Россия при старом режиме
Шрифт:
Способ, которым было разрешено это затруднение, представляет ключ к пониманию политического развития России. Государство не выросло из общества, не было оно ему и навязано сверху. Оно скорее росло рядом с обществом и заглатывало его по кусочку. Первоначально средоточием власти было личное поместье князя или царя, его oikos, или двор. В пределах этого поместья князь был абсолютным повелителем, отправляя власть в двух ипостасях суверена и собственника. Здесь он распоряжался всем и вся, будучи эквивалентом греческого despotes'a и римского dominus'a, русским государем, то есть господином, хозяином, полным собственником всех людей и вещей. Поначалу население княжеского поместья состояло из рабов и прочих лиц, так или иначе попавших в кабалу к его владельцу. За пределами своих владений, там, где жило вольное и весьма подвижное население, русский правитель пользовался поначалу совсем незначительной властью, сводившейся в основном к сбору дани. Двоевластие такого рода установилось в лесной зоне в XII-XIII вв., в то же самое время, как в Англии, Франции и Испании начало складываться современное западное государство как нечто, отделенное от правителя. Отталкиваясь от крепкой базы своих частных владений, русские князья (не сразу, и лишь поборов сильное сопротивление) распространили свою личную власть и на вольное население за пределами этих владений. Ставшая во главе страны Московско-Владимирская княжеская династия перенесла учреждения и порядки, первоначально выработанные ею в замкнутом мирке своего oikos'a, на все государство в целом, превратив Россию (по крайней мере, в теории) в гигантское княжеское поместье. Однако даже
Политические мыслители, начиная с Аристотеля, выделяли особую разновидность «деспотических», или «тиранических», способов правления, характеризующихся собственническим отношением к государству, хотя, кажется, никто не удосужился разработать теорию такого строя. В Книге III своей «Политики» Аристотель отвел короткий абзац форме правления, которую он называет «отеческой» (paternal) и при которой царь правит государством таким же образом, как отец управляет своим семейством. Однако Аристотель не развивает этой темы. В конце XVI в. французский философ Жан Бодин (Jean Bodin) говорит — о «сеньориальной» (seigneurial) монархии, при которой правитель является собственником своих подданных и их имущества (см. ниже, стр. #92). Гоббс в «Элементах права» делит формы правления на два основных типа: Содружество (Commonwealth), создаваемое по взаимному согласию для обороны от внешнего неприятеля, и Вотчину (Dominium), или «Вотчинную Монархию» (Patrimonial . Monarchy), создаваемую в результате завоевания и подчинения «нападающему под страхом смерти» [Thomas Hobbes, The Elements of law, Natural and Politic (Cambridge 1928), pp. 81-2, 99-100]. Однако и Гоббс ограничился одной лишь постановкой проблемы. Термин «вотчинный (patrimonial) режим» был вызволен из небытия и пущен в современный научный оборот Максом Вебером. Он выделяет три типа политической власти, отличающиеся друг от друга в основном своим административным характером, и определяет «вотчинный строй» как вариант личной власти, основанный на традиции (другой вариант называется «богопомазанным» [charismatic]). «Там, где власть строится прежде всего на традиции, но на деле претендует быть неограниченной личной властью, она будет называться «вотчинной» [Max Weber. The Theory of Social and Economic Organization (London 1947). n. 318]. В своей крайней форме, «султанизме», она предполагает собственность на всю землю и полное господство над населением. При вотчинном режиме экономический элемент, так сказать, поглощает политический. «Там, где князь организует свою политическую власть — то есть свою недомениальную силу физического принуждения по отношению к своим подданным за пределами своих наследственных, вотчинных земель и людей, иными словами, к своим политическим подданным,— в общих чертах так же, как власть над своим двором, там мы говорим о вотчинной государственной структуре». «В таких случаях политическая структура становится по сути дела тождественной структуре гигантского княжеского поместья» [Max Weber. Wirtschaft und Gezellschaft (Tubingen 1947). II, стр. 684].
