Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Россия и русские в мировой истории.
Шрифт:

Преодоление искушения как властью, так и хлебом – вот антипод и франклиновской добродетельности, и зомбартовскому <наслаждению завоеванием>. От <похоти властвования> предупреждал Бл. Августин, вероятно чувствовавший, как сильно языческое <героическое> начало в его соотечественниках. Папа Григорий Великий в конце VI века, приводя пример Св. Бенедикта с его монашеским отречением от мира и ветхозаветного Иова, лишившегося всего, но непреклонного в вере, обращался с проповедью покаяния и отречения: <Пусть каждый окинет взором течение своей жизни, и он поймет, как мало ему было нужно>87.

Полемизируя с М. Вебером, В. Зомбарт не связывает эволюцию духа с религиозно-философскими основами сознания. Признавая, что и <среди пуритан были большие капиталистические предприниматели> (этим термином Зомбарт характеризует не фабриканта, а <героический авантюризм>), он сильно <сомневается, обязаны ли они своим величием этике пуританизма или же совершенно иным свойствам крови и стечению обстоятельств>88. Однако его же пример дневника Б. Франклина, который действительно может служить шаржем на <мещанство>, демонстрирует именно конфессиональную подоплеку, которую так ясно описал Вебер. Она же, помимо методичности и рациональности,

также включает и невиданную уверенность в своем особом предназначении, которая рано или поздно должна была проявиться во вполне зомбартовском <героизме>.

86 Брэдфорд У. Франклин Бенджамин, де Кревекер Сент Джон. М., 1987,

с. 425-429.

"Цит по: Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992,

с. 39.

8 Зомбарт В. Буржуа. М., 1994, с. 200, 232.

69

Потомки <аскета> и мещанина> Франклина проявляют во второй половине XX века скорее психологию <народа-завоевателя>, наслаждающегося властью. Очевидная трансформация американского <буржуа> демонстрирует в большей степени научную точность веберовского акцента на религиозно-философской парадигме как основе современного экономического демонизма, самым впечатляющим образом дополненного и <теологизированного> (Карл Шмитт) пафосом героического овладения всем миром и доктриной <божественного предопределения> – Manifest Destiny. В ней сквозит языческая мораль <что дозволено Юпитеру – не дозволено быку>, которую оправдывает Зомбарт для народов-завоевателей. Сегодняшний гедонизм <американского образа жизни> логически покончил и с бытовым аскетизмом, ханжеским началом пуританина, который был не чем иным, как приземленным рудиментом апостольского христианства с его общим для всех христианских народов – будь то православные, или католики – идеалом аскезы, искания Царства Божия, но не построения земного рая. В философском смысле аскетизм определяется, прежде всего, самой жизненной установкой, затем уже соответствием ей жизни. Аристократ, готовый пожертвовать дворцом в любой момент ради одного вызова чести и превратиться в воина на службе сюзерена, – больший аскет, чем <буржуа> Франклин, отказывающий себе во всем ради накопления, исповедующий, что <богатство должно путем прилежания и умелости постоянно расти… повсюду распространять счастье>.

Даже прикосновение к религиозно-философскому фундаменту общественного сознания поражает, до какой степени англосаксонское, особенно американское, государственное мышление пронизано ветхозаветным мессианизмом, причем с самого основания американского государства. Любопытны и отношения между идеологами Нового Света, например Бэнджамином Франклином, и европейскими разрушителями Старого Света. Франклин, проведший с дипломатической миссией девять лет во Франции, имел там огромный успех у идеологов революции и борцов с христианской церковью – масонов Мореллэ, Кабаниса, Мирабо, кружка Гельвеция. Франклину – не окончившему даже <школы письма и арифметики> самоучке, типографскому рабочему и доморощенному философу – рукоплескали образованнейшие представители высокой европейской культуры. Ему, мелочному до карикатуры, ежедневно записывавшему в столбики любые расходы, а также педантично отмечавшему в <реестре добродетелей> не только свои <плохие>, но и <хорошие> поступки (что вызывает в памяти притчу о мытаре и фарисее), пел гимны аристократ и распутник Мирабо, глава французских иллюминатов. Что как не узы тайного братства, идейное родство и всемирные проекты связывали столь разных <друзей человечества>. Североамериканские Штаты расценивались ими как первое воплощение этих идей.

