Ротмистр Гордеев

В спину дул холодный ветер, словно подговаривая ускорить шаг а то и вовсе побежать, но я замешкался. Привычка осторожничать давала знать о себе.

Дорогу к гаоляну перегородила выехавшая из проторённой дороги полусотня японских кавалеристов.

– Мать честная! – ответил за всех мой ординарец.

Всадники заметили на нас, перешли в галоп, засверкали клинки.

Я приказал открыть по ним огонь.

Дружный залп из десятка винтовок сбросил из седла нескольких кавалеристов и заставил полусотню повернуть назад. С наскока взять нас у них не получилось.

Но и нам от этого было не так уж много толку: путь к нашим оказался отрезан, надо искать другую дорогу, а позади всё ещё двигалась преследующая нас пехота.

– Отступаем, - принял решение я.

Придётся снова отойти к сопкам. Идти в атаку на засевших кавалеристов – чистой воды самоубийство, нас перещёлкают как семечки.

В подтверждение моих мыслей из гаоляна зажужжали пули: это конники спешились и стали по нам стрелять.

Стоявший возле меня солдат взмахнул руками и повалился. Минус ещё один, с сожалением понял я, но всё-таки приказал проверить.

– Как он?

Кузьма печально склонил голову.

– Преставился, упокой Господь его душу.

Огрызаясь, мы стали пятиться к сопкам.

Вылезать из зарослей японцы не спешили: боялись или осторожничали. Изредка постреливали, но, к счастью для нас, мимо.

– Что делать, вашбродь? – спросил Лукашин-старший.

Вопрос, конечно, интересный. Прямо пойдёшь – конец найдёшь, назад пойдёшь – такая же загогулина. В общем, придётся петлять, только это не так уж и просто, когда на тебя наседают сразу с нескольких сторон.

Однако, когда ты командир нужно делать морду кирпичом и изображать абсолютную уверенность.

– Пойдём вдоль сопок. Не отстаём, братцы!

Опасность сблизила меня с солдатами, они чувствовали это и тянулись ко мне, не взирая на, не взирая на чины. Тот же Лукашин-старший успел понюхать пороха не меньше моего.

Все устали как собаки, но желание выжить и прорваться к своим помогало выдержать интенсивный темп ходьбы.

Где-то позади нас послышалась оглушительная пальба. Я не сдержал улыбки.

– Френдлифайер.

– Что, вашбродь? – не понял шагавший рядом Скоробут.

– Дружеский огонь. Похоже, наши преследователи столкнулись с кавалеристами и, не разобравшись, стали стрелять друг в друга.

– Ну, хай тогда укокошат сами себя! – усмехнулся Кузьма.

– Это вряд ли, однако, кого-то да зацепит.

Перестрелка длилась несколько минут, затем наступила тишина.

Ох, представляю, как сейчас лаются их офицеры и какой потом будет разбор полётов. А нам на руку любая задержка в стане противника.

Неразбериха среди японцев продлилась достаточно долго, чтобы дать нам шанс уйти вперёд. То карабкаясь по скалистым сопкам, то осторожно спускаясь с риском сорваться в любую секунду и, если не убиться, так серьёзно покалечиться (а любая травма существенно бы снизила скорость), мы всё-таки смогли отмахать километров десять в относительном спокойствии и, наконец, вышли к небольшой долине, большую часть которой занимало озеро, заполненное мутно-жёлтой водой.

На берегах рос камыш, вернее, то, что мы привыкли называть камышом, а на самом деле – это совсем другое растение.

Солдаты тяжело дышали и уже начали спотыкаться – шутка ли столько отмахать на своих двоих! Тут даже лошадь протянет ноги.

– Привал, - объявил я. – Лукашин-младший, за часового.

Оборотень покладисто кивнул. Он легче нас переносил тягости похода, даже сейчас легко и как-то грациозно пёр на себе пулемёт. Другой на его месте давно бы высунул язык на плечо.

Я дал себе мысленный зарок отдохнуть минут пятнадцать, а потом снова всех поднять и двигаться дальше. Засиживаться было нельзя. Японцы – не роботы, тоже устают, но чем дальше от них, тем спокойней на душе.

Один из бойцов по фамилии Бузыкин вдруг поднялся и, пошатываясь, направился к озеру.

– Бузыкин, ты куда? – недовольно окликнул его я.

– Щас, вашбродь, я только водичкой холодной умоюсь, - обернулся тот.

– Хорошо, - кивнул я. – Только не вздумай пить!

– Да я ж понимаю. Не беспокойтесь, вашбродь!

Он подошёл берегу, присел на корточки и… Вода возле него пошла волнами, будто кто-то бросил туда огромный кирпич.

– Бузыкин! – закричал я, но было поздно.

Две мощных перепончатых лапы высунулись из воды, вцепились в солдата, дёрнули на себя и скрылись с ним под водой. Был Бузыкин, и нет его.

– Твою мать! – заорал я, скидывая с себя одежду.

Оставшись голышом, кинулся с клинком к озеру, набрал полные лёгкие воздуха и с разбега нырнул с открытыми глазами.

Тут было на удивление глубоко – я не ощутил дна.

Поблизости расплылось красное пятно. Я повернул голову и увидел всплывающее на поверхность тело Бузыкина. Он был мертвее мёртвого.

Амулет предупредил меня о близости врага.

Тварь с клювообразной мордой, но уже без крыльев, плыла ко мне, синхронно отталкиваясь ногами как ластами. Она была в своей стихии и считала меня лёгкой добычей.

Ну-ну, посмотрим. Шашка подобно торпеде вылетела вперёд. Демон в последнее мгновение вильнул, уходя от удара. Я даже не зацепил его, так стремительно всё произошло.

Первый раунд: ноль-ноль, ничья.

Поняв, что мне не хватает воздуха, я пробкой вылетел на поверхность. Сквозь водную гладь ко мне метнулось бурое пятно. Я не мог видеть, но почему-то знал, что демон сейчас хищно скалит зубы.

Держи, собака! Обхватив двумя руками рукоятку шашки, мощным толчком погрузил её вниз.

Есть! Вода вокруг меня забурлила, окрасилась в знакомый ярко-оранжевый цвет.

Не давая твари уйти, я налёг грудью на рукоятку и продолжил давить. Шашка задёргалась, меня стало бросать вместе с ней в разные стороны, но я не сдавался.

А потом всё стихло.

Я не чувствовал ничего, кроме звона в ушах и боли в пальцах, которые категорически отказывались отпускать клинок. Не верилось, что тварь мертва, что я победил.