Ровно в полночь

Он отказался.

Я сердито уставился на него сквозь дождь. Было холодно, сыро, я тоже не в восторге от того, что обнаружил труп в машине и волок его по берегу, чтобы сбросить в море, – а тут еще напарник не в состоянии решить, пить или нет.

Впрочем, сейчас я и сам не прочь был согреться. Отпив из горлышка, я снова протянул ему бутылку.

– Пейте, путешествие будет долгим.

Он взял ее, взмахнул рукой – и бутылка разлетелась градом осколков у наших ног.

– Не буду я пить!

Виски камнем застряло в желудке, заныли зубы.

– Давно вы не пьете, Харви?

Он тяжело и безнадежно вздохнул.

Я повторил:

– Давно?

– Все будет в порядке. Не волнуйтесь.

Ну конечно, не волнуйтесь! Телохранитель – алкоголик – ничего страшного.

Но теперь я хоть понял, почему он не дотянул до пенсии в американской секретной службе.

– Давно? – мрачно настаивал я.

– Двое суток. Или даже больше. Так бывало и раньше. Я справлюсь.

Странно, но с алкоголиками так бывает – двое суток, неделю или несколько месяцев.

– А как насчет похмелья? – спросил я.

– Все прошло. Теперь до следующего раза.

Это хладнокровное признание меня потрясло. Я открыл рот, намереваясь высказать все, что думаю, и в него тут же хлестнул поток дождя. Все, что мне от него было нужно – продержаться еще двадцать часов. Потом это не моя проблема.

То, что он не зарекался навсегда, в известном смысле обнадеживало. Потому что такие, сломавшись, тут же снова хватаются за бутылку. А день – другой не так трудно, нет причины неожиданно сломаться.

Я еще раз посигналил фонарем. С тем же результатом.

Мы молчали. Под шум дождя волны с гулом разбивались о берег. Я спросил:

– Первая амнезия уже была?

Он хмыкнул.

– Первые провалы в памяти? Как же их запомнить?

Я кивнул. На ответ я не надеялся, но спросить стоило: первый раз, когда не вспомнить, что происходило прошлым вечером, – важный этап. После него вы уже катитесь по наклонной. Только вниз, и выхода нет – во всяком случае, так утверждают врачи.

– Просто интересуюсь.

– Если вы интересуетесь, то должны знать, что такое не обсуждают. – Он помолчал, потом буркнул: – Сигналят.

Я взмахнул фонарем. Слабый огонек мигнул в ответ. На часах – два ночи.

– Вряд ли они, – заметил я, – почти без опоздания.

– Не верите, что большой делец в состоянии нанять толковых людей, чтобы те вовремя доставили его, куда нужно?

– Нет, – ответил я. – Не буду утверждать, что такая мысль приходила мне в голову. Но раз уж нас наняли, придется постараться.

5

Шлюпка причалила к берегу, заскрежетав по гальке. Несколько матросов, выпрыгнув в прибой, ухватились за борта, чтобы удержать ее на месте. Волна накрыла их с головой.

За то им и платят, а я и так достаточно вымок, и потому остался на берегу. Вельбот с мотором футов двадцати пяти в длину явно облегчил высадку в таком прибое, и его величина говорила о немалых размерах яхты.

Матрос, подошел к нам, буркнул по-английски:

– Рыба клюет.

Я тщетно пытался вспомнить пароль. Они хороши в другом месте – например, на людной улице: случайная фраза, ничего не говорящая посторонним. Здесь это отдавало бессмыслицей, но Мерлен настоял на своем. Наконец я вспомнил:

– Птицы поют.

Матрос хмыкнул и вернулся к лодке. Я взглянул на Харви. Тот что-то заталкивал под дождевик.

С немалым трудом и помощью команды кто-то вылез из шлюпки и подошел к нам:

– Я – Мэгенхерд.

– Кейн.

– Лоуэлл.

Мэгенхерд сообщил:

– Нас двое, двадцать килограммов багажа. У вас, насколько я знаю, "ситроен".

Он не спросил, а просто поставил нас в известность. Если что-то не так, наше дело – сказать. Деловой тип – как и полагал Харви. Но кое-чего я не ожидал.

– Вас двое?

– Мой секретарь – мисс Элен Джермен. – Он замолчал, явно ожидая моей реакции. В темноте можно было различить только, что он – высокий, плотный, в темном плаще, без шляпы и в очках. Голос звучал странно безжизненно и сухо, как плохой диктофон.

Еще кто-то захрустел галькой и остановился рядом с ним.

– Все в порядке?

Голос явно принадлежал англичанке. Выговор привилегированных женских школ имитировать никто не сможет. А может быть, и не захочет.

Она казалась рослой, темноволосой, в темном пальто, уже намокшем под дождем. Мэгенхерд ответил:

– Думаю, да. Что с багажом?

Девушка обернулась, и тут же появился матрос с двумя большими сумками. Мэгенхерд зашагал вниз по склону. Харви поспешил за ним, пристроившись сзади к правому плечу Мэгенхерда, – как раз туда, где телохранителю и место. Я потащился следом – туда, где и место шоферу.

Матрос бросил сумки в багажник, дождался кивка Мэгенхерда, отвернулся и поспешил к лодке.

Харви стоял позади Мэгенхерда, глядя вперед и одновременно стараясь перекрыть наиболее вероятное направление выстрела. Застрелить нападающего – не главное в работе телохранителя, главное – стать на пути любой пули.

Я спросил:

– Где сядете, Харви?

– Впереди.

Девушка заявила:

– Мистер Мэгенхерд может захотеть занять переднее сиденье.

– Может, – согласился я, – но тогда он будет разочарован. Рассаживает Харви.

Мэгенхерд спросил:

– Мистер Лоуэлл, вы – мой телохранитель?

– Да.

– Я же сказал мсье Мерлену, что телохранитель мне не нужен. Хватило бы водителя. Я не люблю стрельбы.

– Я тоже, – согласился Харви, не поворачивая головы, – но ту мы с вами в меньшинстве.

– Никто на меня не покушается, – не унимался Мэгенхерд, мсье Мерлен ошибается. Нужно только не попасть в полицию.

Пришлось вмешаться.

– Я тоже так полагал. Но когда забирал в Кемпере машину, нашел в ней человека с тремя пулями в груди.

Мэгенхерд спросил:

– Вы хотите сказать, его убили?

– Вот именно. А ведь он только должен был перегнать машину.

Девушка ужаснулась:

– Убит? В этом автомобиле?

– Не волнуйтесь, на переднем сиденье. И его уже нет.