Россия и русские в мировой истории.
Шрифт:
Западническая интеллигенция, похоже, и далее с пиететом принимает менторские назидания США в области демократии, прав и свобод, препятствуя державному пробуждению России и ее самостоянию в истории. Россия должна научиться играть по придуманным другими правилам и <как можно дружественнее оппонировать Вашингтону>, что будет <конструктивной асимметрией>628.
"Панарин А.С. Искушение глобализмом. М., 2000, с. 6-7. 628 Тренин Д.В. Третий возраст: российско-американские отношения на пороге XXI века//Pro et Contra. Том 5. М., 2000, № 2.
528
Никогда еще столь трагически не расходились интересы западничества с интересами страны – и ее долготерпеливого народа, и ее национального капитала, нуждающегося в протекционизме. Любого, кто отстаивает интересы России, не совпадающие с интересами Запада, обвиняют
Америке, охваченной сентябрьским ужасом, пропагандистская машина в основном тиражировала дух самонадеянности силы <нации-искупительницы>, веру в свою роль <орудия Бога> (что парадоксально совпадает с ваххабизмом). И некоторые голоса в дни траура по погибшим, заплатившим своими жизнями за безудержные мировые амбиции своего государства, впечатляли нехристианской глорификацией материального <царства человеческого>: <Соединенные Штаты стали мишенью, потому что мы есть могущество, богатство и добро… наши центры и тотемы возбуждают страх и гнев у тех в мире, что ощущают себя ничтожествами… Соединенные Штаты… есть то лучшее, что этот мир способен представить… Отстроим наши поверженные иконы! Наши граждане погибли, но стекло и металл будут восстановлены, и мы тогда вывесим миллионы флагов…>629. Однако, к счастью, в Америке есть и другие голоса. Они не называют <дом торговли> иконой и скорбят не о стекле и металле, а о душах. Священник Дж. Фолуэлл и комментатор П. Робертсон обратились по радио к соотечественникам и призвали их осознать, что Америка разгневала Бога: <Мы возомнили себя неуязвимыми и погрязли в
629 National Review Editors (Internet), 17.09.01.
529
погоне за благополучием, богатством, материальными и физическими наслаждениями>630.
Навязанный всему миру почти на век спор между коммунистическим и либеральным универсализмом был исключительно спором о форме владычества над этим миром – <царством человеческим>, о другом этим Левиафанам, боровшимся против идеи <Царства Божия>, было спорить нечего. Ставка на европейского <прометеевского> индивида оказалась удачливее, чем на русского <иоанновского> человека: Запад построил свой рай на земле, действительно поражающий благосостоянием, но более ничем другим. Глобальное сверхобщество, проповедуемое сначала марксизмом, затем либерализмом, становится подобно идее <Рима> – translatio imperil, переходящей то с Запада на Восток, то обратно с Востока на Запад, но все так же продолжая <дело Революции с большой буквы> и возвещая конец 2000-летнего христианства.
Ростовщик под прикрытием идеалов, неосуществимых вне Бога, проносит в который раз незамеченное главное: <Пропустите, не мешайте действовать>, <что не запрещено – дозволено>. С этим ключом <свобода> – в том числе совести – это не бесспорное право на творчество и сомнение, это признание порока и добродетели, истины и лжи, добра и зла равночестными. Провозглашая устами атлантического пресвитера единое <постхристианское> общество, <Европа Петра> отрекается уже от себя самой, от собственного великого прошлого и исполинской культуры. Ее героика и идеал, романтизм и подвиг, даже Декартово сомнение и <безумство гибельной свободы> – все это изначально задано христианским духом. Ныне <суверенным> в плену плоти и гордыни индивидам чужды <страсти души>, их удел – <эгоизм и нарциссизм>, как предвещал блестящий философ и теоретик будущего <царства Банка>,
банкир-ростовщик Ж. Аттали631. Что еще могут дать <универсальные права человека>, главное из которых – право на незнание истины и на благоустроенную несопричастность борьбе добра и зла…Наконец, самый главный аспект – смысл человеческой истории в современном неолиберализме и его универсалистском проекте сознательно уничтожается. Изначальный либерализм вырос из ощущения универсальности человеческого бытия и единства истории в человеческом сознании, рожденном нравственным напряжением христианства в противовес языческим и пантеистическим представлениями о круговороте иллюзорных вещей, о бесконечных эманациях, фазах, зонах, в которых не имеет ценности единственность и неповторимость человеческого бытия, а значит, историческая лето-
630yahoo, com/h/ap/20010914/us/attacksrobertson falwelLl.html
См. Attali J. Lignes dHorizon. Paris. 1969.