В использовании термина «вотчинный» для обозначения режима, при котором право суверенитета и право собственности сливаются до такой степени, что делаются неотличимы друг от друга, и где политическая власть отправляется таким же образом, как экономическая, есть значительные преимущества. «Деспотия», чей корень есть греческое despotes, имеет более или менее ту же этимологию, что и patrimonial, но с течением времени она стала означать отклонение от истинной монархической власти (которая, считается, уважает право собственности своих подданных) или ее извращение. Вотчинный режим, с другой стороны, есть самостоятельная форма правления, а не извращение какой-то другой формы. Здесь конфликтов между суверенитетом и собственностью нет и быть не может, ибо, как и в случае первобытной семьи, в которой главенствует pater familias, они есть одно и то же. Деспот ущемляет право собственности своих подданных; вотчинный правитель просто-напросто вообще не признает за ними этого права». Отсюда вытекает, что при вотчинном строе не может быть четкого разграничения между государством и обществом, постольку, поскольку такое разграничение предполагает наличие не только у суверена, но и у других лиц права осуществлять контроль над вещами и (там, где существует рабовладение) над людьми. В вотчинном государстве нет ни официальных ограничений политической власти, ни законоправия, ни личных свобод. Однако в нем может иметься высокоэффективная политическая, хозяйственная и военная организация, происходящая из того, что всеми людскими и материальными ресурсами страны распоряжается один и тот же человек или люди — король или бюрократы.
Классические примеры вотчинных режимов можно встретить среди эллинистических государств, возникших вслед за распадом империи Александра Великого, таких как Египет Птолемеев (305-30 гг. до в. э.) или государство Атталидов в Пергаме (ок. 283-133 гг. до н. э.). В этих царствах, основанных завоевателями-македонянами, правитель держал в руках все или почти все производительное богатство страны. В частности, он владел всей обрабатываемой землей, которую эксплуатировал либо непосредственно, при помощи своих приближенных, использующих принадлежащую ему рабочую силу, либо косвенно, путем раздачи поместий в служебное владение своей знати. Эллинистический царь часто был также главным промышленником и купцом своего государства. Главным назначением такого устройства было обогащение суверенного собственника. Вместо того, чтобы пытаться всемерно умножить ресурсы страны, упор делался на стабилизации, дохода, и для этой цели правительство устанавливало твердые квоты товаров, которые оно ожидало получить от населения, а остальные предоставляло ему. В самых крайних случаях, таких как эллинистический Пергам, появилось, видимо, подобие плановой экономики. В отсутствие свободного рынка общественные классы в обычном понимании этого слова возникнуть не могли, но вместо них были сословия, организованные иерархически для обслуживания царя и имевшие тенденцию застывать в касты. Не было знати с четко определенными правами и обязанностями, но лишь ранги или «чины» служилых людей, чье положение всецело зависело от монаршей милости. Бюрократия обладала большой силой, но ей не давали стать наследственной. Как и знать, своим положением и привилегиями она была обязана царю [M. Rostovtzeff The Social and Economic History of the Hellenistic World, 3 vols (Oxford 1941), и E. Bevan, A History of Egypt under tbe Ptolemeis Dynasty (London 1927)]. Термином «вотчинный строй» лучше всего определяется тип режима, сложившегося в России между XII и XVII вв. и сохраняющегося — с перерывами и кое-какими видоизменениями — до сего времени. Нельзя сыскать лучшего описания московской системы правления в высшей точке ее развития в XVII в., чем характеристика, данная Юлиусом Керстом (Julius Kaerst) эллинистическому миру: Эллинистическое государство представляет собой: лично-династический режим, который не вырастает из конкретной страны или народа, но навязывается сверху какой-то конкретной политической общности (Herrschaftsbezirk). Соответственно, он располагает особыми, технически подготовленными орудиями господства, которые также не выросли первоначально из данной страны, но связались с династическим правителем чисто личными узами. Они составляют главную опору новой монархической власти в форме бюрократии, подчиненной царской воле, и армии готовых к битве воинов. Политическая власть не только сосредоточивается в личности правителей, но и самым настоящим образом коренится в ней. Граждан (demos) как таковых вообще не существует. Народ суть объект правящей власти, а не самостоятельный носитель некоей национальной миссии [Geschichte des Hellonismus , 2-е
изд. (Leipzig Berlin 1926) II, стр. 235-6].История вотчинной формы правления в России является главной темой настоящей книги. Книга исходит из посылки, что основополагающие черты российской, политической жизни проистекают из отождествления суверенитета и собственности, иными словами, из «собственнического» подхода к политической власти, которым обладают стоящие у кормила правления. Часть I прослеживает рост и эволюцию вотчинного строя в России. Часть II рассматривает основные сословия и разбирает вопрос о том, почему они не превратились из объекта политической власти в субъект политических прав. Часть III обрисует конфликт между государством и интеллигенцией, развернувшийся в период империи и при ведший в 1880-х гг к модернизации вотчинных институтов, в которых можно безошибочно разглядеть зачатки тоталитаризма.
