Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?

Обоснование этого безумия удивительно.

«Новые Плюшкины» (в отличие от гоголевского, они морят голодом только страну, а не себя) требуют «копить на черный день», — не желая знать, что инвестиции в развитие исключать его опасность, а вот отказ от развития гарантирует и приближает его.

С начала реформ нас пугают инфляцией, игнорируя ее главную причину: произвол монополий. Денежная масса играет второстепенную роль, но и ее определяет Банк России, а не Минфин: его борьба с инфляцией — лишь признак мании величия. Но Шариковы из Минфина душат инфляцию так же маниакально, как их предшественник — бродячих кошек.

Третья ария, художественно исполняемая с начали 90-х, — недопущение развития из-за угрозы корруп ции, причем «все украдут» в хоре либералов сливается в кажущееся честным «все украдем!»

Мысль об ограничении коррупции либералам, разрешившим коррупционерам отделываться штрафами, похоже, враждебна в принципе: ведь это подорвет влияние глобальных монополий, ограбит правящий класс и, вероятно, сменит государственный строй.

Подобно тому, как почти в каждой значимой организации есть два мистических места — отдел кадров и бухгалтерия, в нашем государстве есть Администрация Президента и министерство финансов, не просто верстающее и исполняющее бюджет, но и являющееся, по сути, вторым правительством, влияние которого порой отчетливо превышает влияние первого.

Бюджет — важнейший инструмент государства, отражающий почти всю его деятельность. Разрекламированные стратегии, концепции и программы можно забывать сразу после их торжественного принятия (а иногда и раньше), но то, как государство собирает и тратит свои деньги, характеризует его почти столь же исчерпывающе, как и домохозяйку.

Формально бюджет — это закон, и, как всякий закон в российской бюрократической культуре, он важен не сам по себе, а лишь как канва для практики. Бюджетный кодекс разрешает правительству самостоятельно корректировать расходные статьи в пределах 10 % — но на деле возможности даже Минфина еще выше. Например, деньги в рамках бюджета можно выделить 1 января, а можно и 31 декабря, когда их уже нельзя истратить. Недаром на протяжении почти всех 2000-х годов выполнение бюджета по расходам отставало от выполнения по доходам: что бы ни происходило, переживала ли страна бурный рост или удешевление нефти, Минфин «зажимал» часть денег, накапливая заначку и разъясняя, что бюджетополучатели-де не могут правильно оформить документы.

Конечно, научить иного чиновника правильно заполнять бумажки сложнее, чем козу по проволоке ходить, — но более чем за десятилетие можно было сделать и это. С другой стороны, если правила так сложны, что их не удается выполнить годами, — значит, они неадекватны и должны быть изменены.

К счастью, в связи с ростом (после изгнания Кудрина) объема раскрываемой Минфином информации, у нас есть шанс постоянно заглядывать на «кухню» реального государственного управления. После многолетнего перерыва общедоступными стали данные о текущих расходах по 13 укрупненным статьям. Более того, Минфин публикует данные по 93 более детальным статьям, чего раньше никогда не было, и эти данные позволяют видеть реальные, а не декла рируемые широкой публике государственные приоритеты.

Подход прост: расходы, осуществляемые в опережающем порядке, — приоритетны. Если бюджетополучатель получает в первые же четыре месяца не треть, а более 85 % (как молодежная политика, во многом сводящаяся к «нашистам» и им подобным) или почти 80 % годовых расходов (как, например, ядерно-оружейный комплекс), — это признак исключительной значимости данных расходов для государ ства. Причины приоритетности могут быть разными (и в том числе связанными со спецификой отрасли), но, как правило, выделение денег вперед является ее убедительным признаком. С другой стороны, говорят сами за себя и задержки в финансировании.

Использование бюджетного критерия раскрывает совершенно неожиданные закономерности, идущие вразрез не только с официальной госпропагандой, но и с устоявшимися представлениями оппозиционеров.

