Россия: народ и империя, 1552–1917

В крохотном мирке деревни могли вызвать беспокойство и события имперского масштаба. Так, в 1796 году известие о воцарении на троне императора Павла дало толчок слухам о предполагаемом освобождении крепостных и спровоцировало волну беспорядков. Примерно такое же влияние оказывали нашествие Наполеона, восстание декабристов и неурожай в 1848 году, дополненный известиями о революции в Европе и особенно о крестьянском восстании в соседней Галиции, владении Габсбургской монархии.

Исследовавший подобные реакции крестьян Дэвид Мун пришёл к выводу, что они происходят на двух уровнях. Первый можно охарактеризовать термином «утопичный»: крестьяне ведут себя так, словно мир устроен в соответствии с их желаниями. Это своеобразный «предохранительный клапан для накопившихся чувств, психологическое исполнение желаемого»: такую функцию во многих обществах выполняют карнавалы. Другой уровень более практический: «воспользоваться ситуацией, сложившейся в результате каких-либо действий властей, чтобы достичь своих целей». Иногда крестьяне пытались по-своему интерпретировать законы или инструкции, что отчасти можно объяснить низким уровнем образования, а отчасти «намеренным непониманием». Источником возможных дезинформаций и преувеличений часто являлись слухи, представлявшие собой искажающие каналы связи и отражавшие не только реальность, но и крестьянские надежды и разочарования.

Примером подобного толкования крестьянами в свою пользу, «сознательного искажения» может служить реакция крестьян большинства регионов на отмену крепостного права в 1861 году. Было ясно — указ об освобождении вовсе не претворяет в жизнь крестьянское представление о воле. Крестьяне узнали, что не получат всю обрабатываемую ими землю, хотя это соответствовало бы их пониманию экономической справедливости, и что за то, что предлагается, придётся ещё долгое время платить.

Навстречу такому оскорбительному указу появились слухи, что царь даровал крестьянам подлинную волю, но помещики и чиновники, желая удержать власть, спрятали настоящую грамоту и заменили фальшивой. По сообщению генерала Апраксина, «когда они увидели, что… барщина не отменена и что земля остаётся под контролем помещиков, они стали не доверять образованным людям и искать чтецов среди грамотных крестьян».

Один из таких толкователей объявился в деревне Бездна Казанской губернии: звали его Антон Петров. В рапортах он предстаёт то раскольником, то сектантом. Петров утверждал, что говорит от имени царя, якобы действительно даровавшего крестьянам полную волю: умеющие читать и знающие как могли найти в манифесте все необходимые положения, зашифрованные в мистических цифрах и процентах приложений и скреплённые «крестом святой Анны». Собравшиеся послушать толкователя решили, что не будут работать на помещика до тех пор, пока тот не смирится с «царской волей».

Для ареста смутьяна и подавления волнений были вызваны войска, но Петров убедил крестьян — таким образом царь лишь испытывает их решимость: если крестьяне не дрогнут перед лицом вооружённых солдат, то наконец получат волю. На все попытки убедить их разойтись собравшиеся отвечали криками: «Воля!» Войска открыли огонь, но крестьяне не дрогнули, хотя несколько человек были убиты или ранены. Крестьяне разбежались только после повторного залпа.

Не совсем ясно, насколько Петров и другие верили в то, что провозглашали. Но одно можно сказать точно — крестьяне твёрдо верили, что их требования справедливы; настолько твёрдо, что даже были готовы стать под пули. Указ об отмене крепостного права никого не удовлетворил потому, что не давал полного контроля над обрабатываемой крестьянами землёй и не обеспечивал права самим вести собственные дела, под высшей властью далекого и доброго царя.

Именно эти темы красной нитью проходили через многочисленные, но эпизодические вспышки крестьянского недовольства в пореформенные десятилетия. При этом вину за случившееся крестьяне обычно возлагали на помещика, чьи обширные владения разительно контрастировали с их клочками земли. Нередко приходилось арендовать у бывшего хозяина часть его земли за деньги или отработки, что частично восстанавливало прежнюю барщинно-оброчную зависимость. Если новые отношения не складывались, крестьяне иногда выражали свои чувства в тех или иных декларативных действиях, которые зависели от времени года: прекращали работать у помещика, выгоняли скот на помещичьи луга, крали зерно и инструменты, поджигали амбары и даже само поместье. Иногда крестьяне мешали чиновникам проводить обмеры земельных площадей, предварительно требуя нового размежевания.

Эпицентром подобных беспорядков являлся Центральный сельскохозяйственный район, где крестьяне в наибольшей степени зависели от земледелия, городские рынки были далеки, а альтернативные источники заработка были скудные. Нельзя сказать, что всплески недовольства получили широкое распространение до 1905 года и представляли угрозу внутренней безопасности, но и назвать Россию пореформенных десятилетий свободной от крестьянских волнений также невозможно.