I.
ГОСУДАРСТВО
ГЛАВА 2.
ГЕНЕЗИС ВОТЧИННОГО ГОСУДАРСТВА В РОССИИ
В середине VII в., когда переселявшиеся на восток славяне забирались все дальше в русские леса, причерноморские степи попали под власть хазаров, тюркского народа из Средней Азии. В отличие от других тюркских народностей того времени, хазары не ограничились кочевым образом жизни, сосредоточенным на скотоводстве, а стали оседать на землю и браться за хлебопашество и торговлю. Основной их торговой артерией была Волга, которую они держали в руках до самой северной границы судоходства. По этому водному пути они доставляли добытые в Леванте предметы роскоши на торговые пункты в населенных угро-финскими народностями лесах, где выменивали их на невольников, меха и всякое сырье. К концу VIII в. хазары создали мощное государство — каганат, простиравшееся от Крыма до Каспия и на север до средней Волги. В это время, скорее всего под влиянием еврейских поселенцев из Крыма, правящая верхушка хазар перешла в иудаизм. Военная сила каганата ограждала причерноморские степи от азиатских кочевников и дала ранним славянским проходцам возможность создать шаткий плацдарм в черноземной полосе. В VIII-IX вв. славяне, жившие в степях и примыкающих к ним лесах, платили хазарам дань и пользовались их защитой.
Из того немногого, что мы знаем о восточных славянах этого периода (VII-IX вв.), следует, что они были организованы в племенные общины. В лесной полосе, где жило большинство из них, преобладало подсечно-огневое земледелие, примитивный метод, вполне соответствовавший условиям их существования. Сделав в лесу вырубку и утащив бревна, крестьяне поджигали пни и кустарник. Когда утихало пламя, оставалась зола, настолько богатая поташем и известью, что семена можно было сеять прямо по земле, с минимальной подготовкой почвы. Обработанная таким образом земля давала несколько хороших урожаев; стоило ей захиреть, как крестьяне переселялись дальше и повторяли ту же процедуру в новой части бесконечного леса. Эта земледельческая техника требовала постоянного движения и поможет объяснить, почему славяне распространились по всей России с такой замечательной скоростью. Подсечно-огневое земледелие продолжало преобладать в России до XVI в., когда под совокупным давлением государства и служилых землевладельцев крестьянам пришлось осесть на землю и перейти к трехполью; однако в отдаленных северных районах его продолжали практиковать и на протяжении немалой части нашего столетия.
Характерной чертой ранних славянских поселений была постройка укреплений. В степях они были земляными, а в лесу деревянными или дерево-земляными. Такие незатейливые форпосты служили для защиты жителей разбросанных по окрестным вырубкам поселений. В раннюю эпоху по всей Руси были сотни таких племенных укрепленных сооружений. Племенные общины складывались в более крупные социальные образования, своим связующим звеном имеющие поклонение одним и тем же богам и известные под несколькими именами, например, «мир».[Этот ранний «мир» не следует путать с земледельческой общиной, носившей то же название, но созданной значительно позже.] Совокупность миров составляла племя — самую крупную социальную и территориальную общность, известную восточным славянам в ранний период; летописи упоминают имена примерно десятка племен. Подобно племенным образованиям в других странах, здесь правил патриарх, обладавший практически безграничной властью над единоплеменниками и их имуществом. На этом этапе у славян не было ни институтов, ни чиновников, назначенных нести судебную или военную функцию, следовательно, ничего, что бы напоминало хотя бы самую рудиментарную форму государственности.
