Россия в концлагере
Шрифт:
В торжественном молчании наступившей ночи я снял шапку и перекрестился.
С Богом! Вперед!
СРЕДИ ЛЕСОВ И БОЛОТ
Теперь возьмите. Друг-читатель возьми карту старушки Европы. Там к Северо-востоку от Ленинграда вы легко найдете большую область Карелию, на территории которой живет 150.000 «вольных» людей и 350.000 заключенных в лагери ГПУ. Если вы всмотритесь более пристально, и карта хороша, вы между величайшими в Европе озерами Ладожским и Онежским заметите тоненькую ниточку реки, и на ней маленький кружок обозначающий городок.
Каким маленьким кажется это - расстояние на карте! А в жизни это настоящий крестные путь.
Впереди передо мной был трудный поход, километров 250 по прямой линии. А какая может быть «прямая линия», когда на пути лежат болота, считающиеся не проходимыми, когда впереди заглохшие леса, где сеть озер переплелась с реками, где каждый клочок удобной земли заселен, когда местное население обязано ловить меня, как дикого зверя, когда мне нельзя пользоваться не только дорогами, но и лесными тропинками из-за опасности встреч, когда у меня нет карты, и свой путь я знаю только ориентировочно, когда посты чекистов со сторожевыми собаками могут ждать меня за любым кустом.
Легко говорить «прямой путь».
И все это одному, отрываясь от всего, что дорого человеческому сердцу - от Родины, от родных и любимых.
Тяжело было у меня на душе в этот тихий июльский вечер.
ВПЕРЕД
Идти ночью с грузом по дикому лесу. Кто из охотников, военных, скаутов не знает всех опасностей такого похода? Буреломы и ямы, корни и суки, стволы упавших деревьев и острые обломки скал, все это угрозы не меньше, чем пули сторожевого поста. А ведь более нелепого и обидного положения нельзя было и придумать - сломать или вывихнуть себе ногу в нескольких шагах от места побега.
При призрачном свете луны (полнолуние тоже было принято во внимание при назначении дня побега), я благополучно прошел несколько километров и с громадной радостью вышел на обширное болото. Идти по нему было очень трудно: ноги вязли до колен в мокрой траве и мхе. Кочки не давали упора, и не раз я кувыркался лицом в холодную воду болота. Но скоро удалось приноровиться, и в мягкой тишине слышалось только чавканье мокрого мха под моими ногами.
Пройдя 3-4 километра по болоту, я дошел до леса и обернулся, чтобы взглянуть в последний раз на далекий уже город. Чуть заметные огоньки мелькали за темным лесом на высоком берегу Свири, да по-прежнему паровозные гудки изредка своим мягким, протяжным звуком нарушали мрачную тишину и леса и болота.
Невольное чувство печали и одиночества охватили меня.
ГОРЬКИЕ МЫСЛИ
Боже мой! Как могло случиться, что я очутился в дебрях карельских лесов в положении беглеца, человека вне закона, которого каждый должен преследовать, и каждый может убить?
За что разбита и смята моя жизнь? И неужели нет иной жизни, как только по тюрьмам, этапам, концлагерям, ссылкам, в побегах, опасностях, под постоянным гнетом, не зная дома и семьи, никогда не будучи уверенным в куске хлеба и свободе на завтра!
Неужели не дико то, что только из любви и преданности скаутскому братству, только за то, что я старался помочь молодежи в ее горячем стремлении служить Родине по великим
законам скаутизма, моя жизнь может быть так исковеркана!И неужели не может быть иного пути, как только, рискуя жизнью, уйти из родной страны, ставшей мне не матерью, а мачехой!
Так, может быть смириться? Признать несуществующую вину, стать социалистическим рабом, над которым можно делать любые опыты фанатикам?
Нет! Уж лучше погибнуть в лесах, чем задыхаться и гнить душой в стране рабства. И пока я еще не сломан, пока есть еще силы и воля, надо бежать в другой мир, где человек может жить свободно и спокойно, не испытывая гнета и насилия.
Вопрос поставлен правильно. Смерть или свобода! Третьего пути не дано.
Ну, что ж. Я сжал зубы, тряхнул головой к вошел во мрак лесной чащи.
друг всякой пугливой и преследуемой лесной твари. Дождь уничтожат запах моего следа, и теперь я уже не боялся погони из города или лесозаготовительного пункта.
ПЕРВАЯ ОПАСНОСТЬ
Северная летняя ночь коротка. Уже часа через два стало светать, и я шел все увереннее и быстрее, торопясь как можно дальше уйти от проволоки концлагеря.
На пути к северу лежали болота, леса и кустарники. Идти пока было легко. Ноги, как говорят, сами собой двигались, как у вырвавшегося на свободу дикого зверя. И я все ускорял одежда, забыв об отдыхе и пище.
Но вот почва стала повышаться, и в средине дня я услышал невдалеке удары топора. Вслушавшись, я заметил, что удары раздаются и сбоку. Очевидно, я попал на участок лесозаготовок, где работают заключенные под соответствующей охраной. Отступать назад было опасно, сзади все-таки могла быть погоня с собаками из города. Нужно было прорываться вперед.
Я поднял капюшон моего плаща, прикрепил впереди для камуфляжа большую еловую ветку, которая закрывала лицо и медленно двинулся вперед, сожалея, что у меня теперь нет морского бинокля и проверенной дальнобойной малокалиберной винтовки, отобранной в прошлом году при аресте. С ними было бы много спокойней.
Думал ли я, что навыки веселых скаутских лесных игр окажутся для меня спасительными в этом опасном походе?
И я медленно крался вперед, пригибаясь к земле, скользя от дерева к дереву и притаиваясь у кустов.
Вот, что-то мелькнуло впереди. Я замираю за кустом. Говор, шум шагов. Темные человеческие фигуры показались и скрылись за деревьями. Опять ползком вперед. Неуклюжий плащ, тяжелая сумка, еловая ветка мешают и давят. Горячее солнце печет и сияет, пот заливает глаза, рой комаров гудит у лица, руки исцарапаны при ползании, но напряжение таково, что все это не замечается.
Все дальше и дальше, зигзагами обходя опасные места, где рубили лес, выжидая и прячась, бегом и ползком, почти теряя надежду и опять ободряясь, я прорвался через опасную зону и опять вышел к болоту.
Первое лесное препятствие было обойдено. Правда, мои следы могли еще почуять сторожевые собаки и догнать меня, но на мое счастье к вечеру небо покрылось тучами и начал накрапывать дождик, друг всякой пугливой и преследуемой твари. Дождь уничтожил запах моего следа, и теперь я уже не боялся погони из города или лесозаготовительного пункта.
Этот дождик порвал последнюю нитку моей связи со старым миром. Теперь я был заброшен совсем один в дебри тайги и болот и предоставлен только своим силам и своему счастью.