Принимая решение об освобождении крепостных, правительство решило не только сохранить сельскую общину под новым названием «сельского общества», но и укрепить её роль в качестве основной единицы местного самоуправления в сельской местности. Несколько сельских обществ составляли волость, также возглавлявшуюся избранными из крестьян. И всё же, даже получив власть, община и волость не были включены в новую структуру местного самоуправления на уездном и губернском уровнях, не получили они и юрисдикции над некрестьянами. Даже правительственный надзор за ними до учреждения в 1889 году должности земского начальника был очень слабым. Сельские общества оставались строго крестьянскими институтами, вне официальной административной и судебной системы, и они вели свои дела привычными традиционными способами.

Цель усиления архаических форм состояла в обеспечении уплаты крестьянских налогов и предотвращении возможности обнищания сельского населения, ведущего к массовому бродяжничеству. Но это усиление находилось в полном противоречии с тем, что происходило в крестьянском хозяйстве. В последние десятилетия историки немало спорили о том, становилось ли крестьянство в период с 1861 года по 1905 год беднее или нет, но при этом все соглашались, что оно все более вовлекалось в хозяйственную жизнь империи в качестве участников растущего рынка или жертв безудержной эксплуатации.

Свидетельств этому предостаточно. Личная свобода и развитие транспортных средств позволяли преодолевать препятствия, обусловленные сохранением общины, и давали крестьянам возможность ездить по стране, искать работу в городах, на заводах, железных дорогах, в речных портах. Даже в деревне жизнь стала меняться: денежные отношения получили всеобщее признание, росли розничная торговля и домашние промыслы. Крестьяне покупали и продавали землю, причём покупали намного больше, чем продавали; на селе усиливалось неравенство. Традиционная артель уступала место более рыночно ориентированному кооперативу. Начальное образование давало молодым людям (здесь значительное преимущество было у юношей) больше возможностей найти работу. Военная служба позволяла встречаться с другими людьми, познакомиться с отдалёнными регионами империи и даже побывать за границей.

Для традиционных властных структур эффект от смены обстановки порой создавал нелёгкую ситуацию. Крестьяне, участвовавшие в турецкой войне 1877–1878 годов, возвращаясь домой, распространяли слухи о том, что царь наконец-то готов перераспределить землю в их пользу. В более общем плане грамотность и миграция населения способствовали переориентации крестьянского понимания России с православной церкви и царя на более сложную картину страны, с разнообразными народами и пейзажами. По этой версии русские, как народ, помогали своим менее цивилизованным братьям двигаться к прогрессу и процветанию. Появилась возможность гордиться своей принадлежностью к русскому народу. Насколько далеко продвинулась трансформация национального сознания к пониманию географической и межэтнической общности до 1914 года, сказать трудно, но процесс явно начался.

И всё же, при всех экономических и политических переменах крестьянство не приобрело новых каналов для своих политических устремлений. Помимо земства (имевшего ограниченные функции и власть), у него не было институтов для выражения своих проблем и поисков решений. Даже начав строить мост между собой и имперской элитой, крестьяне не могли присоединиться к несуществующей гражданской нации.

Глава 4. Православная церковь

Во многих европейских странах, особенно протестантских, церковь играла важную роль в создании и поддержании чувства национальной общности, являясь связующим звеном между верхним и нижним слоями культуры. Приходские школы вводили детей рабочих и крестьян в «большой мир». Священники, приобщившиеся к высокой культуре, в своей ежедневной деятельности помогали простым людям, горожанам и сельчанам, зачастую неграмотным и говорившим на диалекте. Писания, переведённые на общеупотребительный язык, часто служили средством, с помощью которого люди из низов осваивали литературную речь и получали доступ к более высокой культуре: будучи грамотными, изучая священные тексты, они могли выработать собственные религиозные верования. Стоит вспомнить, какое созидательное влияние на становление и закрепление национального языка оказали лютеранская Библия в Германии и её англиканский вариант в Англии, какой толчок они дали отдельным людям к пониманию личных чувств через посредство этого языка.

Зная раннюю историю страны, можно было бы предположить, что в России церковь займёт место в центре национальной общности. Подобно испанской церкви, российская церковь являлась идеологическим лидером в крестовом походе против мусульман и сыграла решающую роль в оправдании империи. Идея о Москве как «Третьем Риме» легитимизировала положение церкви в империи. Иван IV рассчитывал, что православная церковь станет краеугольным камнем единого, централизованного государства, и после его смерти учреждение патриархата в 1589 году закрепило независимое положение Руси и даже гегемонию среди других православных церквей. В Смутное время патриарх взял на себя инициативу по возрождению объединённого и суверенного Московского государства. Кроме того, за несколько столетий церковь стала крупным землевладельцем.