Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II
Шрифт:
Но самое интересное, что в ходе екатерининской реформы в губерниях появились два учреждения, не только незнакомые ранее русской администрации, но представлявшие новинку и для Запада. Во-первых, это был так называемый Приказ общественного призрения, заведовавший благотворительными учреждениями, а во-вторых, Совестный суд, решавший дела не на основе формального права, а по совести. Об этом немало тогда писали европейские теоретики, но только Екатерина попыталась ввести подобное в практику.
Как показала жизнь, Екатерина несколько поспешила, хотя двигали ею самые благие желания. Приказ общественного призрения возник раньше, чем сформировалось полноценное общественное мнение, а благотворительность приобрела достойный масштаб. В то время губерния
Учреждение Совестного суда европейские прогрессисты приветствовали восторженно, хотя никто из них не имел ни малейшего представления о том, может ли эта затея привиться на русской почве. Французский публицист Мерсье тогда писал:
Заря благоденствия рода человеческого занялась на севере. Повелители вселенной, законодатели народов, спешите к полуночной Семирамиде и, преклонив колена, поучайтесь: она первая учредила Совестный суд!
Сама «Семирамида» подобными комплиментами была польщена, но в отличие от Мерсье понимала, что это всего лишь эксперимент и он совсем не обязательно закончится удачей.
Так и произошло. Реальный результат деятельности Совестных судов оказался скромным. Как правило, та сторона, что чувствовала за собой правоту, от Совестного суда не отказывалась, но вот виновная сторона предпочитала обычные судебные инстанции, где было меньше «совести», но больше юридического крючкотворства, а истина далеко не всегда торжествовала.
Граф Никита Панин и его Северная система
Успехи Екатерины II на внешнеполитическом фронте выглядят убедительнее. К моменту ее воцарения положение в Европе было неясным, прежние союзы, обязательства, доктрины оказались разрушены Семилетней войной. Возникла та редкая ситуация, когда можно легко менять внешнеполитические ориентиры, мириться с прежними врагами, завязывать новую политическую интригу.
Правда, неизменными оставались некоторые геополитические факторы, из века в век влиявшие на русскую внешнюю политику. На севере все еще требовала внимания Швеция, на западе – польская проблема, а на юге по-прежнему доминировала тогда еще мощная Османская империя. Здесь России приходилось терпеть крайне неприятное соседство – воинственных крымских кочевников, которым оказывала покровительство Турция.
Как тогда говорили русские, Крымское ханство – это последняя огнедышащая голова трехглавого змея, издавна досаждавшего России. Первую голову змея русские отсекли в 1380 году в ходе Куликовской битвы, разбив татар. Вторую отрубил царь Иван Грозный в 1552 году, покорив Казань. Третью голову (об этом речь пойдет чуть позже) отсек князь Потемкин.
Пока Екатерина вырабатывала свою линию, различные европейские державы внимательно наблюдали за происходящим в Петербурге, определяя собственный курс по отношению к новой российской власти.
Граф Мерси-Аржанто докладывал в это время австрийскому канцлеру графу Кауницу о своей беседе с графом Бестужевым:
Бывший канцлер [Бестужев] сказал между прочим, что он лично всегда был предан… эрцгерцогскому дому и весьма желал бы видеть прежнее тесное согласие между обоими императорскими дворами восстановленным… Но при этом он не хочет скрыть от меня искренность своего убеждения, что наш двор более нуждается в здешнем, чем последний – в нашем. Россия сама по себе настолько крепкое государство, что может обойтись без всякой иноземной помощи. Что же касается до прусского могущества, то он, граф Бестужев, признает, что… для России, по-видимому, не могут произойти от сего особенно вредные последствия.
Учитывая, что Бестужев, хотя и находился уже в отставке, был прекрасно осведомлен о реальном ходе дел в стране, приведенное заявление очень напоминает блеф. Либо следует допустить, что бывший канцлер видел в лице новой императрицы необычайно талантливого администратора, способного в кратчайшие
сроки исправить положение.Дело в том, что разговор Бестужева с австрийцем происходил в то самое время, когда Екатерина безуспешно пыталась занять в Голландии денег, чтобы заполнить пустую казну, когда армия, по словам самой императрицы, была расстроена, все крепости развалены, а смотр Балтийского флота выявил множество недочетов. Корабли наезжали друг на друга, пушки палили мимо, снасти на каждом шагу ломались. Как считала сама императрица, ей нужно не менее пяти лет мира, чтобы привести российские дела хотя бы в относительный порядок.
Если австрийцы только зондировали почву, то французы для себя уже всё решили, российский беспорядок их вполне устраивал. Более того, они пытались ему еще и поспособствовать. Поручение Людовика XV своему посланнику барону Бретейлю говорит само за себя:
Цель моей политики относительно России состоит в удалении ее, по возможности, от европейских дел… Вы должны поддерживать все партии, которые непременно образуются при этом дворе. Только при господстве внутренних смут Россия будет иметь менее средств вдаваться в виды, которые могут ей внушить другие державы. Наше влияние в настоящую минуту может быть полезно в том отношении, что даст благоприятный оборот всем польским делам и переменит тон, с каким петербургский двор обращается к этой республике. Будущее влияние должно воспрепятствовать России принимать участие в войне против меня, против моих союзников и особенно противиться моим видам в случае королевских выборов в Польше.
В данном фрагменте нет упоминания о делах шведских и турецких, но в принципе точно так же, как и в Польше, Париж и здесь делал все возможное, чтобы помешать России.
Забегая вперед, можно легко заметить, что прогноз Бестужева, высказанный им в беседе с австрийцами, столь похожий на блеф, тем не менее полностью оправдался. А вот планы Франции провалились, причем по всем направлениям.
Заслуга Екатерины здесь очевидна. В короткое время она смогла навести в стране относительный порядок, во всяком случае в казне начала иногда звенеть монета, корабли перестали наезжать друг на друга, а пушки стали попадать в цель. Но, может быть, самое важное – Россия сосредоточилась наконец на своих собственных интересах.
Одним из главных архитекторов российской внешней политики того периода считается президент иностранной коллегии граф Никита Иванович Панин. Именно ему обычно приписывают идею создания так называемой Северной системы, или Северного союза, который объединил бы государства севера Европы в противовес коалиции южных держав – Франции, Австрии и Испании.
В северный блок должны были в качестве активных членов войти Россия, Пруссия и Англия. Задача остальных, второстепенных, членов союза (Швеция, Дания, Польша, Саксония и ряд других) выглядела скромнее, в случае обострения ситуации они лишь сохраняли нейтралитет. Правда, авторство Панина в этом вопросе оспаривали, и не без оснований, многие, в том числе и англичане. Приблизительно с теми же мыслями в 1764 году выступал и русский посол в Копенгагене Корф. Идея действительно витала в воздухе, Панин лишь одним из первых ее уловил.
Объясняя, в чем заключалась для России выгода подобной системы, историки излагают суть вопроса примерно так. Пруссия, согласно плану Панина, должна была помогать России в польских и турецких делах в обмен на помощь против Австрии. Англия по тому же плану содействовала российским интересам в Швеции и Турции в обмен на русскую помощь в случае столкновения с Францией и Испанией.
При таком раскладе русские интересы явно перевешивали. В то время как для Петербурга вопросы взаимоотношений с Турцией, Польшей и Швецией действительно являлись взрывоопасными, возможность втянуть Россию в какую-то европейскую драку во исполнение ее собственных союзнических обязательств оставалась минимальной. Вооруженный конфликт между Австрией и Пруссией или Францией и Англией был в то время маловероятен.