Россия и современный мир №1 / 2016

Эмоциональное состояние российского населения в эти дни (воодушевление, восторг, всплеск патриотизма) вполне соответствует словам, написанным задолго до этого (в связи с возвращением из Франции русской армии, победоносно закончившей в Париже Отечественную войну 1812 г.): «Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове Отечество!» Хотя на этот раз победа – «Крымнаш» – гораздо скромнее, но как сильно и сладко забилось огромное количество русских сердец.

Буквально в мгновения население страны, в массе своей достаточно равнодушное к политике и озабоченное до этого проблемами повседневного быта, обернулось не просто большинством, а практически «сверхбольшинством» (К. Рогов). Оказалось, что его волнуют и политические пути движения страны, и, более того, даже «метафизические» проблемы русского Бытия. Обычно Пушкина цитируют, ограничиваясь приведенными выше фразами, но у Александра Сергеевича есть и продолжение. Процитируем еще раз: «Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове Отечество! С каким единодушием мы соединяли чувство народной гордости и любви к государю. А для него какая была минута!» Нынешнее наше «чувство народной гордости и любви к государю», по мнению аналитиков, политологов, социологов и комментаторов, едва ли не беспрецедентно. Между вождем и народом возникает загадочная связь – не столько эмпатия (сопереживание), сколько симпсихоз (душевный симбиоз), скажет по этому поводу М. Эпштейн.

Представляя в конце декабря номер «Независимой газеты», в которой подведены «итоги 2015 года», главный редактор К.В. Ремчуков замечает: «Уровень реальных доходов граждан продолжал снижаться. Рейтинг Владимира Путина продолжал расти… 48 Приходится додумываться… что бы это значило. Либо уровень падения доходов незначителен, либо сами средние доходы невелики и их реальное измерение не отражается на типовой структуре потребления, либо психологическая удовлетворенность от демонстрации военной силы затмевает неудобства текущего момента, либо просто любовь к Путину – онтологическая и одновременно метафическая реальность сегодняшней России» [Ремчуков, с. 1].

48

В январе 2015 г., по подсчетам Фонда «Общественное мнение», президенту доверяли 83% россиян, к ноябрю 2015 г. доверие президенту, согласно ФОМ, составило 85% [ФОМ: работу… 2015].

Информация к размышлению. Выкладки научного руководителя Института экономики РАН Р. Гринберга: сегодня в России 5% граждан владеют 70% богатств России, 15% живут более или менее по-человечески (что-то вроде среднего класса, по крайней мере, это обладатели загранпаспортов), а остальные 80% ходят на работу, чтобы выжить (работают «за еду», живут от зарплаты до зарплаты) [Гринберг, Скворцова, 2015, с. 8].

«Такого уровня консолидации вокруг первого лица не было никогда. Никогда не было такого уровня поддержки военных действий и одновременно совершенно иррационального озлобления против всего мира. Не хочу быть пророком, но, может быть, Россия в лице ее сверхбольшинства приняла сегодня историческое решение, которого в истории страны никогда не было», – констатировал Б. Дубин в интервью Марии Шубиной весной 2014 г. (При жизни Дубина это интервью не было опубликовано, оно было вывешено на сайте после его кончины) [Дубин, Шубина, 2014]. Характеризуя политические настроения (что-то вроде «политического опьянения») и социально-психологическое состояние российского общества весной 2014 г. Б. Дубин говорил: «Происходит процесс разложения социума… сегодня я думаю, что нет угла, не затронутого этим распадом. Здравые, казалось бы, люди готовы верить совершенно немыслимым глупостям, отстаивать мнение, которое никогда в жизни они не считали своим, впадать в раж, терять голову и способность к критическому мышлению. Не говоря уже о человеческой солидарности» [там же].

«Крымнаш», по-видимому, стал ответом на национальное чувство ущербности, комплекс неполноценности и одновременное ощущение изолированности в мире, чувство утраты того, что мы великая страна и нас боятся.

Можно напомнить, что были «90-е годы», в которые произошла варварская и бесчеловечная, поддержанная Западом приватизация, случился развал экономики и правовых институтов, разгром систем образования и здравоохранения – и все это на фоне криминализации общественной и государственной жизни. В течение нескольких лет две трети населения страны въезжает, по выражению социолога Левада-центра А. Левинсона, «мордой в стену» – и это коснулось всех: и тех, кто обольщался демократией, и тех, кто не верил в демократию, и тех, кто вообще не имел никакого мнения.

Как отметила «Независимая газета» в последнем за позапрошлый год номере, посвященном «итогам 2014 года», президент РФ, по-видимому, хорошо понимает массовые настроения населения страны, понимает психологию масс и часто ориентируется на эти настроения в своей деятельности. Дело в том, что «на уровне массовой психологии запрос на демонстрацию державности, суверенности, противоположности Западу существовал давно» [Новое покорение Крыма, 2014]. «Давно» в краткой истории современной истории России – это, наверное, имеется в виду, а на самом деле давно и в русской истории.