70

Описание траурных ритуалов по кончине Франклина проливает свет на характер связей кальвиниста Франклина и архитекторов мирового порядка во Франции. Братья Гонкуры рассказывают: <По случаю смерти Франклина <друзья революции и человечества>, собравшиеся в кафе Прокоп… покрывают крепом все люстры… пишут на входной двери: <Франклин умер>; увенчивают дубовыми листьями, окружают кипарисами его бюст, под которым можно прочесть:

Vir Deus (богоподобный муж. – Н.Н.), украшают его символическими аксессуарами – глобусами, картами, змеями, кусающими свой хвост, и оплакивают американца потоками красноречия> (выделено мной. – Н.Н.). Похоже, неслучайно предреволюционная Франция возвела Франклина на высокий пьедестал <крестного отца будущих обществ>. Кипящие ненавистью к <национальной реакции> <друзья человечества> видели в Америке претворение в жизнь на чистой доске систем Руссо и Монтескье. Не обошлось и без патриарха вольнодумства – Вольтера. Для встречи с внуком Франклина, обставленной с необычайной пышностью, 84-летний Вольтер в 1778 году сам специально прибыл из Парижа в Ферней (Пушкин определил это словами: <Вся Европа едет в Ферней на поклон>) и возложил на его голову руки со словами: God and Liberty (<Бог и свобода>). Может быть, уже тогда <просвещенные> и посвященные умы и дирижеры мировых проектов торжественно передали <вырванный у тиранов скипетр> атлантическому пресвитеру?

Вебер писал о большей по сравнению с другими христианскими конфессиями способности пуританских народов, в частности американцев, абсорбировать <еврейских прозелитов> – то есть евреев, <охотно> превращающихся в настоящих американцев. Вебер отмечает это свойство американцев, которое <не удавалось народам с другой религиозной ориентацией>, как комплимент и как доказательство отличия американского пуританского ветхозаветного духа от иудейского, не допускающего прозелитов. Но дело, скорее, не в самих американцах, поскольку Христианское Откровение обращено универсально ко всем, и <объятия Христа открыты для любого принимающего Его Откровение> везде, а после принятия Христовой Истины для Бога нет ни эллина, ни иудея. Однако неслучайно <прозелиты> в начале XX века избрали именно Америку как перспективный плацдарм. Кроме них туда стекались и революционеры-атеисты всех мастей, подтверждая, что из всего христианского мира Америка была наилучшим и наиудобнейшим местом для тех, кто изначально отверг Христа или отступил от Него. В этой связи уместно напомнить, что Кромвель, лидер радикальных пуритан – индепендентов, – под страхом смерти запрещал праздновать Рождество, сжигал церкви и убивал игуменов (избиение священников в Дрогхеде, чем он очень гордился). Это побудило массовую иммиграцию иудеев в Англию – к <ветхозаветным

христианам>, как сами себя называли

71

пуритане. Приверженцы Кромвеля с их лозунгом <меч и Библия> считали, что своими кровавыми делами они исполняют библейские пророчества и что возвращение евреев в Англию было первым шагом на пути к обещанному <тысячелетию>, где в хилиастическом раю на земле будут жить избранные и предназначенные ко Спасению. Кромвелю даже рекомендовали устроить его Государственный совет по образцу синедриона из 70 членов.

Но в Англии произошла реставрация, междуцарствие Кромвеля закончилось, пуританизм, бывший духом и знаменем английской революции, особенно ее <буржуазного> характера, столь прославленного в историческом материализме, был снова потеснен, хотя и оказывал огромное влияние на английское общественное сознание. В прошлом веке только Н.Я. Данилевский, названный Питиримом Сорокиным гениальным социологом культуры, в своем анализе специфических национально-религиозных основ английского сознания и государственного мышления сумел углядеть и своеобразно отметить положительное значение эмиграции английских пуритан для христианского и культурного развития Англии и Европы. Данилевский с его историческим чутьем указал как на <особо счастливое для Англии обстоятельство>, что <самая радикальная, самая последовательная часть ее народонаселения, в лице пуритан, заблагорассудила удалиться за океан для скорейшего осуществления своих идеалов. Это отвлечение демократических элементов надолго обезопасило Англию>89.

