Рой: Битва бессмертных
Шрифт:
Он сам еще не знал зачем. Просто что-то беззвучно шепнуло ему: стой! И он послушался.
Но ничего не случилось. Тихо, неясный отдаленный шум — только и всего. Валерий махнул поднятой рукой: идем. Группа двинулась дальше.
Путь показался долгим, но дошли благополучно. По лицу Силантьева Подольский увидел, как предводитель осажденных искренне рад возвращению своих, а кроме того, убедился, что капитан слово держит. Сказал: постараюсь — и постарался.
Валерий оценил это, хотя и молча. Сказал он другое:
— Ну что, союзники? Будем на связь выходить?
Недоверие
Надо сказать, что приход спецназовцев взволновал население вокзала — люди как-то уже привыкли к своей обособленности, а тут вдруг на тебе! И сразу все ощутили хрупкость их тихого житья-бытья. Она, впрочем, и прежде ощущалась, но не так сильно, как теперь.
Трофим чутко уловил настроение масс — и созвал «вече». Тень на плетень наводить не стал, раскрыл суть своей беседы с капитаном. Народ задумался.
— Да оно-то конечно… — выразил общие сомнения один из старейшин — бывший машинист, когда-то начинавший учеником еще на паровозе. — С одной стороны, чего уж там говорить, надо отсюда как-то выбираться. Все это до поры до времени, я уж тебе говорил, Иваныч…
— Помню, — кивнул Силантьев.
— …да. Но, с другой стороны, я за свою жизнь от начальства столько сладких песен наслушался! Теперь вот всякому зверю поверю, а начальству — не поспешу. Поэтому — думать надо.
— Ну-у, блин, — втихомолку проворчал кто-то в углу, — мудрец! А то мы без него не знали, что думать надо.
Разгорелись дебаты. Жизнь научила этих людей мыслить если не блестяще, то дельно и упорно. Коллективный разум трудился примерно полчаса, прежде чем пришел к выводу: будем эвакуироваться. Видимо, эта мысль все-таки назрела.
Итак, принято! И точно свежий ветер дунул по вокзалу. Люди заулыбались, задвигались живее, а дети, до того по примеру взрослых тихие и смурные, забегали, зазвучал смех…
В таком приподнятом настроении встретили вернувшихся из рейда. Подольский сразу это угадал — и про сеанс связи спросил бодро, с подъемом, по сути уже зная ответ.
— Да! — ответил Силантьев. — Давай, капитан, врубай свою рацию.
— Ну и хорошо, — искренне сказал Валерий.
Лучшим специалистом по радио в их группе был он сам. Агрегат, полученный от щедрот профессора Нахимова, отличался от тех, с которыми Подольскому приходилось иметь дело на службе, — прогресс, куда ж деваться! — но разобраться в этой новой технике для него не составило труда.
Покуда он возился с аппаратом, вокруг собралась изрядная толпа. Глазели с любопытством, кое-кто и рот разинул. Военной натуре Валерия такое штатское разгильдяйство, слов нет, не очень-то понравилось, но опять же — куда деваться, он здесь не начальник.
— Готово, кажется, — заключил наконец он и нажал кнопку блока питания. Зеленый огонек весело засветился на приборной панели.
— Во, мать его, как в такси! — вызвало это
у кого-то неожиданную ассоциацию.Подольский быстро нашел нужную волну. Открытый текст полетел в эфир:
— Материк! Материк, ответьте Зоне. Материк, я Зона, как слышите меня?.. Прием…
Тишина в ответ.
Валерия это не смутило. Он подождал несколько секунд и продолжил:
— Материк, повторяю, я Зона, как слышите меня?..
И на этот раз материк откликнулся металлическим радиоголосом:
— Слышу вас, Зона! Кто в эфире?
Все вокруг стихли, затаив дыхание. Валерий четко ответил:
— На связи капитан Подольский… — усмехнулся и поправил себя: — То есть бывший капитан…
Материк вдруг смолк. Подольский обеспокоился:
— Как слышите меня?! Прием!..
Еще пять-шесть секунд тишины — и знакомый голос:
— Валера, ты?!
— Я. — Подольский провел по лицу ладонью. — Здравствуй, Коля.
Да, на связи был майор Ракитин собственной персоной.
Из недолгого разговора выяснилось: едва оказавшись на Большой земле, он был задействован в работе кордонной системы как человек, наиболее информированный о Зоне, кем-то вроде главного консультанта. В общем — с заметным повышением. Сейчас, после непродолжительного карантина (месячное заточение в отдельном блоке им заменили на недельное обследование), он находился в местном штабе, подчиненном напрямую Москве.
Туда, в столицу нашей Родины, спецрейсом отбыл профессор Нахимов со свитой, захватив с собой Игоря Рябинина, — и пообещал в скором времени вернуться…
Валерий быстро и грамотно описал ситуацию, ну а Ракитину хватило полминуты, чтобы осознать ее.
— Понял, — сказал он деловито. — Сколько их? — имея в виду население вокзала.
— Сто семнадцать душ, — тут же отреагировал Трофим.
— Слышу, — отозвался Ракитин.
Он пошуршал чем-то, затем произнес:
— Доложу немедленно. Думаю, решение будет принято сегодня же. Валера, черт… Как я рад, что тебя слышу!
Переход от суховато-официального тона к простому человеческому был для всех как внезапный луч света во мраке. Кто-то засмеялся.
Но главное — подопечные Силантьева поверили, что на той стороне сидят не чугунные болваны-бюрократы, которым плевать на все и всех, а такие же люди — и они на самом деле будут думать о них, осажденных, и придут им на помощь. Улыбнулся и Валера.
— И я, Коля, — сказал он. — Я тоже очень и очень рад…
Ракитин с Подольским обговорили кое-какие детали.
— Ты будь на связи, — предупредил майор.
Валерий замялся.
Вообще-то он собирался в очередной рейд. Искать Зверева с Меркурьевым просто так, бессистемно, — это в точности из поговорки про стог сена и иголку, но у Подольского сложилась руководящая идея.
Он не собирался темнить, разводить секреты и честно изложил свою задумку. Николай выслушал, малость помолчал и… согласился:
— Ладно. Тогда кого-нибудь оставь на приеме!
— Да старшого и оставлю. Трофим Иванович Силантьев… — Валерий представил главу команды союзников.