Россия и Запад
Шрифт:
…Тема «ухода» меня, как Семенова, мучила, — признается впоследствии Белый, — <…> мы говорили о том, что, быть может, уйдем; но — куда? В лес дремучий? [446] .
Белый способен был признать индивидуальный путь Семенова путем спасительным, путем святости, но в отношении собственной личности — осознавал, что такой путь привел бы его «в лес дремучий».
Последнее, недатированное, письмо Семенова к Белому — всего лишь небольшое дополнение к переписанному им тексту Толстого («Что я здесь брошенный среди мира этого?..»):
446
Белый Андрей. Начало века. С. 333.
Сегодня раскрылся мне этот псалом Толстого и так захотелось вдруг послать его Вам, мой бедный, дорогой брат. Примите это как тайное желание мое сблизить Вас с этим братом. Так думалось, что именно он Вам теперь нужен.
Вычеркнуты все ненужные и неискренние слова. Мне так трудно писать.
Вычеркнуто двенадцать рукописных строк. Знаменательное завершение начатого в 1903 году отрывочного эпистолярного текста: слово капитулирует перед молчанием.
Бродский и Израиль
As for the drug charges, they make sense only as a spinoff of the Marxist dictum that
447
New York Review of Books. Vol. 28. № 15. 1981 October 8.
____________________
Примечание первое: Недолет
31 декабря 1971 года консульский отдел иерусалимского МИДа выдал Иосифу Бродскому разрешение под номером 22894/71 на въезд в Израиль в качестве иммигранта. Отправителем значился некто Яаков Иври, проживающий на ул. Мордей Агетаот, 24, в городе Реховот. Родственная связь приглашающих с теми, кому в Советском Союзе направлялся вызов, как правило, была условной (впрочем, как и их имена); название улицы (букв. «Восставшие в гетто»), возможно, выбрано с умыслом и не без иронии. Посредничество между двумя государствами, разорвавшими дипотношения по случаю триумфального окончания Шестидневной войны 1967 года, осуществляло голландское посольство в Москве. Судя по транзитным документам, выданным Бродскому, его виза в Израиль была действительна на срок с 29 мая по 28 августа 1972 года. Выездную визу заверили в УВД Леноблгорисполкома; в графе «Цель поездки (в какое ведомство)» указали: «На постоянное жительство» — и впечатали дату, после которой — раздумай Бродский воспользоваться услугами международного Аэрофлота — у него должны были начаться «чрезвычайно горячие денечки»: 5 июня 1972 года [449] .
448
Приношу искреннюю благодарность за отклики и ценные комментарии, которыми по прочтении рукописи этой статьи со мной поделились В. Полухина, Е. Сошкин, Р. Д. Тименчик.
449
Документы ныне хранятся в американском архиве поэта: Joseph Brodsky Papers (GEN MSS 613). Beinecke Rare Book and Manuscript Library, Yale University (далее цит.: Brodsky Papers. Yale Archive). «Чрезвычайно горячие денечки» — цитата из беседы с офицером КГБ, состоявшейся 10 мая 1972 г. в ОВИРе, которую Бродский часто воспроизводил в интервью.
Рис. 1. Выездная виза И. Бродского на постоянное жительство в Израиле Из коллекции Йельского архива.
Через день после назначенного крайнего срока выдворенного в Вене уже ждал его кумир У. Х. Оден, а еще неделю спустя — краткая телеграмма («CAN YOU LAUNCH HERE NEXT SATURDAY SAME TIME DON’T BOTHER TO ANSWER UNLESS IMPOSSIBLE = AUDEN +») [450] . До конца августа теоретически можно было успеть навестить дядюшку Иври, но европейские газеты уже печатали изображение «жидовской морды» изгнанника (собственное по этому случаю выражение И.Б. [451] ), и судьба взяла совсем другой поворот.
450
Correspondence. Brodsky Papers. Yale Archive.
451
Бродскому посчастливилось наблюдать Одена вблизи в течение четырех недель их интенсивного общения; как будто снижая пафос или значимость этой связи, младший собеседник описывает старшего решающим в самолете «немецкий кроссворд в австрийской Die Presse, украшенной моей Jewish mug» (В письме к Л. Лосеву; цит. по: Лосев Л. Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии. СПб.: Вита Нова, 2010. С. 287).
Итак, «особых загадок судьба [Бродского] не оставила — разве что два туманных „несобытия“: неприезд в Ленинград и не-приезд в Израиль. Так сказать, на родину — и на „историческую родину“» (А. Г. Найман) [452] . Близкий Бродскому поэт, друг молодости А. С. Кушнер разделяет удивление: «Он даже ни разу не посетил Израиль, Иерусалим, чего я, по правде сказать, не понимаю» [453] . Недруги в эмиграции отреагировали на парадокс еще хлеще: в романе «Скажи изюм» В. П. Аксенова фотогений Алик Конский, несправедливо едкая карикатура на Бродского, перед самым отъездом из России оказывается вовсе не евреем: «не только в паспорте, но и по всем бумагам выходит — грек! Вот откуда античные-то мотивы пошли!.. Так или иначе выездная виза выписана была в Израиль…» [454] . Когда спустя пять лет после переезда в Новый Свет Бродский будет получать документы для натурализации в Мичигане, в графе «страна бывшего проживания» так и запишут что-то вроде «безродного космополита» (stateless) [455] .
