Россия за облаком

С Чюдоем беседовали о здоровье, погодах, видах на урожай. О делах заговорили уже по дороге к дому.

– Из военкомата приходили, искали тебя, – произнёс Никита, глядя на дорогу, замутнённую туманом. – Я в город ездил, говорил с военкомом. На мать всё свалил, сказал, что бьётся она как не в себе, боится, что ты в Туркестан попадёшь, потому и спровадила тебя на заработки.

– Ругался военком?

– Вестимо, ругался. Но я обещал мать успокоить, а тебя, как приедешь, направить к нему.

– А он меня тут же загребёт.

– Куда? Призыв давно закончился, июль на дворе. У военкома отметишься, а в армию пойдёшь с осенним призывом. Но в город придётся скатать прямо сейчас.

Больше всего было Николке удивительно, что у крёстного он проскучал две недели, а дома прошло больше месяца. Знать о таком – знал, а как на себе испытал – странно стало.

– Хорошо, – согласился Николка, – съезжу. Заодно и в Москву сгоняю, дела у меня там.

– Ни хрена себе – заодно? – удивился Никита. – Это же пятьсот километров в один конец! Поезд у каждого столба стоит, чуть не сутки ехать.

– Я с дальнобойщиками, которые брус на стройбазу возят. Ночь в дороге, с утра уже в Москве, а вечером – обратно. Дёшево и сердито.

– Ты, я вижу, жук бывалый! И что тебе в Москве понадобилось?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – важно ответил Никола. – В гости хочу сходить.

– Разгостевался ты, брат, – заметил Никита. – Из одних гостей да в другие. Ладно, валяй, пока бог грехам терпит.

Горислав Борисович сидел молча, благодушно слушал разговоры. Время от времени принимался клевать носом, потом вздрагивал, испуганно оглядывался. Вот уснёт он сейчас, и куда в таком разе приедут путешественники? Это всё равно, что шофёру за рулём уснуть; всей дороги останется до ближайшего кювета. Каков кювет на туманной дороге, Горислав Борисович не знал и не интересовался знать.

* * *

Максим Николкиному звонку обрадовался.

– Чего так долго не было?

– Как управился, так и приехал. У меня тоже не склад, чтобы зайти да взять. Такие вещи ещё поискать надо.

– Что привёз-то?

– Как и обещал, иконы. Семь штук. Очень старые, им лет по триста, не меньше. Ещё до раскола написаны.

На такую поживу Максим прилетел, бросив все свои дела. Доски оглядел и немедленно принялся названивать Никанору Павловичу. Очевидно, того тоже впечатлило известие о семи староверческих иконах, потому что уже через полчаса Максим с Николой сидели у знакомого эксперта, а в скором времени и сам Никанор Павлович подъехал.

Эксперт шлёпал жирными губами, бормотал своё: «Интересно, очень интересно!..» – на этот раз даже за микроскоп взялся, каждую икону по очереди обёртывал фланелью, осторожно зажимал в особую струбцинку и, развернув микроскоп, словно пулемёт на турели, разглядывал почему-то не саму икону, а её торец. Что-то смотрел в компьютере – и снова в микроскопе. Наконец, в очередной раз пропев своё «Интересно!..» – он выпрямился и гордо оглядел присутствующих.

– Новоделы. Все семь штук.

– Что?! – взревел Никола. – Да какие же это новоделы? Они у староверов бог знает сколько лет хранились!

– Положим, не только бог, но и я тоже знаю, – плотоядно улыбнулся эксперт. – Определение возраста деревянных изделий по соотношению годовых колец – метод не новый, но надёжный. А при наличии компьютеров – вообще дело нескольких минут. Сохранность досок хорошая, олифа на торце прозрачная – что ещё? Вот, например, сосна, из которой выпилена эта доска, – эксперт указал на одну из икон, – росла и зеленела ещё в одна тысяча восемьсот семидесятом году. С этой точки и следует начинать датировку. Аналогичная картина и с остальными досками. Разница – один-два года.

– Не может этого быть! – Никола прямо-таки кипел от возмущения. – Вы что же, думаете, староверы для своей молельни новые иконы покупали? Да ни в жисть!

– Совершенно верно. Приятно иметь дело с понимающим человеком. Староверческие начётчики новых икон не признавали. И как раз на этот случай у богомазов девятнадцатого века существовал забавный приёмчик. Писались иконы под семнадцатый век, – кстати, имитация довольно грубая, специалисту подделка сразу видна, – а потом свеженькие образа ставили в сундук вдоль стенок, а в серёдку помещали мисочку, в которую выпускали пару яиц. Через месяц икона темнела, и её можно было продавать раскольникам за древлеписанную. Всё очень просто, тухлые яйца выделяют сероводород, а он взаимодействует со свинцовыми белилами, образуя чёрный сульфид свинца. В обычных условиях процесс занимает сотни лет, а в сундуке с тухлыми яйцами икона чернеет за месячишко. Промысел этот был довольно широко распространён, и, как видим, кое-кто до сих пор принимает иконописные подделки середины девятнадцатого века за древние образа.

