Россiя въ концлагере
Шрифт:
Отвeтъ заключался въ томъ, что аппаратъ можно сколотить изъ сволочи, и, сколоченный изъ сволочи, онъ оказался непреоборимымъ; ибо для сволочи нeтъ ни сомнeнiя, ни мысли, ни сожалeнiя, ни состраданiя. Твердой души прохвосты.
Конечно, эти твердой души активисты -- отнюдь не специфически русское явленiе. Въ Африкe они занимаются стрeльбой по живымъ чернокожимъ цeлямъ, въ Америкe линчуютъ негровъ, покупаютъ акцiи компанiи Ноева Ковчега. Это мiровой типъ. Это типъ человeка съ мозгами барана, челюстями волка и моральнымъ чувствомъ протоплазмы. Это типъ человeка, ищущаго рeшенiя плюгавыхъ своихъ проблемъ въ распоротомъ животe ближняго {100} своего. Но такъ какъ никакихъ рeшенiй въ этихъ животахъ не обнаруживается, то проблемы остаются
Реалистичность большевизма выразилась, въ частности, въ томъ, что ставка на сволочь была поставлена прямо и безтрепетно.
Я никакъ не хочу утверждать, что Мануильскiй былъ сволочью, какъ не сволочью былъ и Торквемада. Но когда христiанство тянуло людей въ небесный рай кострами и пытками, а большевизмъ -- въ земной чекой и пулеметами, то въ практической дeятельности -- ничего не подeлаешь -- приходилось базироваться на сволочи. Технику организацiи и использованiя этой послeдней большевизмъ отъ средневeковой и капиталистической кустарщины поднялъ до уровня эпохи самолетовъ и радiо. Онъ этотъ "активъ" собралъ со всей земли, отдeлилъ отъ всего остального населенiя химической пробой на доносъ и кровь, отгородилъ стeной изъ ненависти, вооружилъ пулеметами и танками, и... сочувствiе массъ?
– - Наплевать намъ на сочувствiе массъ...
ЛАГЕРНЫЕ ПРОМЫСЛЫ АКТИВА
Когда я нeсколько осмотрeлся кругомъ и ознакомился съ людскимъ содержанiемъ УРЧ, мнe стало какъ-то очень не по себe... Правда, на волe активу никогда не удавалось вцeпиться мнe въ икры всерьезъ... Но какъ будетъ здeсь, въ лагерe?..
Здeсь, въ лагерe, -- самый неудачный, самый озлобленный, обиженный и Богомъ, и Сталинымъ активъ -- всe тe, кто глядeлъ и недоглядeлъ, служилъ и переслужился, воровалъ и проворовался... У кого -- вмeсто почти облюбованнаго партбилета -- года каторги, вмeсто автомобиля -- березовое полeно и вмeсто власти -- нищенскiй лагерный блатъ изъ-за лишней ложки ячменной каши. А пирогъ? Пирогъ такъ мимо и ушелъ...
– - За что, же боролись, братишечки?...
...Я сижу на полeнe, кругомъ на полу валяются кипы "личныхъ дeлъ", и я пытаюсь какъ-нибудь разобраться или, по Насeдкинской терминологiи, опредeлить "что -- куда". Высокiй жилистый человeкъ, съ костистымъ изжеваннымъ лицомъ, въ буденовкe, но безъ звeзды и въ военной шинели, но безъ петлицъ -- значитъ, заключенный, но изъ привиллегированныхъ -проходитъ мимо меня и осматриваетъ меня, мое полeно и мои дeла. Осматриваетъ внимательно и какъ-то презрительно-озлобленно. Проходитъ въ слeдующую закуту, и оттуда я слышу его голосъ:
– - Что эти сукины дeти съ Погры опять намъ какого-то профессора пригнали?
– - Не, юресъ-кон-сулъ какой-то, -- отвeчаетъ подобострастный голосъ.
– - Ну, все равно. Мы ему здeсь покажемъ университетъ. Мы ему очки въ задъ вгонимъ. Твердунъ, вызови мнe Фрейденберга.
– - Слушаю, товарищъ Стародубцевъ.
Фрейденбергъ -- это одинъ изъ украинскихъ профессоровъ, {101} профессоръ математики. Въ этомъ качествe онъ почему-то попалъ на должность "статистика" -- должность, ничего общаго со статистикой не имeющая. Статистикъ -- это низовой погонщикъ УРЧ долженствующiй "въ масштабe колонны", т.е. двухъ-трехъ бараковъ, учитывать использованiе рабочей силы и гнать на работу всeхъ, кто еще не померъ. Неподходящая для профессора Фрейденберга должность...
– - Товарищъ Стародубцевъ, Фрейденбергъ у телефона.