Прежде всего: никакого развития, никаких порой еще иногда громогласно провозглашаемых по инерции медведевских инноваций и модернизаций для государства на самом деле не существует.

Финансирование реального сектора убедительно срывается: коммунальное хозяйство получило за полгода лишь 3 % годового уровня, топливноэнергетический комплекс — 15,7 %, жилищное хозяйство — 18,5 %, дорожное — менее трети, водное — 35,7 %, транспорт — 35,8 %.

Не в лучшем состоянии выделение средств и на нужды дошкольного (21,9 %) и общего образования (29,6 %). Амбулаторная медицинская помощь профинансирована на треть, удаление отходов — на 34,7 %, санитарно-оздоровительные мероприятия — на 36,7 %.

Приятная неожиданность: государство не входит в число своих собственных бюджетных приоритетов, так как финансируется весьма средними темпами. В первом полугодии 2014 года служба исполнения наказаний получила 50,1 % годовых средств (все расходы в целом — 46,4 %), пожарные — 47,8 %, пограничники — 46,0 %. Хуже всех финансируются налоговики и таможенники (37,8 %), что похоже на эхо старого принципа «на пистолет и крутись, как знаешь».

Президент получил немногим больше — 39,5 %, исполнительная власть всех уровней — 39,4 %, законодательная — 40,9 %, суд — 43,5 %.

После Олимпиады «парией» Минфина стал недавний приоритет — спорт высших достижений: за полгода он получил менее шестой части годового финансирования.

Среди реальных приоритетов — молодежная политика и оздоровление детей (90,8 % годового финансирования, хотя официозный «Селигер» в июне еще не начался), ядерное оружие (70,5 %), лесное хозяйство (66,5 %), кино (63,5 %), массовый спорт (63,2 %), охрана растений и животных (61,7 %), армия (60,9 %), фундаментальная наука (56,9 %), необходимые с точки зрения пропаганды телевидение и радио (56,3 %), оказавшаяся из-за отмены материального стимулирования доноров на грани уничтожения работа с донорской кровью (54,9 %), космос (50,2 %), охрана семьи и детства (50,0 %).

С одной стороны, этот разнобой позволяет нам отделять слова власти от ее реальных дел. Но одновременно он является признаком низкого качества бюджетного управления.

Помимо широчайших возможностей для вымогательства — бюджетополучатель беззащитен от произвола отдельных клерков — неритмичность финансирования еще и дезорганизует его работу.

Что с того, что годовые обязательства выполнены в полном объеме, если средства получены в последний момент, когда их уже нельзя успеть рационально использовать?

Мы привыкли винить в «штурмовщине» советскую систему, при которой предприятия в конце декабря аврально под любым предлогом тратили все, чтобы неизрасходованные средства не списали в доход государства. Но созданная «лучшим министром финансов» Кудриным и успешно функционирующая до сих пор система представляет собой ее сильно ухудшенную копию.

Достаточно посмотреть на резкий, порой в разы, рост бюджетных расходов в каждом декабре: Минфин, «зажимая» деньги в течение всего года ради сдерживания инфляции и демонстрации своей почти безграничной власти, в последний месяц рассчиты вается с большинством бюджетополучателей (кроме, конечно, совсем недисциплинированных), гарантированно не оставляя им времени для эффективной работы.

День, когда качество работы Минфина будет оцениваться не по наличию у бюджета дополнительных доходов (то есть не по цене нефти), а по точности прогноза и равномерности исполнения бюджетных обязательств (как по месяцам, так и по различным статьям расходов), воистину станет праздником для российской экономики. Правда, для этого придется окончательно выморить либеральный кудринский дух — и не из одного Минфина.

Кстати, один из реальных приоритетов федерального бюджета — дотации регионам на «выравнивание бюджетной обеспеченности» (профинансированы на 62,2 %) — отражает большую беду.