452
Найман А. [К десятой годовщине смерти И. Бродского в авторской рубрике «Взгляд частного человека»] // Еврейское слово. 2006. № 3 (276). Цит. по: http://www.e-slovo.ru/276/nayman.htm.
453
Кушнер А. С. «Здесь, на земле…»// Тысячелистник. СПб.: Блиц, 1998. С. 309. Ср. далее: «Религиозным человеком в настоящем смысле этого слова Бродский не был… С Господом Богом у него были свои интимные, сложные отношения, как это принято в нашем веке среди интеллигентных людей. С раздражением он говорил мне об одном общем нашем приятеле, при первой встрече с ним в США после многолетнего перерыва сказавшем: „Иосиф, вы уже не мальчик, пора подумать о душе. Вам надо креститься“. Но каждое стихотворение поэта — молитва, потому что стихи обращены не к читателю» (Там же).
454
Аксенов В. П. Скажи изюм. Ann Arbor: Ardis, 1985. С. 191. О конфликте Аксенова и Бродского, последовавшем в связи с отрицательной внутренней рекомендацией, данной последним издателю Роджеру Страусу, который рассматривал возможность публикации английского перевода аксеновского романа «Ожог», см.: Лосев Л. Иосиф Бродский. С. 335. Небольшую переписку с Аксеновым, отразившую основную канву их отношений, включая и сам разрыв, Бродский сохранил (см.: Brodsky Papers. Yale Archive).
455
Американские евреи чутко реагировали на терминологию; так, 28 июля 1972 г. в детройтской газете «The Jewish News» появилась редакционная статья об изгнании Бродского из СССР; в ней, в частности, утверждалось, что поэта в ультимативной форме заставили покинуть страну из-за его национальности. Читательница по имени Беверли Левей (Beverly Levey) прислала опровержение: «Бродский не был изгнан потому
что он был рожден евреем, а за то, что как писатель он был недостаточно лоялен по отношению к коммунистическому режиму. Советское правительство очень даже принимает в расчет мировое мнение, и в этом причина того, что евреям позволяют уезжать в Израиль в неслыханных до сих пор количествах. Нам хотелось бы сохранить нынешнюю тенденцию, поэтому я призываю к осторожности в формулировках, дабы советские власти не навредили нашим братьям» (Brodsky’s Expulsion. Letter to Editor. The Jewish News. August 1972).Примечание второе: Израиль до Израиля
На волне сионистского движения в середине 1960-х годов в Ленинграде образовался ряд нелегальных кружков, где преподавались иврит и еврейская история (впрочем, поэтические вечера с участием самого Бродского в иных доносах тоже характеризовались как «сионистские сборища» [456] ). В категорию «сионистов» в советской действительности мог угодить любой инакомыслящий, не только системный оппозиционер [457] . Давид Черноглаз, активист одного из таких подпольных объединений, попросил через третьих лиц о согласии Бродского на перевод и публикацию его новых стихов в Израиле. Поэт без промедления выдал целую подборку, которая через несколько месяцев действительно появилась в израильской печати — в престижном литературном альманахе «Мазнаим» («Весы»), основанном в 1928 году Х.-Н. Бяликом [458] . Поскольку вручить автору гонорар за иностранную публикацию было нереально, Бродскому предложили прислать посылку. По свидетельству Эстер Вейнгер, он
456
В пространном рапорте В. Щербакова по поводу собрания в Доме писателей (Ефимов И. Нобелевский тунеядец: о Иосифе Бродском. М.: Захаров, 2009. С. 13).
457
Ср. подпись в юмористическом послании С. Довлатова В. Уфлянду: «Серёжка Докладов, импреСИОНИСТ, экспреСИОНИСТ, поэт эпохи ВОЗРАЖЕНЬЯ» (1990). Цит. по: Уфлянд В. «Если Бог пошлет мне читателей…». СПб.: Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ, 1999. С. 66.
458
Перевод с русского языка трех стихотворений, в том числе «Еврейского кладбища», принадлежал Эзре Зусману («Шлоша ширим: Хаган — Бейтолам йегуди — Багир миреглав хайа ракиа шахор» // Мазнаим. 1966. № 23 (2). С. 124–125). Зусман, переводчик «Реквиема» Анны Ахматовой и стихов Пастернака на иврит, переложил для ивритоязычного читателя и другие произведения Бродского (см.: «Akedat Isaak» («Жертвоприношение Исаака»]. Тель-Авив: Экед, 1969). Подробнее об Эзре Абрамовиче Зусмане (1900–1973; о нем, писавшем под псевдонимом Александров до того, как в 1922 году он уехал из России в Палестину, с восторгом отзывался Эдуард Багрицкий) см.: Тименчик Р. Д. Деталь двойного назначения // Лехаим. 2006. Май. № 5 (169).