– - Фрейденбергъ? Говоритъ Стародубцевъ... Сколько разъ я вамъ, сукиному сыну, говорилъ, чтобы вы мнe сюда этихъ очкастыхъ идiотовъ не присылали... Что? Чей приказъ? Плевать мнe на приказъ! Я вамъ приказываю. Какъ начальникъ строевого отдeла... А то я васъ со всeмъ очкастымъ г... на девятнадцатый кварталъ вышибу. Тутъ вамъ не университетъ. Тутъ вы у меня не поразговариваете. Что? Молчать, чортъ васъ
раздери... Я вотъ васъ самихъ въ ШИЗО посажу. Опять у васъ вчера семь человeкъ на работу не вышло. Плевать я хочу на ихнiя болeзни... Вамъ приказано всeхъ гнать... Что? Вы раньше матомъ крыть научитесь, а потомъ будете разговаривать. Что, ВОХРа у васъ нeтъ?.. Если у васъ завтра хоть одинъ человeкъ не выйдетъ...Я слушаю эту тираду, пересыпанную весьма лапидарными, но отнюдь непечатными выраженiями, и "личныя дeла" въ голову мнe не лeзутъ... Кто такой этотъ Стародубцевъ, какiя у него права и функцiи? Что означаетъ этотъ столь много обeщающiй прiемъ? И въ какой степени моя теорiя совeтскихъ взаимоотношенiй на волe -- можетъ быть приложена здeсь? Здeсь у меня знакомыхъ -- ни души. Профессора? Съ однимъ -- вотъ какъ разговариваютъ. Двое служатъ въ УРЧ... уборщиками -- совершенно ясно, изъ чистаго издeвательства надъ "очкастыми". Одинъ, профессоръ "рефлексологiи", штемпелюетъ личныя карточки: 10-15 часовъ однообразнаго движенiя рукой.
..."Профессоръ рефлексологiи"... Психологiя въ Совeтской Россiи аннулирована: разъ нeтъ души, то какая же психологiя? А профессоръ былъ такой: какъ-то, нeсколько позже, не помню, по какому именно поводу, я сказалъ что-то о фрейдизмe.
– - Фрейдизмъ, -- переспросилъ меня профессоръ -- это что? Новый уклонъ?
Профессоръ былъ совeтскаго скорострeльнаго призыва. А ужъ новую совeтскую интеллигенцiю "активъ" ненавидитъ всeми фибрами своихъ твердыхъ душъ. Старая -- еще туда-сюда. Училась при царскомъ строe -- кто теперь разберетъ. А вотъ новая, та, которая обошла и обставила активистовъ на самыхъ глазахъ, подъ самымъ носомъ... Тутъ есть отъ чего скрипeть зубами...
Нeтъ, въ качествe поддержки профессора никуда не годятся.
Пытаюсь разсмотрeть свою ситуацiю теоретически. Къ чему "теоретически" сводится эта ситуацiя? Надо полагать, что я попалъ сюда потому, что былъ нуженъ болeе высокому начальству -- вeроятно, начальству изъ чекистовъ. Если это такъ -- на Стародубцева, если не сейчасъ, такъ позже можно будетъ плюнуть, Стародубцева можно будетъ обойти такъ, что ему останется только {102} зубами лязгать. А если не такъ? Чeмъ я рискую? Въ концe концовъ, едва-ли большимъ, чeмъ просто лeсныя работы. Во всякомъ случаe, при любомъ положенiи, попытки актива вцeпиться въ икры -- нужно пресeкать въ самомъ корнe. Такъ говоритъ моя совeтская теорiя. Ибо, если не осадить сразу, -заeдятъ. Эта публика значительно хуже урокъ. Хотя бы потому, что урки -гораздо толковeе. Они, если и будутъ пырять ножомъ, то во имя какихъ-то конкретныхъ интересовъ. Активъ можетъ вцeпиться въ горло просто изъ одной собачьей злости -- безъ всякой выгоды для себя и безо всякаго, въ сущности, расчета... Изъ одной, такъ сказать, классовой ненависти...
Въ тотъ же вечеръ прохожу я мимо стола Стародубцева.
– - Эй, вы, какъ ваша фамилiя? Тоже -- профессоръ?
Я останавливаюсь.
– - Моя фамилiя -- Солоневичъ. Я -- не профессоръ.
– - То-то... Тутъ идiотамъ плохо приходится.
У меня становится нехорошо на душe. Значитъ -- началось. Значитъ, нужно "осаживать" сейчасъ же... А я здeсь, въ УРЧ, -- какъ въ лeсу... Но ничего не подeлаешь. Стародубцевъ смотритъ на меня въ упоръ наглыми, выпученными, синими съ прожилками глазами.
– - Ну, не всe же идiоты... Вотъ вы, насколько я понимаю, не такъ ужъ плохо устроились.
Кто-то сзади хихикнулъ и заткнулся. Стародубцевъ вскочилъ съ перекошеннымъ лицомъ. Я постарался всeмъ своимъ лицомъ и фигурой выразить полную и немедленную, психическую и физическую, готовность дать въ морду... И для меня это, вeроятно, грозило бы нeсколькими недeлями изолятора. Для Стародубцева -- нeсколькими недeлями больницы. Но послeдняго обстоятельства Стародубцевъ могъ еще и не учитывать. Поэтому я, предупреждая готовый вырваться изъ устъ Стародубцева матъ, говорю ему этакимъ академическимъ тономъ: