Росток

Все остальное время, исключая минимальное отвлечение на бытовые нужды, двадцать один ученик таскали железную руду и промывали ее, делая заготовки, ну и помогали в изготовлении щитов, копий, дротиков, топоров…

Шлема потом.

Одного для статуса пока было достаточно.

Беромир стремился к тому, чтобы каждый из его ребят имел большой, хорошо сделанный щит и стеганую куртку, ладное «крылатое» копье, томагавк, сакс, пилум и атлатль с десятком коротких легких дротиков. Пилум он рассчитывал метать в упор. Такой — тяжелый его вариант с пирамидкой и длинным стержнем. Обычные дротики — считай «длинная рука», потому что их вполне продуктивно удавалось накидывать и с дистанции в сорок шагов, и в пятьдесят.

Не плюмбаты. Нет.

До них он пока не дошел. Да и свинца в таком количестве попросту не имел, чтобы мог позволить себе его разбазаривать…

Вот после очередной такой тренировки он и заглянул в длинный дом. В то время как ребята всей гурьбой пошли работать на брусьях после строевой. А там, в доме, натуральный спектакль…

— Ты чего? — спросил Беромир, заметив, что Златка плачет, забивший в угол дома. Тихонько так, но достаточно демонстративно, чтобы ее все ж таки заметили.

— Я же одна… совсем одна… — едва слышно прошептала она.

— Почему ты так говоришь?

— Отца убили. Из-за тебя. Мать увезли. И, мыслю, тоже убьют. Из-за тебя. А теперь еще и ты собираешься умирать… — сквозь всхлипы, произнесла она.

— Ты так думаешь… — несколько напрягся Беромир, которого царапнули ее слова.

— Родичам я не нужна. Они же налетели и хотели растащить все богатства отца. А нас с матерью под лед или голыми на мороз. Ты умрешь — если спасусь, то чудом. Но, мыслю, они сами меня убьют, чтобы угодить Сараку.

— Тише-тише, — прошептал ведун, прижимая Злату к себе. — Все будет хорошо.

— Давай убежим, а? — сквозь слезы спросила она.

— Куда?

— К ромеям. Сядем в твою лодку и полетим по реке до Оливии. Купец тебя признает. Через него в ромейские земли и уйдем.

— Кем? Рабами?

— Почему?

— Я слишком много знаю и умею. И я не римлянин. У нас нет гражданства. Мы для них варвары — неполноценные люди. Просто свяжут и обратят в рабство. Потому что могут. Хорошо, если тебя со мной оставят, а могут и разделить. Ты молода, красива, за тебя можно много золота получить.

— Тогда пошли на Припять.

— Нас оттуда сдадут. Чужие мы им.

— Родичи же есть.

— И они ради нас будут с роксоланами воевать?

— Боже! Боже! Что же делать?

— Как что? Воевать.

— Ты даже не представляешь, с чем связываешься!

— А то ты знаешь!

— Знаю! Знаю! Мне отец рассказывал. Во времена его деда рода, что вниз по большой реке восстали. Поднял их кто-то. Уже и не припомню. Роксоланы не стали даже разговаривать. Пригнали своих всадников, да пошли войной. Посекли многих. Детей и молодых женщин в рабство угнали, мужчин всех извели, чтобы иным не повадно было.

— А дед твоего отца отчего это помнил?

— Так, а медведи откуда? С тех мест. Мы в здешних землях не так давно живем. Вот. И дед мой завещал быть к роксоланам ласковыми. Ибо иначе — смерть. Или новый дом искать, спасаясь.

— Мама эту историю знает?

— А то, как же? Конечно, знает.

— И она мне ничего не сказала?

— В ней кровь гётов играет. Ты-то не знаешь, но она отца часто упрекала в том, что он слаб и позорно прислуживает роксоланам. Они из-за этого ругались.

— Не кровь это гётов, — покачал головой Беромир.

— Как? А что?

— В тебе ведь она тоже есть. Но ты хочешь сидеть тиши воды, ниже травы. Во мне ее нет, а я рвусь в бой. Не в крови дело. В нраве.

— Боже! Да какая разница в чем?! Я хочу, чтобы ты живой остался и был со мной! — выпалила Злата.

— Неужто влюбилась?

Она промолчала.

— А поначалу казалось, что ты морозишься.

— Мне хорошо с тобой. Дурой надо быть, чтобы нос воротить. Даже с отцом, на что он был богат, я так хорошо не жила.

— Ты гляди-ка? Все по расчету?

— Что?

— «По расчету», это когда мужчина и женщина сходятся не потому, что любы друг другу, а из-за какой-то выгоды.

— А как иначе? — непонимающе уставилась на него Злата. — Мне тебе детей рожать. Тебе меня и их кормить. Чем лучше кормить станешь, тем больше детишек выживет. И тем крепче пойдут они по жизни. Что может быть отраднее для бабы?

— Ну…

— Оттого любая и смотрит, чтобы муж ей достался толковый. Но по юности и глупости порой всякое случается. Потому обычно родители и приглядывают.

— А тут случай свел…

— Счастливый случай! — порывисто произнесла она. — Оттого я за отца на тебя и не злюсь. Убивал его не ты и не по твоему слову. С Борятой он повздорил. И сам, по глупости, сгубил себя. Мама ему сказывала — помалкивать. Но нет. Он думал, что побояться с Араком связываться…

— Не побоялись…

— А зря! Я чую! От него кровью и смертью пахнет!

— А от меня?

— Что?

— А от меня этим не пахнет? Ни смертью, ни кровью?

— Что ты? Нет! Я видела взгляд Арака. Он хотел тебя убить!

— А я — его. И мы просто стояли — болтали. Как видишь — в жизни случаются огорчения.

— Он тебя убьет! Он не простит!

— Ты думаешь, мы зря делаем щиты, копья и дротики?

— Их много! Их войско — что тьма несокрушимая!

— Поэтому их бьют гёты, да?

— Языгов!

— А чем они, окромя названия отличаются? Сарматы и сарматы. Традиционно сильные верхом и слабые пешком. Кроме того, Сарак не сможет поднять всех роксоланов. Никак. Это же смешно. Как вообще об этом можно подумать?

— Почему это? — нахмурилась жена.

— Потому что им придется предстать перед своим правителем и покаяться. Рассказав о провале порученного им дело. А он им за это может и голову снять. Понимаешь? Что Арак, что Сарак скованы по рукам и ногам. Кого-то со стороны подтянуть могут. Но осторожно. Чтобы их правитель не прознал. Малым отрядом выступить в состоянии. Вроде как набежников погонять. Но и все.

— Боже… боже…

— Не переживай милая, мы справимся.

— Как бы я хотела закрыть глаза, и открыв — не увидеть более этой беды. Хорошо ведь жили.