"Рояль Ньютона"

– Это все хорошо, но нам надо к Игорю, - хмуро произнес я. Схватив Вана за рукав, потащил его к каюте капитана.

– Что произошло? Откуда у тебя оружие? Его запрещено держать на корабле!

Не обращая внимания на его ворчание, я вел его за собой. Как только мы узрели Игоря, доктор замолчал. Теперь ему все было ясно. Перестав меня отчитывать, он для начала осмотрел крыс. Убедившись, что они, действительно, мертвы, подошел к капитану.

– Плохи дела, - произнес он, - но не настолько, чтобы я сдался.

Взвалив бедолагу на плечи, он побрел в медицинский отсек.

Я последовал за ним.

– Гигантские крысы могут размножаться. Так что это не мутация, при которой особи обычно стерильны. Столь удачное изменение генотипа и, следовательно, фенотипа не случайно!
– изрек Ван.
– Нет, ни о каком естественном эволюционном процессе говорить не приходится...

– Чего?

– Твари - гермафродиты! Любая из них способна наплодить множество потомков, даже если не встретит подходящую пару, - не слушая меня, продолжил вещать он.
– В короткие сроки они заполонят корабль и сожрут всех его обитателей, то есть нас. Чуть больше времени у них займет завоевание Земли или какой-нибудь другой планеты.

– Как же быть?
– испугался я.

Ван ничего не ответил. Добравшись до медицинского отсека, он занялся ранами Игоря.

– На корабле осталось всего два человека, готовых к схватке, - едва слышно пробормотал я. Хотя... нельзя забывать о находящихся в анабиозе пассажирах! Если их пробудить, мы без проблем покончим с недругами! Или они с нами!

– Ну вот, - довольно произнес доктор, подключив Игоря к каким-то приборам.
– Через пару-тройку дней он выздоровеет. А до тех пор нам с тобой предстоит оберегать его сон.

Я устал от схваток. Три поединка за день было слишком много для меня. А еще, мне хотелось есть и спать. Мой желудок урчал, требуя пищи. Зря я все-таки не поел, когда мне представился такой шанс.

– Кушать хочешь?
– добродушно поинтересовался Ван, хлопнув в ладоши. И тот же миг в ближайшей к нему стене открылась панель с множеством маленьких кнопочек. Нажав несколько из них, он заявил: - Сейчас ты отведаешь мое фирменное блюдо!

Я смотрел на него и не верил своим глазам. Раньше мне мнилось, что на корабле всего лишь два места, где можно перекусить: столовая, где располагался С-2, синтезатор пищи, и склад, где на всякий случай, кроме всего прочего, находились запасы провианта.

Заметив мой недоуменный взгляд, доктор объяснил, что в медицинском отсеке был установлен С-3. Данная модель предназначена, чтобы создавать пищу для больных, которым нельзя есть обычную снедь. Посему блюда, сотворенные С-3, зачастую гораздо вкуснее, чем те, кои подают в общей столовой.

– Вот!
– сказал Ван, торжественно вручив мне тарелку, наполненную подозрительным красным варевом. От него неплохо пахло. Да и вкус его оказался на высоте. Конечно, ему было далеко до моего любимого жареного мяса, но в тоже время оно намного превосходило синтезированную стряпню.

– Отлично, - заявил я, с жадностью поглощая пищу. Почувствовав, как в моем желудке появилась приятная тяжесть, хмыкнул. И посмотрел на Вана. Ван вдруг побледнел и пошатнулся.

И тут я узрел его - разлагающийся труп Эрнеста Гаолянского! Но он вел себя не так, как полагается добропорядочным мертвецам. Он не лежал скромненько на полу и не дожидался своей участи. Нет, он стоял около входа в отсек и молчал.

– Что с техником?
– испугался Ван Туррик.

– Он умер. Причем, довольно давно.

Закончив трапезу, я, путаясь и сбиваясь, поведал доктору о том, как мы с капитаном обнаружили мертвеца. Пока мы беседовали, Эрнест Гаолянский топтался у входа.

– Надо закрыть дверь, - предложил я. Конечно, поступив так, мы окажемся в западне. Вряд ли, ходячий труп и гигантские крысы куда-нибудь денутся. Да и пассажиров мы предадим... Но иного выхода у нас нет!

Ван Туррик, упрямо поджав губы, признал мою правоту. Разум одолел чувства.

– Игорь Лубец скоро выздоровеет, - сообщил Ван.

– Отлично!

Облизав внезапно пересохшие губы, я покосился на Эрнеста Гаолянского. А вдруг он живой? Что, если мы не его труп видели в столовой? Но кого тогда? На борту, кроме нас четверых, никого нет! А как же три тысячи человек, находящихся в анабиозе? Нет, это нереально.

Не стоит тешить себя пустыми надеждами! Перед нами, действительно, тот самый изуродованный мертвец, чье лицо нелегко опознать. Зато жалкие лохмотья, в которые превратился его рабочий комбинезон, я сразу узнал.

– Эрнест Гаолянский, - произнес я, захлопнув перед его носом дверь, ведущую из медицинского отсека в коридор.

– И что теперь?
– устало спросил Ван.

– Давай дождемся выздоровления капитана. Как только его раны затянутся, он во всем разберется. Во всяком случае, я на это надеюсь.

– Ты предлагаешь переложить ответственность за происходящие события на него? А что? Звучит заманчиво!

Я обрадовался. Быть может, все будет хорошо? Но - нет! Фатум не собирался оставлять нас в покое. Он преподнес нам очередной неприятный сюрприз. Тому, кого некогда нарекли Эрнестом Гаолянским, надоело стоять на месте. Он приступил к действиям.

Мертвец забарабанил в дверь. И та под его ударами начала деформироваться.

– Я хочу жить!
– в панике закричал я.

– Чего орешь? У тебя в руках оружие!

Вспомнив о бластере, который недавно перезарядил, облизнулся. Мне было ведомо, как остановить отвратительное чудовище, жаждущее добраться до нас. Достаточно просто-напросто пару-тройку раз выстрелить. И все.

Я вздохнул.

– Сгинь!
– рявкнул я. Прицелившись туда, где по моим расчетам должна была находиться голова Эрнеста, надавил на спуск. Смертельный луч, пронзив дверь, достиг цели. И мертвец, судя по звукам, доносившимся из коридора, пошатнулся, но не упал.

– Боже!
– едва не плача, воскликнул Ван Туррик. Чтобы успокоиться, он подошел к Игорю, предпочтя кошмарной реальности мир иллюзий.

К сожалению, я не мог поступить также; хоть один из нас должен был сохранить способность здраво соображать. Выругавшись, приблизился к двери, резко открыл ее и выстрелил в ходячего мертвеца. Взревев от боли, Эрнест Гаолянский повернулся ко мне спиной и потопал в сторону склада. У меня все-таки получилось обнаружить его слабое место. Но таковым было не голова, а живот!