Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)

В целом же введение института городовых приказчиков являлось предзнаменованием грядущего падения всей системы кормлений и засилья феодальной аристократии в местном аппарате.

«Великий князь всеа Руси» Василий Иванович, сын Ивана III и племянницы последнего византийского императора Константина IX Зои (Софии) Палеолог, вступил на престол вполне зрелым человеком, умудренным большим жизненным опытом. Уже из хода острой придворной борьбы 1497–1502 гг. он извлек для себя важные уроки.

Главным из них был тот, что за власть нужно бороться. Если для его отца, Ивана III, подобного вопроса по существу не вставало, а его державных прав никто не оспаривал, то иное дело Василий Иванович. Его утверждение на престоле при жизни законного наследника Дмитрия Ивановича, заключенного в темницу, не было освящено силой традиции. Да и позднее — до 1530 г. — у него не было прямых наследников, что ставило под угрозу судьбу династии. Отношения Василия Ивановича с его удельным братом Юрием все время оставались напряженными, и великий князь мог опасаться, что его дмитровский брат заявит свои претензии на престол и устранит его с политической арены так же, как сам Василий поступил со своим племянником Дмитрием.

Не было спокойно и в недавно присоединенных землях Северщины, где фактически распоряжались князья-вассалы Василий Стародубский и Василий Шемячич, а Литва не отказывалась от своих притязаний на их владения. Словом, в таких условиях для Василия III становилось задачей № 1 не присоединение новых земель к Москве (она была главной для Ивана III), а укрепление великокняжеской власти.

Познав и опалу, и возвышение, княжич Василий уже при жизни своего отца стал знаменем определенной политической группировки, которую он поддерживал и позднее на протяжении всех лет своего правления. Это были «дети боярские», т. е. рядовая масса русского дворянства, жаждавшая получить новые пожалования и привилегии за счет феодальной аристократии. Понял Василий Иванович и то, что все остальные союзники его — только временные попутчики, которых можно использовать во внутриполитической борьбе тогда, когда их интересы совпадают с планами самого великого князя.

В первый период правления Василий III в борьбе с удельными братьями и феодальной аристократией опирался на преданный ему круг представителей старомосковского боярства, выражавших интересы широких кругов дворянства. Брак с Соломонией Сабуровой из старомосковского рода боярского Сабуровых — Годуновых символизировал рту политическую программу великого князя. Однако, будучи устранены от реального участия в решении общегосударственных дел, служилые северские да и другие княжата в силу неизжитости черт феодальной обособленности русских земель сумели укрепиться на местах: одни в своих полууделах, другие в качестве наместников-кормленщиков. Создавалось такое положение, когда великий князь вынужден был считаться с их волей и требованиями.

В значительной мере поэтому во второй период княжения Василий III (с 20-х годов XVI в.) приблизил к себе представителей княжеской знати. Второй брак московского государя, на этот раз с княгиней Еленой Глинской, принес с собой и крутой поворот в политической линии Василия III. Женитьба государя Северо-Восточной Руси на представительнице княжат Руси Юго-Западной символизировала установление династического единства русских земель в рамках единого государства. Великий князь должен был отныне в большей мере, чем раньше, считаться с могуществом княжеской аристократии, связанной теперь с ним прочными родственными узами.

Восстановление Старицкого удела и усиление влияния иосифлян на московского государя в 20-х — начале 30-х годов XVI в. также свидетельствовали об отступлении великого князя от принятого ранее политического курса. Таким образом, борьба за власть между различными группировками княжеско-боярской знати в малолетство Ивана IV была подготовлена возвышением княжеской аристократии во второй период правления его отца.

К сожалению, сохранившиеся источники не позволяют отчетливо представить себе характер Василия Ивановича. Но черты его как государственного деятеля рисуются в них более или менее отчетливо. Это был осторожный и трезвый политик. Человек эпохи Возрождения, Василий III сочетал в себе горячий интерес к знанию с макиавеллизмом честолюбивого правителя. Показная набояшость прекрасно уживалась в нем с готовностью пожертвовать церковными традициями во имя государственных интересов, которые он отождествлял с особой великого князя всея Руси. В отличие от своего сына Ивана Грозного Василий III редко прибегал к казням своих политических противников, карал, как правило, своих вельмож только опалами за те или иные проступки. В опале, впрочем, побывали многие из его окружения. Среди них были и представители княжеской знати и боярства (князья М. Л. Глинский, И. Ф. Бельский, Д. Ф. Бельский, В. В. Шуйский, А. М. Шуйский, И. М. Шуйский, Ф. М. Мстиславский, И. М. Воротынский, И. Ф. Овчина Телепнев-Оболенский, С. Ф. Курбский, Б, И. Горбатый). Тут были и татарские царевичи (Абдул-Латиф и Шигалей), и представители старомосковского боярства (окольничий И. В. Ляцкий, М. А. Плещеев), фавориты (И. Ю. Шигона Поджогин), казначеи и дьяки (Т. Долматов, И. Телешов, Юрий Траханиот). Одна казнь совершена была в Москве — над нетитулованным придворным И. Н. Берсенем Беклемишевым. Да окончили свои дни в заключении Дмитрий-внук, князь Василий Шемячич, князь В. Д. Холмский, и находились в монастырях под надзором Соломония Сабурова, Максим Грек и Вассиан Патрикеев.

Конечно, объяснять эти опалы только дурным характером или мнительностью Василия III было бы ошибкой. Речь шла об определенной линии, направленной на подчинение феодальной аристократии великокняжеской власти. Поэтому, как правило, опалы были кратковременны, но они кончались только после того, как «провинившиеся» лица давали крестоцеловальную запись в верности или за них ручались другие представители придворной знати, составлявшие соответственные поручные записи.

