Российский колокол № 5-6 2020

Скакавший мимо молодой взъерошенный воробей досадливо щелкнул клювом по клопиному темечку:

– Утомил, дед. Из-за таких, как ты, в Лесу не продохнуть. Съесть бы тебя, да противно. Связываться не охота.

Обиженный клоп, окружив себя густым облаком зловония, язвительно ответил:

– А может, я потому так долго живу, что со мной никто связываться не хочет. А ты, дурак, чирикай – беда болтунов любит!

Клоп забрался было под сухой лист, но тут же высунулся обратно, злобно пообещав:

– Погодите, еще попомните… В нашем Лесу никто не имеет права чирикать безнаказанно! А набздеть я еще много смогу. Был бы спрос!

Воробей на минуту задумался: «А ведь и впрямь может. Хорошо – у меня крылья, а каково кроликам…»

С тем и упрыгал дальше.

Подобные разговоры с некоторых пор являлись неотъемлемой частью жизни обитателей Леса. Бузили все, даже паразиты, которым, в общем-то, и жаловаться было не на что. А мухи, сволочи, просто обнаглели. Расплодились в таком количестве, что стали сбиваться в банды мародеров-насильников и однажды даже уволокли взрослого лося на макушку ели, запихнули рогами в дупло и оставили бедолагу сутки трубить от страха на десятиметровой высоте. Хулиганы требовали от сохатого права на восемьдесят процентов его шкуры (для разведения личинок), а тот соглашался только на кончик куцего хвоста, вот пацаны ему конкретно и разъяснили, кто в Лесу хозяин!

Зайцы из регионального отделения партии экуменических персоналистов «Капустные братья» подняли вопрос об аморальности плотоядия в современных условиях, обосновывая свою позицию тем, что в конечном счете всех нас нашли в капусте! Зайцы не только подняли вопрос, но и понесли его на суд общественности, однако по дороге были съедены ею с потрохами.

– Время еще не пришло, – констатировал сей факт матерый волк, сыто рыгая и ковыряя грязным когтем в зубах.

В целом надо признать, что недоразвитость общественного сознания лесной братии с лихвой компенсировалась ее беспорядочной активностью, а всеобщая любовь к категорическим императивам и морализаторству разом превратила «нормальных» шизиков в депрессивных параноиков и социопатов.

– Пороть нас некому! – подвел общий итог безрадостных рассуждений сопливый слизняк.

– Хозяина нет, вот мы и обнаглели.

Убежденность в том, что без Лесника Лес – дикие джунгли, была почти культовой. Культовыми были и сами персоналии. Аборигены хорошо помнили, как Первый Лесник вознамерился создать Африку в отдельно взятом лесу и с этой целью содрал три шкуры с его обитателей. Впрочем, когда зимой большая часть зверья вымерла от холода, оставшимся пришлось часть вернуть, но уже только во временное пользование.

Его преемник пошел еще дальше. Окружив территорию колючей проволокой и пустив по ней ток, суровый новатор купировал птицам крылья, кошкам и собакам хвосты и уши, а всем недовольным – вместе с ушами и головы. Он выжег каждому на тощей голой заднице свое личное тавро с серийным номером, распределив Лес по просекам, а зверье – по баракам, и опять отобрал шкуры, заявив, что пора уже растить новые – африканские!

Шкуры с тех пор стали расти как-то неохотно и все больше шерстью внутрь. Но многим эксперимент понравился!

На фоне таких титанов последующие Лесники выглядели довольно бледно. Запомнились они разве что сентиментальной любовью к хоровому пению хвалебных гимнов в свою честь, нездоровой сорочьей страстью к коллекционированию всякого рода металлических побрякушек и невинным селекционным отстрелом инакопрыгающих, бегающих и летающих. Один из них, впрочем, народ лесной здорово повеселил: как что не по нему, психанет – и ну в собеседников своими башмаками швыряться, сколько он их разбросал – не сосчитать. Швыряет направо и налево и приговаривает: «Пидорасы, абстракционисты, космополиты еловые, я-то ничего, я-то смирный, вы еще Кузькину мать не видели, вот где страх-то!»

В общем, эстет и альтруист (в определенном смысле) был этот добрый человек.

А вот последний Лесник, наоборот, любил всяких уродцев, предпочитая, впрочем, исключительно ручных. Много он их вокруг себя развел. Умиляло его, как они, пища и пихаясь, по первому его свисту спешили за кормом. И такие они забавные при этом были, такие смешные! И ладошку вылижут, и на задних лапках спляшут, и даже в теннис с ним сыграют! Ну так хорошо, что рядом с ними отогревался он душой и сердцем! Одно плохо: как выпьет лишнего, так обязательно какую-нибудь гадость в дом тащит. Гладит за ушами, целует в лобик да приговаривает:

– Вот он, сыночек мой, вот он, наследничек!

А проспится, поглядит вокруг мутным взором да как гаркнет:

– Это что за говнюк у меня на столе сидит?!

Хрусть ногтем – и нет наследничка! Что и говорить, матерый был человечище, одно слово – Хозяин! Видимо, в один из таких запоев приволок он невесть откуда паука в стеклянной банке. Паучок был маленький, худенький, носик остренький. Одни глазки живые бегают туда-сюда. Сразу видно, голодный! Лесник ему мясца свежего с кровью дал, а тот немного перекусил, а что не осилил, по-хозяйски паутинкой оплел на черный день и скромненько в уголочке притих благодарно, глазенками-бусинками сверкая.

– Вот ведь он какой, сынуля мой! Почтительный!

Прослезился тут Лесник, хряпнул еще стопочку и вышел до ветру. Больше его никто в Лесу не видел – как сгинул мужик…

Сначала этому никто значения не придал. Все думали, чудит дядька, погуляет и вернется. Но время шло, а его все не было. И тогда заволновался лесной народ:

– Как же так… без Хозяина-то?

– Без Хозяина нам никак нельзя – помрем!

Выбрали представителей от общества и пошли к сторожке. Пришли, глядь, а сторожки-то и нет. Пустая поляна, да паутина по деревьям клочьями висит. Заскучали тут звери, испугались.

– Не умеем мы, – говорят, – коллективно Лесом управлять. Не научили нас прежде. Надо старшего выбирать.

Претенденты, впрочем, быстро отыскались. Особенно одна жаба старалась.

– Я, – кричит, – однозначно самая достойная! Во-первых, я ядовитая, а во-вторых, ежели начну икру метать, вам всем места в лесу мало станет.

Дали ей в рыло, чтобы не выступала. Но вопрос тем не решили. А тут еще дятел долбит своей красной башкой о сухой пенек и орет почем зря:

– Каждый работяга получит от меня по одной диетической личинке в сутки. Плюс бесплатное лечение у травматолога, а люди творческих профессий даже у проктолога, и это не считая возможности ежедневного созерцания восхода новой зари!

Дурную птицу утихомирили лошадиной дозой промедола. Дятел – и есть дятел, что с него взять, ежели он всю жизнь на голову стукнутый?

Время шло, а приемлемого решения не находилось. Лесной народ поднял такой гвалт с мордобоем и матюгами, что из соседнего леса, привлеченные шумом, стали зеваки подтягиваться, и что характерно, каждый со своим советом или даже планом окончательного решения всех проблем. Больше всех пеликан один старался, все поучал:

– Чего орете, работать надо, а не глотки драть…