Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814

Просьба руки Анны, высказанная Наполеоном, была очень некстати для Александра. Он не желал выдавать свою сестру замуж за Бонапарта и равным образом не хотел оскорбить французского императора своим отказом. В своем завещании Павел I устанавливал принцип, согласно которому решение о замужестве его дочерей находилось в компетенции их матери, и в каком-то смысле для Александра это служило великолепным оправданием для того, чтобы уклониться от решения этого вопроса, хотя, ссылаясь на неспособность подчинить своей воле женщину, он подтверждал все опасения Наполеона относительно своей слабости. Александр скорее боялся вызвать раздражение своей матери, но на самом деле оба одинаково смотрели на данный вопрос, и это являлось лишь одним из признаков растущего согласия между ними по политическим вопросам. Конечно, императрицу ужасала мысль о подобной женитьбе, но она отдавала себе полный отчет в том, сколь опасно было вызывать раздражение Наполеона. Она писала своей дочери Екатерине, что Александр поведал ей о том, что западная граница империи очень уязвима, а на предполагаемых путях вторжения противника нет ни одной крепости: «Император сообщил мне, что если бы Господь даровал ему пять лет мира, он построил бы десять крепостей и привел бы финансы в порядок». Императрица признавала тот факт, что долгом императорской фамилии было самопожертвование на благо государства, но она не могла смириться с мыслью о том, что ей придется отдать в руки Наполеона свою дочь, еще совсем ребенка. То обстоятельство, что две старшие сестры Анны были выданы замуж в юном возрасте и обе умерли при родах, усиливали противодействие императрицы. В конце концов великая княжна Екатерина нашла компромисс: Наполеон не получит прямой отказ, но ему будет сказано, что, потеряв двух дочерей, императрица приняла твердое решение, что ее последняя дочь не должна выходить замуж до своего восемнадцатилетия [123] .

123

Переписка императора Александра I… С. 251–257, 259–260.

К тому моменту, когда полуотказ российской стороны достиг Наполеона в феврале 1810 г., он уже давно отдал предпочтение другому варианту — женитьбе на дочери австрийского императора, эрцгерцогине Марии-Луизе. Александр подавил как свое негодование по поводу того, что Наполеон одновременно вел переговоры сразу с двумя императорскими дворами, так и свой потаенный страх относительно того, что женитьба Наполеона на представительнице австрийского двора будет способствовать крушению франко-русского союза и изоляции России. Практически тогда же он испытал потрясение, узнав об отказе Наполеона ратифицировать конвенцию, делавшую невозможной реставрацию Польши. Наполеон заверял Россию в том, что не собирался восстанавливать польское королевство, но не мог подписать конвенцию, обязывающую Францию преградить путь кому-либо, включая самих поляков, кто желал бы это сделать. В каком-то смысле споры о конкретном содержании конвенции были бессмысленны: никто не мог заставить Наполеона выполнить условия подписанного им соглашения, да и его верность договорным обязательствам оставляла желать лучшего. Однако нежелание Наполеона даже сделать вид, что он идет навстречу российской стороне касательно Польши, в глазах России выглядело еще более подозрительно. С этого момента франко-русские отношения начали стремительно ухудшаться и сохранили этот вектор вплоть до начала войны в июне 1812 г. Не случайно новый военный министр России М.Б. Барклай де Толли в начале марта 1810 г. представил служебную записку, в которой рассматривались меры по защите западной границы Российской империи от нападения французов [124] .

124

О том, как не была ратифицирована конвенция, см.: Дипломатические сношения России и Франции… Т. 4. С. 296–299. Записка М.Б. Барклая де Толли напечатана в: Отечественная война 1812 г. Материалы Военно-ученого архива. Т. 1. Ч. 2. СПб., 1901. С. 1–6.

Тем временем континентальная блокада начала причинять России серьезные неудобства. Александр всегда признавал, что участие России в экономической блокаде Англии являлось «основой нашего союза» с Францией. Восстановление отношений с Великобританией пробивало брешь в условиях Тильзитского договора и делало войну с Наполеоном неизбежной. По этой причине он воздерживался от этого шага вплоть до того момента, когда французские войска пересекли границу российских владений в июне 1812 г. Однако уже к 1810 г. стало ясно, что требовалось сделать нечто для того, чтобы снизить урон, нанесённый России континентальной блокадой [125] .

125

Внешняя политика России. Т. 4. С. 496–497.