явно обрадовался, что стихи его переведены на иврит и напечатаны в Израиле. Даже спросил меня, как они звучат на иврите, но я не могла ничего ему сказать, так как иврита не знала. От посылки Иосиф отказался. «Почему? — спрашиваю. — Живете вы трудно, а посылка — пусть небольшая, но помощь». — «Нет, не надо. Это мой скромный подарок Израилю», — ответил Иосиф и добавил что-то о своем хорошем отношении к еврейскому государству [459] . К сожалению, я не запомнила его слова. Израиль ему нравился, но извне, как стороннему наблюдателю. Позднее, когда я — опять по просьбе Давида — спросила Иосифа, не хочет ли он получить вызов из Израиля, он даже не удивился. Но отказался. А затем, помолчав минуту, добавил: «Знаете, меня пригласили в Югославию». Мне казалось, в глубине души он верил в положительный ответ [на просьбу о выезде] [460] .
459
Существует и совершенно иная версия реакции Бродского. По свидетельству Омри Ронена, Зусман незадолго до своей смерти успел отправить поэту в Америку приветственное письмо и экземпляр книги переводов (сообщение автору, 23 февраля 2011 г.). В ответ Бродский пожаловался на то, что перевод был издан якобы без его разрешения, при этом требовал от переводчика гонорар за публикацию; общий тон послания сильно задел Эзру Зусмана. Не способствовала установлению диалога и показанная Зусману заметка в журнале «Тайм», где Бродский использовал презрительный термин, ассоциировавшийся с борьбой против еврейской эмиграции в конце 1930-х гг. в Австралии: «Попивая кока-колу в венском кафе, крепкий, рыжеволосый молодой поэт ухмыляется, откалывая каламбур английски: „Я не беженец и не бе-жиденец“». В оригинале: «Drinking Coca-Cola in a Vienna cafe, the sturdy, red-haired young poet grinned while cracking a pun in English: „I’m neither a refugee, nor a refu-Jew“» («Soviet Union: A Poet’s Second Exile» // Time. 1972. June 19).
460
Вейнгер Э. «Не усложняйте мне жизнь…» // Иерусалимский журнал. 1999. № 2. С. 186. Вейнгер родилась в Ленинграде; с 1973 г. живет в Иерусалиме, работала журналистом на радиостанции «Коль Исраэль».
Серьезная публикация стихотворений Бродского на иврите отдельной книгой состоялась посмертно: в 1997 году в тель-авивском издательстве «Двир» вышел сборник «Иосиф Бродский: Стихи первые и последние» («Shirim rishonim ve-aharonim») в переводе Аминадава Дикмана и со вступительной статьей Романа Тименчика [461] .
Примечание третье: Рядовой Бродский, неудачная мобилизация
Другой любопытный эпизод из биографии Бродского, связанный с Израилем, до недавнего времени был известен меньше и, вероятно, сошел бы за анекдот, если бы не совпал в деталях по двум разным источникам. Вейнгер вспоминает, как в 1978 году, уже будучи израильтянкой, она посещала Нью-Йорк и Бродский повел ее в китайский ресторан в Чайна-таун:
461
Другие публикации И. Бродского на иврите включают прозу в пер. с англ. Гиоры Лешем — «Меноса мибизантион: масот» (Тель-Авив: Сефрият Поалим, 1992) и недавний сборник «Бродски хотем майм» (Иерусалим: Магнес, 2010) в переводах с комментариями Леи Довев и Эйтана Бен-Натана.
Заказал неизвестные мне блюда. Так много, что съесть их мы были не в состоянии. В ресторане мы просидели довольно долго. Иосиф вдруг начал расспрашивать меня об Израиле. О нашей там жизни. «Когда-нибудь я обязательно приеду к вам, — сказал он, — хотя в Израиль меня не тянет». В его голосе я почувствовала обиду. «Вы уже были в стране? — спрашиваю. — Что-то произошло там?» — «Нет, не был. Но Израиль меня обидел». — «Как?» — изумилась я. — «Когда началась война Судного дня, — сказал Иосиф, — я хотел поехать добровольцем на фронт. Но в израильском посольстве мне отказали». — «Правильно сделали, — не сдержалась я. — Поэтам на войне не место». — «Вы, действительно, так думаете?» — серьезно спросил меня Иосиф. Я горячо стала убеждать его, что он не прав, что в израильском посольстве поступили абсолютно правильно, что воинов без него хватает [462] .
462
Вейнгер Э. «Не усложняйте мне жизнь…». С. 188.
По возвращении в Иерусалим Вейнгер получила письмо от Иосифа, в котором он просил написать ему
действительно предлинное письмо: про город-герой и про Землю Обетованную. Название для сказки. Вы мне, Эстер, больше, чем друг. Вы мне — весь Литейный; так что отпишите как следует за виту нову, ибо Вашими глазами — это почти что своими [463] .
Факт милитаристско-патриотической вспышки Бродского подтверждается признанием другому приятелю, швейцарскому слависту Шимону Маркишу:
463
Там же.