Россия: народ и империя, 1552–1917

Правление Николая завершилось в 1855 году: основная дилемма, стоявшая полвека назад перед Павлом, так и осталась нерешённой. Россия не смогла перестроить империю таким образом, чтобы дать достойный ответ на растущую притягательность национализма в Европе после 1789 года. Российская империя опаздывала, и это опоздание ставило её в опасное положение, что вскоре подтвердил исход Крымской войны. Для преодоления разрыва в культуре и мировосприятии между элитой и народом не было сделано ничего эффективного, к тому же появилась трещина между элитами и властью, чего раньше не было. Режим, упрямо цеплявшийся за идею самодержавия как талисман национального своеобразия, отступал, потому что больше уже не мог полагаться на поддержку даже тех, кто получил образование, чтобы служить этому режиму на самом высшем уровне.

Часть 3 Общественные классы, религия и культура императорской России

Глава 1. Дворянство

Государственная служба

Большую часть XVIII и XIX веков дворянство являлось главной опорой империи, единственным социальным слоем, воплощавшим её дух, ответственным за её защиту и управление. Дворянство доминировало при дворе и в канцеляриях, в армии, салонах и на балах, в театрах и лекционных залах, носило одежду империи и говорило на её языке. В определённом смысле империя была его родным домом: «Отечество нам — Царское Село», — писал Пушкин.

Но в то же время положение дворян было двусмысленным, ведь реформы Петра Великого подготовили для них две несовместимые роли: азиатских сатрапов и культурных европейских джентльменов. До Петра единого сословия знати не было, существовало несколько категорий «служилых людей», одни происходили от древних княжеских и боярских семей, предки других возникли из низов, благодаря службе первым царям. Пётр смешал эти категории, создав единое сословие, обязанное состоять на государственной службе, и в то же время создал базу для того, чтобы дворянство стало наследственно-привилегированным сословием, первым в российской истории.

Для большинства семей, даже княжеского происхождения, государственная служба всегда была желаемой, так как гарантировала сохранение статуса, доступ к власти и влиянию, без чего при существовавшей тогда традиции деления земельной собственности между всеми наследниками мужского пола главное богатство дворянских семей попросту исчезало бы. До конца XVII века, однако, существовала система, обеспечивающая особое положение аристократических семей и защищавшая их от конкуренции поднявшихся из низов выскочек, исполнявших все требования службы. Известная как местничество, подобная система позволяла членам определённого рода при поступлении на службу занимать посты не ниже тех, которые занимали предыдущие главы семьи — своеобразная попытка уравновесить прерогативы самодержца с притязаниями старинных родов.

Конечно, столь неуклюжая и громоздкая система не способствовала оптимальному использованию талантов. Время от времени царь нарушал правила ради того, чтобы назначить на государственную службу способных людей, но это рассматривалось лишь как исключение, а не регулярная практика. Тем не менее к середине XVII века такие назначения стали обычным делом, особенно в армии, когда речь шла о полках «нового строя». В 1682 году местничество отменили.

Целью «Табели о рангах», введённой Петром I в 1722 году, было заменить семейный статус критерием заслуг, определяемых образованием, достижениями и опытом. В знак нового подхода к делу Пётр начал выплачивать чиновникам жалованье. Похожие системы, регламентирующие прохождение гражданской службы, существовали во многих странах Европы, но ни в одной не охватывали всей гражданской, военной и судебной иерархии, ни в одной с такой полнотой не определяли социальный и официальный статус. По достижении восьмого из четырнадцати рангов, ранга «коллежского асессора» или эквивалентного ему, семья чиновника «в вечные времена лучшему старшему дворянству во всяких достоинствах и авантажах равно почтены быть имеют, хотя бы они низкой породы были».

Ранг определял стиль одежды, способ передвижения, численность прислуги, форму обращения. Человек, проезжавший по Невскому проспекту в слишком роскошной карете, должен был ответить за свою дерзость перед герольдмейстером.

