Российская реклама в лицах
Шрифт:
Короче, турнули, несмотря на все спортивные заслуги.
И что, спорту – кирдык?
Не совсем. Но уклон пошел технический. До 9 класса – картинг, багги. Потом – парашют.
А почему именно парашют?
Хотел, как брат. Он на меня всегда имел большое влияние. И как раз в те годы служил в ВДВ.
… Мама у меня работала младшим офицером КГБ. По абсолютно мирной профессии – поваром. Много лет кормила Андрея Андреевича Громыко. А папа – инженер в Мослифте. Умер очень молодым, в 41 год, в свой день рождения. Без него было тяжело. Во всех смыслах…
…Для меня
Хочу, как брат. Не хочу, как чмо
И ты мечтал об армии?
Сейчас это странно звучит, да? Тогда все было иначе: не служил – значит, «закосил», больной, чмо. А я не был ни больным, ни чмо. После школы пошел в Рязанское училище ВДВ. Меня брали без экзаменов, но подвела бюрократия – не хватило какой-то справки. И я пошел в полк брата, только он служил в разведке, а я на «Нюрке».
Интересная у тебя была служба.
«Нюрка» – это крупнокалиберная гаубица на шасси боевой машины десанта. Был замкомвзвода, демобилизовался старшиной.
Это было время развала Союза. Был в горячих точках?
Ёсь, извини, я понимаю, что мешаю тебе работать. Но я действительно не хочу про армию. Совсем не хочу.
Почему? Это же часть твоей жизни.
Потому и не буду. Врать не хочу, а говорить правду не хочу еще больше.
(Тут, должен признаться, меня постигла маленькая профессиональная катастрофа. «Расколоть» Алексея Александровича до конца так и не удалось, а даже то, что было рассказано, я обещал сохранить в себе. Договорились, что можно написать две вещи. Первое – устрашающий шрам на лице – это не война, а автокатастрофа в детстве («Отец нес меня, а Димка, тоже еще маленький, – мое оторванное ухо»). Война же оставила на лице след совсем небольшой, хотя и стоил он нескольких месяцев госпиталя.
И второе – главное, – что воспроизвожу опять-таки дословно: «Отслужил стране честно. Свинарем никогда не был». – Прим. авт.)
…Ни перед кем не преклонялся. А дедовщины у нас вообще не было. Каждый стоял друг за друга. А как иначе? Чтобы обиженный потом, в острой ситуации, в спину выстрелил?..
…Если у меня будет сын, обязательно будет служить в армии. Конечно, если она к тому времени не станет профессиональной…
…Я доволен, что отслужил в армии, хотя считаю, что не все выполненные приказы были верными…
– А чего же ты после демобилизации не пошел в военное училище?
– Кто попадает на срочную, потом в училище идет редко. Были предложения и в спецвойска, и насчет военного образования. Но войны больше не хотелось…
Десантура в рекламном бизнесе
Как проходила гражданская адаптация?
Тяжеловато. В мирную жизнь всегда непросто возвращаться, а здесь еще и чисто материальные проблемы. Димка был женат, рассчитывать нам с ним было не на кого. Надо было зарабатывать деньги.
Какие были насчет этого идеи?
Дело случая, но я практически сразу попал в рекламный бизнес. Шведская компания – выставочный застройщик.
Кем трудился?
Художником-оформителем. Тогда же научился все делать руками. Потом очень пригодилось.
А ты рисуешь?
Отец рисовал отлично. А я только копировал
его работы. Но, конечно, кое-что могу. Через год с небольшим ушел «на повышение». Теперь в японскую компанию. Здесь я проявил инициативу и предложил создать сектор рекламы на транспорте – тогда эта ниша еще вмещала всех желающих попробовать. Мне отдали этот участок целиком, и дело, как ни странно, пошло.А с Димой, братом, вы в тот момент по службе не пересекались?
Как можно? Он очень сильно тогда помогал. И вообще все было хорошо, и мы бы задержались там надолго, если бы эта японская фирма не начала потихоньку рассыпаться.
…Мы с братом – всю жизнь вместе. Я на него равняюсь…
– После армии я некоторое время ходил в камуфляже…
– Почему?
– Потому что из старого вырос, а новое не на что было купить. Во дворе меня за глаза звали бешеным. Меня многое неприятно удивляло, и я «строил» местную юную «крутизну».
– Это как?
– Ну, мог заставить молодежь «упасть-отжаться».
– Молодежь соглашалась?
– А куда она денется?
Два мига – на пять лет
А почему «Два мига»? Любовь к авиации?
Короче, когда японцы собрались на родину, нам надо было как-то определяться. И один из нас, Валерий Степанович Сырыгин – он и сейчас с нами работает, – подтолкнул меня и Димку к открытию собственного дела. В общем-то, аргументы были очевидны: мы работали совершенно автономно, независимо от «материнской» компании. У нас были свои, «непересекающиеся» клиенты. Да и имя уже было свое к 1994 году. Не говоря о профессиональных навыках. Так появились «Два мига».
Многие интересовались. Но секрет был прост. Это первые буквы имен: Дима, Валера, Алексей, Марина, Игорь, Гена, Андрей. Фактически весь первый состав. Учредителей – они же основные сотрудники – было трое: Дима отвечал за финансы, я – за производство, Валерий – за сбыт. Занимались только рекламой на транспорте.
Большая была конкуренция?
Больше, чем сейчас. Любой мог пойти в парк, заплатить деньги и задекорировать автобус. Но рынок был не поделен, входной билет недорог. А заработать, кстати, можно было побольше, чем сегодня.
Неужели?
Если за три месяца с одной машины не зарабатывали тысячу долларов, это считалось плохо.
А сегодня?
А сегодня 200 – 300 долларов за квартал – отлично. Поэтому многие сошли с дистанции. Хотя специализированные – те же «Ньютон», «Рекарт», «Новая Компания» – остались.
– Как ты думаешь, можно ли сегодня начать работать в этом бизнесе?
– Думаю, нереально.
«Базара нет», – сказали Немцовы
То есть все шло хорошо?
Более чем. «Два мига» были раскрученной дорогой компанией.
В каком смысле?
Мы, например, не брались за заказы меньше, чем в десять машин. Денег немного заработали. Мы верили в то время в банки и держали их в «Российском кредите».
Чует мое журналистское сердце – повествование подходит к 1998 году.
Точно. Мы потеряли все и сразу. Конечно, не мы одни. У многих опустились руки, и люди закрывали собственный бизнес. Мы же были намерены его сохранить, несмотря ни на что: к воле давно привыкли, и под чьим-то, даже замечательным, руководством работать уже не хотелось.