В IX в. волжская торговля хазар остановила на себе внимание варягов. IX век был для варягов временем необычайной экспансии. Явившись из Скандинавии, они рассыпались по Центральной и Западной Европе, где вели себя, как хотели, и завоевали Ирландию (820 г.), Исландию (874 г.) и Нормандию (911 г.). Во время этой первой полосы захватов часть варягов повернула на восток и основала поселения на землях, впоследствии сделавшихся Россией. Первой варяжской колонией на русской земле был Aldeigjuborg, крепость на берегу Ладоги. Это была превосходная база для разведки водных путей, ведущих на юг, в сторону великих центров левантийского богатства и культуры. В это самое время пути, соединяющие Северную Европу с Ближним Востоком через Россию, приобрели особую важность, поскольку мусульманские завоевания VIII в. закрыли Средиземноморье для христианской торговли. Отталкиваясь от Aldeigjubrg'a и других крепостей, выстроенных поблизости от него и дальше к югу, варяги разведывали в своих вместительных плоскодонных ладьях реки, ведущие к Ближнему Востоку. Вскоре они обнаружили то, что средневековые русские источники называют «Сарацинским путем» — сеть рек и волоков, соединяющую Балтийское море с Черным через Волгу,— и вошли в торговые сношения с хазарами. Клады арабских монет IX-X вв., найденные во многих концах России и Швеции, свидетельствуют о широте и активности варяжского торга. Арабский путешественник Йбн-Фадлан оставил яркое описание погребения варяжского («русского») вождя, которое он наблюдал на волжской ладье в начале X в.
В конечном итоге, однако, «сарацинский путь» оказался для варягов менее важным, чем «путь из варяг в греки», ведущий вниз по Днепру к Черному морю и Царьграду. Пользуясь этой дорогой, они совершили несколько набегов на столицу Византийской империи и вынудили византийцев предоставить им торговые привилегии. Тексты договоров, в которых перечисляются эти привилегии, полностью приводятся в «Повести временных лет» и являются древнейшими документами, содержащими сведения о варягах. В IX и X вв. между русским лесом и Византией завязались торговые отношения, которыми заправляли вооруженные купцы-варяги.
В большей части находившейся под их владычеством Европы варяги осели и приняли роль территориальных владетелей. В России они поступили по-иному. В силу вышеуказанных причин они видели мало выгоды в том, чтобы утруждаться земледелием и территориальными претензиями, и предпочитали заниматься торговлей с иноземцами. Постепенно они завладели всеми главными водными путями, ведущими к Черному морю, и настроили на них крепостей. Из этих опорных пунктов они собирали со славян, финнов и литовцев дань в виде товаров, имевших наибольший спрос в Византии и арабском мире — рабов, мехов и воска. Именно в IX в. стали появляться в России населенные центры нового типа: уже не крошечные земляные или деревянные укрепления славянских поселенцев, а настоящие города-крепости. Они служили обиталищем варяжских вождей, их семей и дружины. Вокруг них часто вырастали пригороды, населенные туземными ремесленниками и торговцами. Около каждой крепости находятся захоронения. Варягов и славян часто хоронили в одних и тех же курганах, однако могильники у них сильно отличались друг от друга; варяжские содержали оружие, драгоценности, домашнюю утварь ясно выраженного скандинавского типа, а иногда и целые ладьи. Судя по археологическим данным, варяги селились в России в четырех основных районах: 1. вдоль Рижского залива; 2. вокруг Ладоги и Волхова; 3. к востоку от Смоленска; 4. в двуречьи между верховьями Волги с Окой. Помимо того, у них были обособленные поселения, наибольшим из которых являлся Konugard (Киев). Все четыре района варяжских поселений располагались на торговых путях, соединявших Балтийское с Каспийским и Черным морями. В своих сагах варяги звали Россию «Гардарик», «царство городов».