось особенностью национальной политики КПК после 1949 г. В более же раннее время КПК декларировала свое намерение решать национальный вопрос с иных позиций. В параграфе 14 Конституции, опубликованной Первым Всекитайским съездом Советов в ноябре 1931 г., говорилось: «Советская власть в Китае провозглашает национальную свободу всех малых народов и национальных меньшинств в Китае, признает право самоопределения малых народов вплоть до государственного отделения от Китая и создания самостоятельных государств. Например, монголы, хойские народы (мусульмане), тибетцы, мяо, ли, корейцы и т. д., живущие на территории Китая, имеют право на самоопределение, т. е. они могут присоединиться к Китайской советской республике или отделиться от нее и организовать свое самостоятельное государство или автономную область».

В отчетном докладе Второму Всекитайскому съезду Советов в январе 1934 г. Мао Цзэдун говорил, что китайские рабоче-крестьянс-кие массы и их советское правительство призывают «все некитайские народы и нацменьшинства в Китае на борьбу за освобождение от угнетения китайскими господствующими классами и империализмом вплоть до отделения от Китая» [44] . Однако позднее Мао Цзэдун изменил свою позицию, выдвинув тезис о национальной автономии некитайских народов в пределах китайского государства.

44

Второй съезд китайских Советов. Партиздат ЦК ВКП(б), 1935. С. 112–113.

Основной геополитический принцип Мао Цзэдуна и его приверженцев заключался в утверждении о том, будто формирование государственной границы между нашими странами еще не закончено. (При этом можно вспомнить, что Мао Цзэдун проводил также политику ревизии границы КНР с Индией, а также другими соседними странами.) Стратегия «урегулирования» территориально-пограничных вопросов, выдвинутых в 1960-х гг., состояла из двух компонентов — предъявления большого «исторического реестра» притязаний на обширные территории нашей страны и выдвижения сравнительно ограниченных заявок на «спорные районы» [45] . Этим компонентам соответствовали два этапа проведения наступательной политики в отношении СССР.

45

В. С. Ольгин. Экспансионизм в пограничной политике Пекина. Проблемы Дальнего Востока. 1975. № 1.