Россия и Южная Африка: наведение мостов

Особенно важную роль сыграла политика советских властей. Издание таких произведений должно было служить пропаганде: разоблачать язвы Южной Африки как порождение капиталистического строя и мирового империализма. Пропаганда использовала в своих целях естественное сочувствие читателей к жертвам системы апартхейда.

Но стремясь публиковать произведения разоблачавшие апартхейд, советские издательства тем самым знакомили русских читателей с лучшей частью южноафриканской литературы, поскольку именно эта тема была центральной для большинства наиболее ярких писателей и поэтов Южной Африки.

Связанная с холодной войной глобальная политика СССР привела к появлению советских политических и военных советников в африканских странах. Но в целях этой же глобальной политики давались ассигнования на изучение африканских языков. В Московском университете было налажено — и на хорошем профессиональном уровне — преподавание африкаанс и зулу, суахили и хауса, амхарского и малагасийского.

Таким же побочным результатом глобальной политики было и издание произведений южноафриканской литературы столь громадными тиражами.

Разумеется, естественный интерес российских читателей к Южной Африке все равно привел бы к переводу и изданию южноафриканских книг. Но политика глобализма резко увеличила внимание к этим книгам и их тиражи.

Так с конца 1950-х годов читатели в Советском Союзе получили поразительно богатые возможности познакомиться с Южной Африкой через ее литературу.

С конца 1980-х — начала 1990-х этот поток переводов сократился. Причин тому много. Кончилась холодная война, геополитическое противостояние социалистического лагеря против Запада уходило в прошлое, Африка переставала быть полем ожесточеннейшей борьбы. Это отразилось и на сферах культурного влияния. А распад Советского Союза отвлек от Африки внимание стран, входивших в его состав и ставших самостоятельными государствами.

Возникли и причины иного порядка. Россия и другие страны постсоветского пространства установили дипломатические и деловые отношения с ЮАР. Начался и постепенно возрастал обмен туристами, театральными постановками, культурными программами. Литература перестала быть главным источником информации.

Тем не менее издание произведений южноафриканских авторов продолжалось. В 1991 г. третье издание романа Джека Коупа «Прекрасный дом» вышло тиражом в 500 тыс. экземпляров. А в самые последние годы опубликованы все романы Джона Кутзее, за которые он получил Нобелевскую премию. Роман «Бесчестье» сразу же перевели в журнале «Иностранная литература», а затем выпустили и отдельной книгой.

Русская литература в Южной Африке

Русский роман читаю

В далекой трансваальской степи…

Уильям Пломер

Как зарождался и развивался на Юге Африки интерес к российской литературе?

Сведения об этом до конца 1980-х годов было крайне трудно найти, поскольку в течение десятилетий у нашей страны не существовало никаких официальных связей с Южно-Африканской Республикой. На рубеже 1980-х и 1990-х годов, с окончанием холодной войны, стали появляться возможности и для научных и культурных связей.

Как мы уже упоминали, в 1998 г. можно было бы отмечать двухсотлетие российской культуры на Юге Африки. В 1798 г. музыкант Герасим Степанович Лебедев жил десять месяцев в Кейптауне (тогда — Капстад) и давал концерты, на которых присутствовало кейптаунское высшее общество, включая английского губернатора лорда Макартни. Голландские моряки, которых так любил Петр I, конечно, приносили вести о России в Капскую колонию, которая принадлежала тогда Голландии. А одновременно с Лебедевым, в 1797-м и 1798 г., в Кейптауне бывали Крузенштерн и Лисянский.

Но явный и постоянный интерес к русской культуре, и прежде всего к литературе, естественно, появился в Южной Африке позднее.

Вслед за Оливией Шрейнер прочный, устоявшийся интерес к русской литературе проявили три писателя и поэта. Это Уильям Пломер (1903–1973), Лоуренс ван дер Пост (1906–1996) и Рой Кемпбелл (1886–1954). Они начинали свой путь примерно в одно время и в начале пути тесно сотрудничали друг с другом.

А интерес Уильяма Пломера к русской культуре перерос в настоящую любовь. У него даже есть стихотворение «Влюбленный в Россию».

Лишь стоит закрыть глаза, и мне чудятся Зеленые холмы Сибири в красках вечерних сумерек… [475]

Свое фантастическое произведение он назвал: «Мать Камчатка. Фантазия» [476].

Пломер мечтал повидать Россию своими глазами и осуществил это в 1929 г. Он ехал из Кореи в Европу и часть пути проделал по Транссибирской магистрали. Эти заметки интересны тем, что он все время сравнивал Россию любимых русских писателей с тем, что увидел своими глазами.

Описывать личные впечатления Пломер начал с Харбина. В те годы там жили десятки тысяч русских иммигрантов, и их присутствие чувствовалось на каждом шагу. «…Впервые у меня появилось ощущение, что я нахожусь в России… Харбин во многом похож на русский провинциальный город». Придя в гости к одной из иммигранток, он «с радостью увидел самовар». Самовар, пишет Пломер, «воскресил для меня волшебный мир русского романа, который всегда значил для меня больше, чем английский роман. Я полагал, что обитательница этой комнаты как будто сошла со страниц Достоевского… Но оказалось, что у нее скорее чеховский характер».

* * *

О Советском Союзе тридцатых годов публиковались впечатления писательницы Гертруды Сары Миллин и Андре Хугенета, одного из самых известных тогдашних африканерских артистов. Миллин была в СССР в мае 1936 г., Хугенет в октябре 1937-го. Оба — и в Москве, и в Ленинграде.

Миллин повидала первомайские торжества, ходила в музеи, мавзолей Ленина, осматривала метро. Была у жены наркома иностранных дел Литвинова. Иви Литвинова читала наиболее известный из романов Миллин и пригласила ее на официальную церемонию в честь приезда в Москву премьер-министра Латвии. После этого они остались вдвоем, беседовали о литературе. Однако, когда Миллин предложила ей отобедать вдвоем на следующий день, Иви Литвинова сказала, что это было бы неосторожно с ее стороны. И позвала Миллин на урок английского языка — Иви Литвинова, по рождению англичанка, преподавала английский.

У Миллин от этой поездки остались грустные впечатления: люди одеты бедно, вся их жизнь сурово забюрократизирована [477].

Андре Хугенет восхищался разнообразием репертуара. И тем, что театры и картинные галереи переполнены посетителями. По его словам, театр никогда, со времен Древней Греции, не пользовался таким вниманием:

«Восхищение искусством в народе поразительно, его ценят, почитают, обожают, улицы названы именами писателей; художниками и артистами гордятся; театры принадлежат правительству, актерам платят хорошие зарплаты, у них машины, их посылают отдыхать на курорты на Кавказ… Это единственная страна, где я испытал гордость, что я занимаюсь искусством» [478].