Россия молодая

Поднявшись на борт «Золотого облака», Уркварт скорым шагом дошел до своей каюты, велел заварить себе кофею покрепче и позвать боцмана немедленно.

— Коли еще раз замыслите вы нечто подобное тому, что замыслили с Большим Иваном, — дребезжащим от бешенства голосом молвил шхипер, — то живым вашего собеседника отпускать от себя не смейте, ибо оба мы с вами нынче на волоске висим, понимаете ли? На эдаком волоске от смерти в застенке. Понимаете ли?

Дель Роблес молчал, с издевкой поглядывая на струсившего шхипера.

— Вон! — крикнул Уркварт.

Испанец вышел.

Уркварт достал из резного шкафчика флакон с успокоительным левантийским бальзамом, накапал в чашку, выпил и, позабыв про кофе, поехал с Цаплей на городской берег, где у стены Гостиного двора прогуливался широкоплечий человек в черной одежде лекаря — Дес-Фонтейнес, как звали его архангельские иноземцы.

— Гере шхипер чем-то расстроен? — насмешливо спросил лекарь.

— Я прошу вас именем бога: нигде и никогда не называйте меня гере! — взмолился Уркварт. — Моя жизнь в опасности…

— Я скорблю вместе с вами, если это так, как вы говорите! — усмехнулся лекарь. — Что же случилось?

Шхипер рассказал. Дес-Фонтейнес пожал плечами.

— Ваш боцман хотел выслужиться перед шаутбенахтом помимо меня, — сказал он спокойно, — и попался. Не знаю, зачем понадобилось ярлу Юленшерне проверять те сведения, которые он получает от меня. Вы имели честь беседовать с ярлом в Стокгольме?

— Я был ему представлен! — ответил Уркварт.

— Для чего?

— Ярл Юленшерна сомневается в том, что московиты строят флот. Они строят кар-ба-сы, — так изволил выразиться ярл шаутбенахт…

Дес-Фонтейнес молчал. Молча он распахнул перед шхипером калитку своего двора. Два черных пса датской породы оскалились на Уркварта, Дес-Фонтейнес ласково им посвистал.

В доме лекаря было чисто, пахло бальзамами и лекарственными травами, на столе стоял вываренный череп, возле него две витые свечи. Уркварт полистал книгу в переплете из телячьей кожи, сочувственно спросил:

— Вам приходится изучать медицину, гере премьер-лейтенант?

Дес-Фонтейнес улыбнулся одними губами.

— Звание лекаря дает мне возможность бывать везде, где я хочу, — ответил он. — Нынче я пользую братьев Бажениных, когда они хворают, и часто посещаю новую верфь на Вавчуге. Садитесь, гере шхипер…

Уркварт сел в удобное кресло. Певчие птицы весело перекликались в своих клетках, солнечные блики переливались в изразцах.

— Вы славно живете! — сказал шхипер.

— В моем доме ничего не должно напоминать мне Московию и московитов. Ничего и никогда. Я постарался так убрать свое жилище, чтобы хоть стены и обстановка здесь напоминали мне нашу добрую Швецию…

Он вдруг спросил:

— Как здоровье его королевского величества?

— Его королевское величество, гере, да продлит господь его дни, не слишком хорошо себя чувствует. Он очень болен, и только провидению известно, увижу ли я его по возвращении…

— Вот как?

— Да, вот так…

— А что слышно о наследнике?

Уркварт налил себе светлого пива, сладко вздохнул:

— О-о, гере, наш будущий король наполняет глубокой радостью сердца своих подданных. Умные люди толкуют, что даже теперь видно, как наш Карл Двенадцатый прославит свое отечество…

— Из чего же это видно?

— Это видно прежде всего из характера его королевского высочества. Это, гере лейтенант, видно из той беспримерной смелости, с которою он так недавно промчался на диком олене по улицам нашей славной столицы. Кстати, насчет этого оленя: они побились об заклад — принц Фридрих Гольштейн-Готторпский и наш славный Карл. Шутка ли проскакать на диком олене по улицам Стокгольма, да еще мальчику…

— Да, это не шутка! — серьезно сказал Дес-Фонтейнес.

— Он очень, очень храбр, наш будущий король! — воскликнул шхипер. — Рассказывают, что, напоив рейнским вином допьяна дикого медведя, он вступает с ним в единоборство. Особое внимание его высочества направлено на то, чтобы закалить себя. Для этого он студеными зимними ночами спит на сене в конюшне своего дворца. Более того, гере лейтенант: дворцовая челядь рассказывает, что среди глубокой ночи он встает со своей кровати для того, чтобы лечь на пол в одной сорочке. На каменный, холодный пол…

Лекарь искоса посмотрел на Уркварта, но не выразил своего одобрения. Он молчал, и по его темному, бесстрастному лицу совершенно нельзя было понять, о чем он думает.

— Вот каков наш наследник! — воскликнул Уркварт. — Но это еще не все. Известно, что он чрезвычайно любит игру в солдатики. Известно также, что он часто рассматривает прекрасный рыцарский роман «Гедеон Фон-Максибрандер». Там много картинок, отличных картинок, изображающих разные подвиги…

— Вы рассказали мне много интересного, чрезвычайно много! — произнес лекарь. — Я ведь тут просто ничего не знаю…

Он разлил пиво в кружки, подул на пену, заговорил не торопясь:

— Теперь о деле, гере шхипер. Как я понимаю, вам доведется иметь честь по возвращении видеть ярла шаутбенахта. Думаю, что вам, как и мне, теперь уже понятно, что царь приезжает в Архангельск во второй раз не только для забавы…

Уркварт слегка шевельнул одной бровью.

— Здесь, на Беломорье, проживают истинные мореходы, — продолжал Дес-Фонтейнес. — Вы тут не в первый раз и сами это отлично знаете. Надеюсь, что вы подтвердите мое мнение ярлу шаутбенахту… Я уже писал в Стокгольм, что умный и деятельный воевода князь Апраксин выстроил новую верфь близ города Архангельска, в Соломбале. Выше по Двине деятельно работает верфь Бажениных. Ярл шаутбенахт имеет присланный мною чертеж обеих верфей. Нынешний приезд в Архангельск царя Петра и его многочисленные беседы о будущем кораблестроении еще более укрепляют мои мысли о том, что недалек тот час, когда московиты выйдут в море. Я прошу вас, гере шхипер, подтвердить в Стокгольме мои предположения…

Уркварт откинулся на спинку кресла, ответил не сразу:

— Если они и выйдут в море, то нескоро, гере премьер-лейтенант! Очень нескоро. Так думают в Стокгольме, так думаю и я.

Лицо Дес-Фонтейнеса напряглось, взгляд сделался холодным.

— В Стокгольме должны знать правду, а не то, что хочется знать…

— У русских никакого флота еще нет, гере премьер лейтенант!

— Но, черт возьми, у них есть моряки, вот что главное.

— У них еще нет кораблей.