530
пись и предание. Новый этический и исторический нигилизм – это философия конца истории. Она парадоксально соединена с традиционными задачами Realpolitik стран, ранее принадлежавших к великой европейской культуре. Это обращает результаты их побед – овладение новыми геополитическими пространствами, приток финансов и неосязаемых активов – результаты, ранее служившие, среди прочего, мощному католическому культуртрегерству <Европы Петра>, – в средство уничтожения самой европейской цивилизации и смысла человеческой истории.
Она же, по О. Шпенглеру, есть история расы, войн, дипломатии, судьбы потоков существования в многообразии его образов – мужчины и женщины, рода, народа, сословия, государства, <которые, то защищаясь, то нападая, борются друг с другом в кипении прибоя великих фактов>632. Эпохе рационалистического <заката> только мешают неповторимые сословия, семья, нации со своим укладом. Ей нужны <граждане мира> и организации <вечного мира>. <Цивилизация Ф. Хайека, <открытое общество> К. Поппера в своей всепоглощающей страсти к эгалитаризму уничтожают все культурные потоки и бросают вызов всем великим духовным и национальным традициям человечества, чтобы обеспечить свое псевдобытие – историю без нравственного целеполагания. Это конец не только либеральной истории, о чем возвещал Ф. Фукуяма, это окончательный Untergang des Abendlandes – закат Европы.
Позитивист, наверное, скептически отнесется к тому, что в христианской эсхатологии и историософии это общество предсказано. Идея <единого мира> посягает на Божественный замысел о многообразном мире, где путь к Христовой Истине прокладывает собственный, а не чужой духовный опыт. Этот разрушительный проект крушит все опыты – цивилизации в гибельном всесмешении на безрелигиозной основе культур, народов и государств, из хаоса которого по Откровению и явится в мир Князь тьмы. Кредо современного либерализма – подняться над <относительными> истинами – духовная средина, теплохладность – определена в Апокалипсисе как симптом царства зверя, проявление сущности Сатаны: <Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих> (Откр. 3, 15-16).
Настало время в полной мере осознать значимость восстановления русского православного форпоста для всего христианского мира в целом перед лицом не только геополитических и демографических, но и духовных вызовов грядущего столетия. Восстановить равновесие и обрести роль державы можно, лишь когда Россия смело
632 Шпенглер О. Закат Европы. Всемирно-исторические перспективы. М., 1998, с. 353-354.
531
и открыто примет навязанный ей вызов, однако для этого нужна мощь не столько материальная, сколько духовная.
Ибо нация, способная, по выражению И. Ильина к <творческому акту> в мировой истории, – это <народ, получивший Дары Святого Духа и претворивший Их по-своему>633. Ясно, что это не просто численная масса, не народонаселение, не совокупность граждан и тем более не <гражданское сообщество> неких Homo Globalis – индивидов, <свободных> от идентификации по всем высшим ценностям – религиозным, национальным, историческим, семейным. Державотворящая нация – это преемственно живущее целое, связанное Верой, духом, миросозерцанием, общими представлениями о добре и зле, историческими переживаниями. Все <успешные> государства, предлагающие теперь для внешнего потребления мондиалистские прожекты, сами созданы не на основе <общечеловеческого>, не <гражданами мира> с их иЫ bene ibi patria, а идеалами и национальными героями, одержимыми любовью к своим Отечествам: <прекрасной Франции>, <доброй старой Англии>, <святой Руси>.