Одной из крупнейших частных проблем было стремительное падение ценности бумажного рубля, который к 1811 г. являлся практически единственной валютой, имевшей хождение внутри России. В июне 1804 г. стоимость бумажного рубля составляла три четверти его серебряного эквивалента; к июню 1811 г. она равнялась одной четверти. На то было две основные причины. Во-первых, единственным способом для государства покрыть огромные военные расходы в период 1805–1810 гг. являлся выпуск все новых и новых бумажных денег. Во-вторых, континентальная блокада в сочетании с экономической и политической неопределенностью вызвала кризис доверия в деловых кругах. Даже серебряный рубль в 1807–1812 гг. потерял одну пятую своей стоимости против фунта стерлингов. Стоимость бумажного рубля на иностранных биржах стремительно падала. Это серьезным образом отражалось на стоимости содержания русских войск, участвовавших в сражениях на территории Финляндии, Молдавии, Кавказа и Польши: Коленкур вспоминал, что шведская кампания стоила Александру в переводе на французские деньги пятнадцать серебряных франков на человека в день, отмечая при этом, что «шведская война разоряет Россию». К 1809 г. доход казны составлял менее половины государственных расходов — на горизонте замаячил кризис. Реальная стоимость налоговых поступлений в этот год составила 73% от того, что было собрано пятью годами ранее. В то самое время, когда России предстояла подготовка к войне против Наполеона, подобная ситуация была равносильна катастрофе [126] .

126

Статистические данные взяты из кн.: Подмазо А.А. Континентальная блокада как экономическая причина войны 1812 г. // Эпоха 1812 года: Исследования. Источники. Историография. М., 2003. Т. 2. С. 248–266; Злотников М.Ф. Континентальная блокада и Россия. М., 1966. С. 335 и далее. Замечание Коленкура см.: Дипломатические сношения России и Франции… Т. 2. С. 387–388.

Государство принимало различные антикризисные меры. Был издан специальный бюллетень, в котором говорилось, что бумажная валюта рассматривается как государственный долг, который будет возвращен. Вводился запрет на печатание новых бумажных денег. Предполагалось уменьшение всех лишних расходов при одновременном повышении налогового обложения. Кроме того, импорт всех предметов роскоши, а также тех, что не относились к разряду необходимых, должен был быть запрещен или обложен запретительными пошлинами. В то же время планировалось введение поощрительных и покровительственных мер в отношении нейтральных судов, находившихся в российских портах и занимавшихся перевозкой русских экспортных товаров. Чрезвычайные налоги не дали солидных поступлений и, когда разразилась война 1812 г., об обете, данном по поводу выпуска новых бумажных денег, пришлось забыть. Однако запрет по ряду статей импорта и поощрение нейтрального судоходства сразу же положительным образом сказались на торговле и финансах России.

К несчастью, эти меры также оказали сильное влияние на Наполеона. Он заявил, что на самом деле было неправдой, будто целью России являлся французский импорт. Более правдивым было заявление Наполеона о том, что суда нейтральных государств используются в качестве прикрытия для торговли с Великобританией. Поскольку сам он в то время осуществлял присоединение большей части северной Германии с целью усиления контроля над торговлей, политика России и Франции оказывалась диаметрально противоположной. Александр, однако, отказался уступить протестам французской стороны. Он заявил, что изменения вызваны необходимостью, и что он как суверенный правитель обладает правом устанавливать торговые тарифы и правила в случае, если они не противоречат договорным обязательствам России.

Упорство Александра проистекало из условий сурового финансового кризиса и соображений престижа российского государства. Как император, так и Румянцев были бы более склонны к компромиссу, не приди они к правильному заключению о том, что континентальная блокада претерпела серьезную трансформацию, превратившись из средства ведения экономической войны против Великобритании в политику, при помощи которой Франция выкачивала средства из всей Европы с целью поощрения собственной торговли и повышения доходов французского государства. Требуя фактического упразднения внешней торговли России, Наполеон выдавал все больше торговых свидетельств, дающих французским купцам право ведения торговли с Великобританией. Как соль на рану для России был тот факт, что экипаж одного французского судна, имевший при себе упомянутые торговые свидетельства, даже пытался продать английские товары в России. Как Коленкур сообщал Наполеону, едва ли следует ожидать, что русские примут на себя расходы по ведению экономической войны Франции, когда сама она все более слагала с себя эти расходы. Результаты присоединения к континентальной блокаде уже давно вызывали критику многих российских государственных деятелей. Однако к началу 1812 г. даже Румянцев признавал, что политика Наполеона страдает отсутствием искренности и целостности, и в разговоре с Джоном Куинси Адамсом заявлял, что «система торговых свидетельств основана на обмане и непорядочности» [127] .