Западные наблюдатели политической истории Российской Федерации, трезво оценивающие текущую политическую ситуацию в России, склонны разделять подобные взгляды. Вот мнение Ангуса Роксборо – автора книги «Железный Путин: Взгляд Запада» 49 [Роксборо, 2012].

«Мои репортажи для BBC запечатлели десятилетие позора и унижения, пережитого жителями некогда могучего государства, – пишет А. Роксборо. –…Российское общество оказалось поистине раздавлено резким отходом от коммунизма. Люди потеряли свою страну… Западные лидеры были не в состоянии оценить психологическую травму, которая была нанесена россиянам как нации. Владимир Путин же видел это прекрасно. Большинство россиян с легкостью отказались от коммунистической идеологии. Но они не избавились от образа мышления, сформированного еще в докоммунистический период и лежащего глубоко в душе русского человека. Именно самая мрачная сторона жизни 1990-х годов, которую Запад попросту просмотрел, и подготовила плодородную почву, в которую Путин начнет сажать свои идеи» [Роксборо, 2012, с. 21, 24, 27–28].

49

В 2006 г. Администрация президента РФ заключила контракт с базирующимся в Нью-Йорке PR-агентством Ketchum и его брюссельским партнером CjPlus. В функции Ketchum входила задача рекламировать Россию за рубежом, формировать новый ее облик.

В марте 2015 г. Кремль прекратил сотрудничество с Ketchum: фактически уже с сентября 2014 г. никаких работ по контракту с американскими пиарщиками не велось, теперь от их услуг отказались юридически. Сложившаяся обстановка в мире сейчас не благоприятна для «восприятия истины» – так прокомментировал пресс-секретарь президента РФ Дм. Песков отказ от услуг Ketchum.

Ангусу Роксборо – сотруднику Ketchum, специалисту, хорошо осведомленному о России, была в 2006 г. предложена работа, он принял это предложение и стал кремлевским консультантом по СМИ, жил в Брюсселе, но часто наведывался в Москву. Будучи иностранцем, он тем не менее стал человеком, максимально приближенным к коридорам российской власти.

Книга – личные наблюдения о периоде с 2006 по 2009 г.

Социологи еще ВЦИОМа, ныне Аналитического центра Юрия Левады (Левада-центра), в первую очередь сам Ю.А. Левада, уже с середины 90-х годов – на основе репрезентативных социологических исследований – стали отмечать нарастание авторитарных ожиданий в российском обществе, усиление консервативных тенденций.

После попытки путча в октябре 1993 г., танкового обстрела Белого дома, развязывания Чеченской войны в 1994 г., т.е. после событий, продемонстрировавших, по мнению Б. Дубина, слабость власти, ее нерешительность, отсутствие ясных видов на будущее, в российском социуме начали нарастать ожидания единоличного лидерства, «твердой руки» и «жесткого порядка».

В исследовании 1994 г. на вопрос «Что в большей мере отвечало бы сейчас интересам России?», продолжает Б. Дубин, 57% опрошенных согласились с вариантом ответа «Концентрация власти в руках сильного и авторитетного лидера» [Дубин, 2011, с. 78]. «Из-под временных и нестойких наслоений стали проступать гораздо более долговременные, привычные представления и ориентиры. Прежде всего это… выразилось в концентрации коллективных ожиданий на воображаемой фигуре “вождя” и проблемах “стабилизации, порядка”… К этим сдвигам в коллективных ориентациях присоединились в описываемый период укренившиеся настроения массового изоляционизма – бытовой агрессивной ксенофобии, символического отчуждения от Запада, демонстративного антиамериканизма, риторики “своего”, “особого” пути. Так сложился своеобразный “квадрат” воображаемых коллективных ориентиров, страхов и надежд россиян второй половины 1990-х гг.: советский неотрадиционализм – советская великодержавность – изоляционизм и ксенофобия – вождизм» [там же, с. 79–80].

Запрос на «неоконсервативный синтез» (термин Л. Бызова), легший в основу нынешнего «путинского большинства», проявился еще до Путина. Удачное попадание нужного человека в нужное место и в нужное время – большая историческая редкость, и Путин оказался абсолютно адекватен ситуации. Содержание «неоконсервативного синтеза» – порядок, социальная справедливость и патриотизм. Они и оказались скрепами, объединяющими «путинское большинство» поверх социальных, идеологических и электоральных различий.

20 с лишним лет на фоне жизни с повсеместным «ожесточением долгой бедности», «непониманием, как жить в условиях, зная, как “делили”, как поделили Россию, ощущением “нас обокрали”, стало понятно: вокруг враги, нас унизили и унижают, с нами не считаются» (Св. Алексеевич).

На Западе, прежде всего в США, и в Европе, недооценили социальные, политические и ментальные (курсив мой. – Л. В.) последствия краха Советского Союза (Вл. Иноземцев).

«Превратившись в фокус массовых чаяний справедливости, порядка и патриотизма, Путин тем самым оказался в глазах общества и главным патриотом / националистом», – напишут Татьяна и Валерий Соловей в книге, вышедшей вторым изданием в 2011 г. (впервые издана в 2009 г.) [Соловей Т.Д., Соловей В.Д., 2011, с. 452].