Первым результатом реформ Петра на самом высоком уровне стало укрепление представителей старинных, богатых семей на самых престижных должностях, так как они могли обеспечить своим сыновьям хорошее образование и связи, необходимые для применения полученной квалификации с максимальной выгодой. Цель Петра состояла не в том, чтобы подорвать положение существующих элит, а в их обновлении посредством подготовки, зарубежного примера и опыта работы. Отсюда и требование, чтобы сыновья знати посещали школы, поступали в ученичество, проходили смотры и начинали службу с низших ступеней. На практике эти требования часто игнорировались — с помощью влиятельных покровителей младенцев записывали в какой-нибудь полк, где те числились проходящими службу: так, Андрей Болотов записался в свой будущий полк в десять лет, а уже через месяц, благодаря дружбе отца с фельдмаршалом, стал капралом. Таким образом, попадание в гвардейский полк обеспечивало высокий пожизненный статус, ведь гвардейские офицеры стояли на два ранга выше обычных, но конечно, без высокого покровителя в самом полку или при дворе сделать это было невозможно. Герой повести Пушкина «Капитанская дочка» попал в Семёновский полк, ещё находясь во чреве матери, и сумел «выйти в отставку» до окончания учёбы.

На низшем уровне знати петровские реформы открыли путь к увеличению и растворению сословия за счёт представителей более низких слоёв. И всё же поначалу результат оказался довольно ограниченный. В 1755 году из 189 чиновников восьмого и выше рангов 157 принадлежали к знати, и лишь ниже этого пункта выходцев из неблагородных сословий оказалось больше. Возможно, по этой причине, во избежание чрезмерного размывания благородного положения, шкалу, требуемую для его достижения, в 1845 году повысили до пятого ранга, а в 1856-м — до четвёртого.

Образование и культура

В определении социального статуса как высших, так и низших рангов решающее значение имело образование. Первоначально Пётр I подходил к образованию с чисто утилитарных позиций: так появились специальные навигационные, артиллерийские, медицинские, инженерные и другие школы, а также «цифирные школы», обучавшие грамотности и дававшие основы других знаний с уклоном в сторону математики. Но, несмотря на грозные указы Петра, знать некоторое время относилась к этим учреждениям с презрением.

Сопротивление стало ослабевать лишь после 1732 года, когда открылись кадетские корпуса, представлявшие собой прототип новой школы. В задачи этих заведений входила подготовка армейских офицеров и государственных чиновников, а выпускники автоматически начинали службу с первой ступени «Табели о рангах». Но подготовка не ограничивалась только военным профилем. В учредительной грамоте говорилось: ученики получат общее образование с теоретическими и практическими знаниями, необходимыми для гражданской или военной карьеры, а также овладеют этикетом и манерами, позволяющими не чувствовать себя чужаками в обществе европейской аристократии. Некоторые из выпускников впоследствии отличились в культурной, административной и военной сферах: например, группа Александра Сумарокова основала при дворе императрицы Елизаветы первый русский театр и ставила пьесы Расина, Мольера и Шекспира.

Со временем реформы Петра в области образования знать начала воспринимать как нечто необходимое. Знания, учёность, манеры поведения стали определяющим критерием отличия дворян от неблагородных сословий и от неучей собственного класса. В Россию XVIII века знания проникали главным образом из Германии, манеры заимствовались из Франции. В аристократические дома эти знания вносили нанятые за границей учителя, часть молодёжи получала образование в иностранных университетах. Таким образом, для закрепления своего положения знати приходилось приобщаться к чужой культуре. Более того, к культуре, поносимой многими соотечественниками как плод работы Антихриста.

К концу XVIII века многие дворянские семьи говорили на французском языке не только в обществе, но и дома, оставляя русский для общения со слугами, крепостными и совсем маленькими детьми. Конечно, русский оставался официальным языком, языком высокой литературы и (в славянском варианте) церковных служб, поэтому опасности вытеснения его из культуры и общения не существовало, но фактом остаётся и то, что в общественной и личной жизни дворянство восприняло образ жизни и язык, отдалившие его от большинства русских.