«Сволочь! – подумал Николка, вспомнив улыбчатого старичка. – Вернусь, всю его торговлю по досочке разнесу, горшки покрывать нечем будет!»

Никанор Павлович сидел молча, задумчиво барабанил пальцами по обивке кресла. Максим в присутствии старших и вовсе помалкивал, так что эксперт мог делиться откровениями в полное своё удовольствие.

– Это ещё что, потемнение икон – процесс простой и давно известный, а вот омоложение! Как раз в эту эпоху жил в России замечательный человек Иван Сергеев. Шестидесятник, разночинец и страшный реакционер. Сын сельского дьячка после семинарии умудрился поступить в артиллерийскую академию, окончил её с отличием и был распределён офицером в Кронштадтскую крепость. А там постригся в монахи и остался при Андреевском соборе. Вижу, вы уже догадались, я говорю о великом русском святом Иоанне Кронштадтском. А с чего его святость начиналась? Проповедников-то полно, а святых мало. Тут чудеса нужны. И вот однажды в Андреевском соборе чудесным образом просветлели старые, потемнелые от времени образа. В ту пору ещё правил Александр Второй, в моде было вольнодумство, так что пошли разговоры, что никакого чуда нет, а просто помыли закоптелые иконы, вот они и просветлели. Тогда Иоанн поступил иначе. Нашли ещё несколько старых икон, при большом стечении народа мыли их с мылом, скатывали чистой водой, но лики оставались тёмными. Оно и понятно, ведь потемнение икон – химический процесс, мыло здесь не поможет. А потом вышел святитель, с молитвой омыл образа святой водой, и они просветлели. Вот это было чудо! С него и пошла слава народного святого. Много лет никто не мог понять, как такое происходит, и лишь в двадцатом веке, незадолго до смерти Иоанна Кронштадтского выяснили, что вместо святой воды мошенник использовал перекись водорода. Вещество это было редким, о нём в ту пору почти никто не слыхивал, но Иоанн получать перекись водорода умел, поскольку химию в артиллерийской академии преподавал Николай Николаевич Зинин. А то, что перекись водорода не только обесцвечивает органические красители, но и окисляет чёрный сульфид свинца до белого сульфата, обнаружил, видимо, сам святитель Иоанн. Зато какой скандал разгорелся, когда спустя сорок лет мошенничество Иоанна Кронштадтского вскрылось! Сам Иоанн уже последние денёчки доживал, зато его клевреты постарались. Даже стишки в защиту святого мошенника публиковали. Вот, слушайте:

«Светильнику веры отцу Иоанну Кронштадтскому по поводу нападок жидовских газет»

Маститый пастырь православный,Забрызган скверною лжецов,Толпы завистников злонравной,Слепых безумных гордецов…

Каково? Почти Пушкин. А потом наша любимая православная церковь канонизировала заведомого и уличённого мошенника. И сегодня церковь всех каяться призывает, а собственные грехи признавать не спешит…

– Хватит, – перебил разошедшегося эксперта Никанор Павлович. – Поговорили – и будет. Не знаю, как ты, а я человек православный и святого Иоанна Кронштадтского почитаю. Но сейчас нам надо решить, что делать дальше. Образа, значит, поддельные…

– Во всяком случае, это не семнадцатый век. И в отношении девятнадцатого века я в некотором сомнении. Работа – не придерёшься, но уж больно свежа краска. Тут нужны лабораторные исследования.

– Да вы что, совсем оборзели?! – взревел Никола. – Сами говорили, что доски старые, а теперь и от этого отказываетесь?

– Старые доски достать – не проблема. По деревням и сейчас полно изб, срубленных в позапрошлом веке. Разбирай любую и пили, сколько душе угодно. Вот живописную школу подделать труднее. Так что, если это новодел нашего времени, то новодел редкостный, и мне бы очень хотелось потолковать с мастером, который такое малюет. И я вам, молодой человек, посоветовал бы не вертеться, как чёрт на сковородке, а честно рассказать, где вы раздобыли подобный иконостас и каково его происхождение.

– Я вам всё рассказал! – огрызнулся Николка. – А не верите, что образа настоящие, то я не навязываюсь. Найду, кому продать и без вас.

– Стоять! – негромко произнёс Никанор Павлович. – Ты что, думаешь так просто развернуться и уйти? Не выйдет, мой милый. Мы ещё с тобой не в расчёте. Ты обещал семь икон семнадцатого века. Где они?

– Я с вас за них ни копейки не получил.

– А это ничего не значит. Есть такая экономическая категория – недополученная прибыль. Семь икон, каждая в среднем по триста тысяч…