Америка изначально строилась как земля обетованная и обещала стать осуществлением кальвинистского отрыва от исторической традиции <людей мира>. Религиозный мотив переселенцев очевиден, так как отрыв можно было осуществить через полное удаление от прежних обычаев, законов, национальных, династических и сословных привязанностей. Любопытно, что эта идея о полной переделке мира по заранее подготовленному плану подкреплялась у пуритан знакомым образом <построения Храма> – восстановления Иерусалимского Храма. Поскольку символ <построения Храма> всегда присутствует во всех масонских философиях в тех местах, где христиане обращаются к Царству Божию, можно предположить, что кальвинистские идеи имеют то же общее и весьма древнее происхождение. Далее, Америка была воплощением пуританской идеи о разрушении традиционной системы хозяйства. Наконец, Америка должна была стать землей обетованной для пуритан, которые полагали, что они становятся орудием Бога и тем вернее их избранничество, чем эффективнее они действуют в сфере их мирской активности. Эти идеи, возможно, близки тем, кто отверг Спасителя. Отчего же им не сделаться охотно <прозелитами> среди пуритан, которые не ищут

89 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. СПб., 1995, с. 205.

72

Царства Божия, в котором не будет ни эллина, ни иудея, но сознательно строят царство человеческое, в котором предоставляется

шанс возвести трон для себя?

А. Янов, отвергающий каждую частицу того, что составляет смысл русской духовной, национальной и исторической жизни, часто, как и авторы того же направления (Р. Пайпс, У. Лакер), противопоставляет этому американскую демократию и англосаксонский либерализм в качестве <очевидной> альтернативы. Янов приводит замечание Горация Уайта о том, что <Конституция Соединенных Штатов основана на философии Гоббса> (т.е. на идее <человек человеку волк>) и <на религии Кальвина>, утверждающей превосходство пуритан над другими, не предназначенными ко Спасению. Эта конституция предполагает, что <естественное состояние человечества есть состояние войны и что земной ум находится во вражде с Богом>. Не в силах отрицать, что нравственная сторона такой философии может вызвать вопросы, Янов единственным аргументом выдвигает <практичность> этой политической доктрины. Цитируемый Яновым историк Ричард Хофштадтер также отмечает, что творцы американской конституции <не верили в человека, но верили в силу хорошей политической конституции, способной его контролировать. …Они не верили в добродетель, но полагались на способность

порока нейтрализовать порок>90.

Янов недобросовестен, используя Хофштадтера в своем славословии американскому либерализму, ибо Р. Хофштадтер весьма критически анализировал идейные основы американского мессианизма, даже именуя этот аспект сознания <параноидальным>. Он прямо выводил из кальвинистского провиденциализма и веры в проявление Божьей милости в земном успехе доктрину <особого предназначения>, <явленной судьбы> (Manifest Destiny), служившую моральным оправданием войн, экспансии, иллюстрируя это сентенциями президента Маккинли по поводу захвата Филиппин: <Долг определяет предназначение… Если долг означает моральную обязанность, то предназначение означает, что мы обязательно ее исполним… Наша история – это история непрерывной экспансии, она до сих пор была всегда успешной… Экспансия – это национальное и расовое наследие, глубокая и непреодолимая потребность. Провидение было так щедро к нам, одарив нас такими успехами, что мы совершили бы грех, если бы не приняли на себя ответственность, которую оно на

нас возложило>91.

В XX веке к американскому мировому проекту как к орудию

сознательно подключились разнородные силы, бросающие вызов

^Hofstadter R. The American Political Tradition. Vintage Books. 1948,

P. 3, 7.

91 Hofstadter R. The Paranoid Style in American Politics. Chicago, 1965,

p. 174-177.

73

христианской истории. Это было столь же неизбежно, как Pax Americana вместо Священной Римской империи германской нации. Возможно, что именно на будущую роль англосаксонских интересов и их флаг – <атлантизм> – намекал магистр ордена розенкрейцеров Ф. Бэкон в своей эзотерической <Новой Атлантиде>, о которой до сих пор спорят толкователи. Нелишне упомянуть, что эмблемой Североатлантического договора и <атлантического сообщества> как мирового цивилизационного проекта стал символ англиканской церкви The Compos Rose – <роза ветров>, выложенная в каменном полу главного англиканского собора в Лондоне. Все же ни одно государство и общество не тождественно тем идеям, что положены в их основание или задуманы формировать общественное сознание. В Америке, как и везде в мире, не прекращается борьба добра и зла, которая идет в душе каждого человека. С самого начала были государственные мужи и деятели, понимавшие наличие этой борьбы. Собрание сочинений президента Адамса свидетельствует о его полной осведомленности о существовании всемирного, непрестанно действующего заговора против правительств и религии.

Поделиться с друзьями: