Россия во тьме
Шрифт:
Он старался быть аполитичным – но быть аполитичным не получалось. На выборах 2005 года [29] – его, как и всех солдат, загнали на участок голосовать за власть – но большинство из них поддерживали Оранжевую революцию. Верили, что что-то можно будет изменить. И, конечно, ненавидели ментов.
Теперь, когда он сам стал ментом, кое на что взгляды его поменялись…
Правильно говорят – называй человека свиньей, и он захрюкает. В милиции – всё ещё оставались профессионалы своего дела, которые за мизерную зарплату защищали общество от преступников – просто потому, что по-другому жизнь не представляли. Он видел
29
Ельцин в этом мире досидел срок до конца.
Больше всего в этом бесило, знаете, что? То, что те самые обыватели, которые клеймят и поносят милицию как только могут – они же потом бегут к милиции, как что-то случилось. Обнесли квартиру, выстегнули на улице – милиция, помогите! А потом – они будут возмущаться, что не могут раскрыть или ещё чего там.
И ещё одно. Вот все эти обличители – чего греха таить, во многом они правы. Но – только попробуй, предложи им пойти в милицию работать. Тут же рожу кривят – не барское это дело. Критиковать – барское, а помогать…
И ещё. Вот, видишь, что совершается преступление – или хотя бы что-то подозрительное делается. Как думаете, сколько процентов сподобится на то чтобы снять трубу и тупо позвонить ментам? Каждый пятый – и то это в лучшем случае. А потом – про раскрываемость. А откуда взяться раскрываемости, если в Германии – стоит тебе превысить скорость в потоке, сосед берет трубку и звонит в дорожную полицию – а у нас друг другу мигают, предупреждая о машине ГАИ. Если общество объявило милиции войну и ведет её – то что тогда требовать-то?
Место, куда их привезли – находилось где-то в Московской области. Но это была не Балашиха, и не базы Альфы в Мытищах, Долгопрудном или Мосрентгене. Воробьев знал эти базы – потому что перед отправкой в Ирак их тренировала Альфа – чтобы не ударить в грязь лицом.
В грязь лицом они не ударили…
Приехали уже под вечер. Их накормили (выбор блюд был явно больше чем в армейской столовке, было большое блюдо с мясом) и положили спать в армейской казарме. Казарма была явно отделана по стандартам НАТО, скорее всего и деньги – тоже давали они.
Особо друг с другом они не разговаривали – опера есть опера – но он понял по разным приметам, что примерно половина из них – ОМОН, другая половина – оперативные подразделения. Пару человек он знал – переглянулись.
Утром – их покормили завтраком. После чего – по правилам жанра должно было быть физо – но вместо этого их повели на стрельбище…
Набор упражнений был в общем-то стандартный, включал в себя пистолет и автомат. Правда, автомат не обычный для милиции АКС-74У – а десантный АКМС. Упражнения включали в себя реакцию на внезапно появляющиеся мишени на коротких дистанциях, в том числе знаменитое «Эль Президенте» – упражнение, которое научили их стрелять американцы. Он знал все эти упражнения и прошел без сучка и без задоринки.
Настораживали две вещи. Первая – боеприпасов было столько, сколько ни на одном стрельбище до этого он не видел. Хочешь, бери хоть сто, хоть двести, хоть пятьсот патронов. Второе – как ему показалось офицер, выдававший патроны, не записал расход в журнал.
Настораживающе.
Потом –
со стрельбища их по одному начали дергать к психологу.– Иногда мне в голову приходят такие нехорошие мысли, что лучше о. них никому не рассказывать.
– Запоры у меня бывают редко (или не бывают совсем).
– Временами у меня бывают приступы смеха или плача, с которыми я никак не могу справиться.
– Бывают случаи, что я не сдерживаю своих обещаний.
– У меня часто болит голова.
– Иногда я говорю неправду.
– Раз в неделю или чаще я безо всякой видимой причины ощущаю жар во всем теле.
– Бывало, что я говорил о вещах, в которых не разбираюсь.
– Бывает, что я сержусь.
– Теперь мне трудно надеяться на то, что я чего-нибудь добьюсь в жизни.
– Бывает, что я откладываю на завтра то, что нужно сделать сегодня.
Этот бред – на самом деле был опросником из восьмидесяти четырех вопросов, разработанным Ленинградской военно-медицинской академией и направлен на выявление уровня стрессоустойчивости. Понятно, что для бывшего военного, ставшего сотрудником УГРО – такой тест так… семечки.
Потом он попал в руки «психологини» – была у них такая в Ираке, драли её все кому не лень и у кого доллары были. Там он провел ещё час, после чего – его вызвали на собеседование. А вот там было уже серьезно…
Любой хороший опер, настоящий, а не тот кто по мохнатой лапе в органы пришел – он по натуре психолог, людей должен уметь раскалывать мгновенно, на-раз. Ошибка – может стоит пера под ребро или пули в живот. Так вот – того, кто с ним проводил собеседование, – капитан определил его как «зверя». И «зверь» был очень опасным.
Милицейская форма, новая, знаки различия полковника МВД [30] , но вот табличка с именем была спорота, так что непонятно – его эта форма или нет. Обычный такой дядя, с усами, в очках. Но впечатление от него… очень неприятное на душе. Как будто сидишь рядом с неразорвавшейся гранатой.
Полковник что-то потыкал в своем ноуте, пристально посмотрел на Воробьева.
– … Капитан… Песню знаешь? Никогда ты не станешь майором?
Воробьев – проигнорировал это.
30
В связи с демократизацией, милиция больше не носила погоны – а вот воинские звания оставили, сославшись на то что и в США они есть. Правда, в США максимальное звание – полковник полиции, отдел полиции чаще всего возглавляет капитан, начальник уголовки – обычно лейтенант.
– Как думаешь, про тебя песня? Про тебя. Тебе сколько званий вышло? Одно. А почему? А потому, что после Ирака – все как прокаженные, кто там был. Для любой власти. И потому лучшее, что может сделать власть – любая, заметь, власть – это по-тихомсгнобить нас. Кто сопьется, кто застрелится.
Капитан снова не ответил. Он был опытным опером и понимал: при встрече с более сильным противником лучше молчать. Кто говорит – тот поневоле подставляется, раскрывает себя. Так что лучше молчать.
– Молчишь, капитан? Молчишь. Это правильно.