Василий III умел не только «опаляться», но и подбирать вокруг себя умных и исполнительных дельцов, от которых прежде всего требовалась личная преданность великому князю. Кузницей таких кадров был по преимуществу княжеский дворец. Наиболее верные сподвижники Василия III выходили из среды старомосковского боярства (братья Челяднины, Давыдовы, Захарьины), а также из дьячества (дьяки Ф. Мишурин, Е. Цыплятев, Меншик Путятин и др.). Фаворитом великого князя был тверской дворянин Шигона Поджогин. Василий III не чурался иноземцев. В его непосредственное окружение входили греки (казначей Юрий Траханиот, печатник И. И. Третьяков), немцы (доктор Н. Булев), итальянцы (зодчий Петрок Малый и др.). Прислушивался московский государь к советам высокообразованных людей из своего окружения с довольно разными взглядами на жизнь. Здесь были и дипломат-гуманист Федор Карпов, и образованные администраторы Д. Герасимов (близкий к иосифлянам), московский дьяк Мисюрь Мунехин, новгородский дьяк Я. Шишкин, ученейший грек Максим Святогорец, пламенный публицист Вассиан Патрикеев. Василий III охотно выслушивал их советы, но решал, как ему поступить, по собственному усмотрению.

Еще с юных лет Василий Иванович связал свою политическую судьбу с воинствующими церковниками — иосифлянами. Но, поняв значение тесного союза с воинствующей церковью для идеологического укрепления престижа великокняжеской власти, Василий III не склонен был превращаться в послушного исполнителя воли высших иерархов церкви. Наоборот, играя на противоречиях иосифлян и нестяжателей, он сумел сделать митрополита Даниила верным проводником правительственных предначертаний. Если для своего правительственного аппарата Василий III стремился найти наиболее способных дельцов, то на должности церковных иерархов Василий III выдвигал главным образом преданных ему лиц, не отличавшихся ни инициативой, ни какими-либо другими личными качествами. Он понимал, что церковь сохраняла элементы независимого положения в государстве, и боялся повторения печального опыта с новгородским архиепископом Серапионом, когда Василию III пришлось уступить этому своенравному и волевому владыке. Но после смерти Серапиона свыше 10 лет новгородская архиепископия была лишена пастыря. Да и в реальной иммунитетной политике Василий III в первой половине княжения не склонен был идти навстречу требованиям церковно-монастырских деятелей, допуская исключение только для тех монастырей, которые являлись надежной опорой в его сложной политической игре.

Василий III оставался всю жизнь врагом еретического вольномыслия. Но в его окружении было немало людей с несомненными гуманистическими взглядами и интересами. Развитие медицины, астрономии, строительной техники осуществлялось при явном покровительстве великого князя, несмотря на дружное противодействие новым идеям как иосифлян, так и нестяжателей.

Внешнеполитические взгляды Василия III, отразившиеся в русской дипломатической практике первой трети XVI в., показывают нам московского государя как дальновидного политика. Его внешняя политика отличается продуманностью и целеустремленностью, умением использовать международную обстановку для проведения в жизнь военных акций.

На западных рубежах основной целью политики Василия III было сохранение громадных территориальных приобретений, которые были сделаны в конце XV — начале XVI в. (а позднее и присоединенного Смоленска). Эти земли стремилось отобрать у России Великое княжество Литовское. Однако позиция московского великого князя, все время выдвигавшего предложение о мире, ставила его в очень выгодное положение и приносила крайние затруднения правителям Великого княжества Литовского, вынужденным прибегать к активным наступательным акциям, хотя для этого у них не было реальных средств. Литовская проблема для России была в первую очередь дипломатической, а не военной. Московская программа могла быть реализована только при условии создания выгодного соотношения сил на международной арене. К чести московского правительства можно сказать, что оно с этой задачей вполне справилось. Ему удалось заставить служить своим интересам Империю и Папскую курию, которые рассчитывали добиться участия Москвы в антитурецкой лиге. Союзником России был Прусский орден, злейшим врагом которого была Польша. Дружественные связи соединяли Василия III с молдавским господарем Петром Рарешем. Естественным союзником московского государя стала Дания. Мирные добрососедские отношения установились с Ливонией и Швецией. Все это стало возможным благодаря совершенно реалистическим планам правительства, правильному пониманию возможностей страны в конкретно сложившейся международной ситуации. Василий III обычно не обольщался несбыточными надеждами и старался добиться реальной цели. Этим он отличался в лучшую сторону от многих современников (в частности, от императора Максимилиана и папы Климента), да и от собственного сына Ивана IV, который нередко ставил перед собой широкие, но невыполнимые задачи. Василия III не прельщали перспективы получения пышного титула из рук папы, он предпочитал добиться присылки на Русь иноземных мастеров-архитекторов, ученых, медиков, артиллеристов.

На Востоке Василий III трезво оценил возросшее военно-политическое могущество Турецкой империи. Поэтому он не только уклонялся от участия в антитурецких авантюрах, но и всячески стремился к установлению союзнических отношений с султаном, которые кроме всего прочего облегчали ему взаимоотношения с Крымом и Казанью. И только в связи с тем, что Турция в этот период была занята более важными для нее европейскими делами, в отношениях с Россией она ограничивалась торговыми сношениями, носившими к тому же нерегулярный характер. Московскому правительству, как правило, удавалось сохранять добрососедские отношения с Крымом, особенно при Менгли-Гирее. Зато по отношению к Казани был принят курс на ее полное подчинение Москве. Благодаря сложным дипломатическим переговорам и все усиливавшемуся военному превосходству России Казань прочно вошла в орбиту московской политики.