127

John Quincy Adams in Russia. С. 236–238, 364; M'emoires du G'en'eral de Caulaincourt, Duc de Vicenze. Paris, 1933. Vol. 1. P. 282–283. Записку Николая Мордвинова о континентальной блокаде см.: Архив графов Мордвиновых. Т. 4. № 1050. 25 сент. 1811. С. 479–486.

К тому моменту, однако, ключевой проблемой давно уже являлись не конкретные причины разногласий между Францией и Россией, а явные признаки того, что Наполеон готовил массированное вторжение на территорию Российской империи. В начале января 1812 г. военный министр Франции кичился тем, что наполеоновская армия еще никогда не была столь хорошо экипирована, обучена и снабжена всем необходимым для предстоящей войны: «Мы делали приготовления на протяжении более пятнадцати месяцев». При той уверенности в своих силах, которая имелась у французов до 1812 г., не удивительно, что эти слова были услышаны русским шпионом. Русским действительно были исключительно хорошо известны намерения и приготовления французов. Уже летом 1810 г. группа молодых и хорошо подготовленных офицеров была направлена в качестве атташе в российские миссии, располагавшиеся при княжеских дворах на территории всей Германии. Их задача состояла в сборе разведданных. Внутри Германии главным источником разведывательной информации являлась российская миссия в Берлине, с января 1810 г. возглавляемая X.А. Ливеном. Большая часть подразделений наполеоновской армии, готовившихся к вторжению в Россию, либо дислоцировались в Пруссии, либо должны были быть переброшены через ее территорию. Поскольку пруссаки питали неприязнь к французам, сбор исчерпывающих сведений о самих подразделениях и их перемещениях не представлялся сложной задачей [128] .

128

Сборник императорского русского исторического общества. Т. 121. СПб., 1906. С. 196–202. Безотосный В.М. Разведка и планы сторон в 1812 году. М., 2005. С. 51–55.

Однако гораздо более важным источником разведданных служили дипломатические и военные представители России в Париже. П.А. Толстой был отозван в октябре 1808 г., а вместо него послом к Наполеону был назначен А.Б. Куракин. К 1810 г., однако, Куракин был практически выведен из игры усилиями не только Наполеона, но также Александра и Румянцева. Произошло это отчасти потому, что и без того страдавший от подагры российский посол получил сильные ожоги во время пожара в австрийском посольстве, который случился в начале 1810 г. во время бала, данного по случаю женитьбы Наполеона на эрцгерцогине Марии-Луизе. Другая причина состояла в том, что Куракин был оттеснен на второй план двумя более молодыми и исключительно талантливыми российскими дипломатами в Париже.

Одним из них был граф К.В. Нессельроде, служивший в качестве заместителя главы российской миссии сначала при Толстом, а затем при Куракине. На самом деле Нессельроде через M.M. Сперанского секретным образом общался напрямую с Александром I. Вторым из упомянутых дипломатов был А.И. Чернышев, являвшийся собственно не дипломатом, а офицером Кавалергардского полка, флигель-адъютантом Александра I и бывшим императорским пажом. В момент назначения заместителем главы русской дипломатической миссии в Париже Нессельроде было 27 лет. Когда Чернышев впервые был послан Александром с личным посланием к Наполеону, ему было всего 22 года. Во многом благодаря своим безукоризненным действиям в Париже в столь решающий момент оба сделали выдающиеся карьеры. Нессельроде в конечном итоге стал министром иностранных дел, а Чернышев на протяжении нескольких десятилетий занимал пост военного министра.

Эти два молодых человека сильно отличались друг от друга. К.В. Нессельроде был родом из знатной семьи, проживавшей на территории Рейнланда. Карьера его отца на службе электора Палатина закончилась драматическим образом, когда электор не разделил страстного увлечения своей жены молодым графом Вильгельмом. По окончании службы у королей Франции и Пруссии Вильгельм фон Нессельроде служил российским посланником в Португалии, где и родился его сын Карл, крещенный в англиканской церкви английской дипломатической миссии в Лиссабоне. До своего совершеннолетия К.В. Нессельроде ни разу подолгу не жил в России, но его последующая женитьба на дочери министра финансов Д.А. Гурьева укрепила его положение в петербургском обществе. Нессельроде был спокойным, тактичным человеком, временами даже имел обыкновение держаться в тени. Эти его качества не позволили некоторым наблюдателям заметить его выдающийся ум, утонченность и решительность.