Рояль под елкой
Шрифт:
— Не из-за парня, — заметила Лера, но вдаваться в объяснения не стала.
Скорее всего, Света не смогла простить высокомерия, и горячая любовь превратилась в не менее горячую ненависть.
Ненависть вызвала целый ряд разрушительных действий по отношению к бывшей подруге. Детали Лера так никогда и не узнала, но Свете каким-то образом удалось настроить против Леры всех одноклассников. И в один не очень солнечный день на аутодафе под названием «классный час» наиболее активные девочки(наверняка среди них была девочка в красной шапке из песочницы Лериного детства)
— А тебе, Дымова, бойкот!
Заявление прозвучало довольно неожиданно, как-то врасплох, у Леры все поплыло перед глазами, как от удара ведром.
Видимо, все-таки не удалось «социализироваться»…
Тем не менее она встала и спокойно (слез не дождетесь) сказала:
— А я объявляю бойкот всем вам!
И ушла, изо всех сил стараясь держать гордо выпрямленную спину.
Дома, увидев зареванное лицо дочери, Ева испугалась.
— Что случилось?
Лера долго, целых две минуты размышляла (сказать, не сказать), потом выдохнула и попросила:
— Мать, купи мне боксерскую грушу. Говорят, отлично стрессы снимает!
На следующий день Ева купила дочери грушу. Стрессы, действительно, снимает замечательно.
Ведро. Дубль третий. «Вечное возвращение» по Ницше.
Уже в театральной академии Лера сблизилась с одной сокурсницей. Собственно, та первая пошла на контакт, и Лера откликнулась. Полечка — веселая, бездна обаяния.
И пусть между девочками уже не было той нежности, как у Леры со Светой, но, тем не менее, они дружили. И может, благополучно дружили бы и дальше, но надо же было такому случиться — главную роль в курсовом спектакле отдали Лере. А роль была такая — прямо мечта студентки.
Полечка тоже хотела эту роль и полагала (вполне возможно, не без оснований), что сможет сыграть ее не хуже Леры.
В общем, давно известно, что нельзя подвергать друзей испытаниям.
Видимо, для Полечки испытание было слишком серьезным, тем более Лера, сама дура, дала ей такой повод, можно сказать, толкнула подругу на предательство. И главная роль в спектакле, и папа — известный музыкант против Полечкиного рядового инженера, и слишком большие, до неприличия, глаза с избыточно длинными ресницами и, что уж совсем не по-товарищески (порядочные люди так не поступают), грудь большего размера, а бедра меньшего…
Чего вы от Полечки хотели?
История развивалась следующим образом.
За Лерой давно водилась привычка к резким суждениям и крепким формулировкам. Как-то, после семинара, на котором руководитель курса, заслуженная и уважаемая институтская гранд-дама, устроила «разбор полетов» режиссеру-новатору, Лера возьми да скажи Полечке: «Эта Соболевская — совершенная бездарность! Просто старая сука, ни черта не понимающая в искусстве! И вообще мышей уже совсем не ловит!»
Лера, сама того не зная, бросила камень, и пошли такие круги по воде…
На следующий день Соболевская при всем курсе устроила Лере разнос. Мол, как ты смеешь, фря зеленая, про меня всякое по институтским коридорам нести? Да я тебя отчислю на раз-два-три!
Лера взглянула на Полечку: ой, зарделась девочка, в самом деле, она же не ожидала, что Соболевскую после
их разговора понесет и та при всем честном народе начнет сводить с Лерой счеты. К такому повороту Полечка, похоже, не была готова.Но Лера не стала входить в Полечкино положение, встала и сказала при всех, обращаясь к подруге:
— У тебя, безусловно, есть перспектива когда-нибудь превратиться в такую же старую суку, как Соболевская!
И вышла из аудитории, как когда-то в школе.
После этого Соболевская действительно задалась целью отчислить Леру из академии.
На раз-два-три, как она обещала, не получилось, и тогда появилось письмо на имя ректора, в котором говорилось, какая Лера распоследняя шлюха и вообще плохая девочка, как разлагающее влияет она на весь курс. И прочее, вполне в стиле совковых доносов. Все это безобразие подписали пять человек с Лериного курса. Первой в списке значилась фамилия Полечки.
Уже был готов приказ об отчислении, когда Ева предложила обратиться за помощью к Дымову. «Все-таки не последний человек в искусстве, пусть позвонит кому надо и шороху там наведет!»
Лера наотрез отказалась: «Да ну, не хочу его об этом просить. Я понимаю, денег попросить не стыдно, а это… Не хочу!»
В общем, в итоге Ева позвонила Вадиму сама.
— А в чем соль? Чего она такого натворила?
— Да ничего особенного. Просто назвала старую суку сукой.
— Ну я понял, — вздохнул Дымов, — постараюсь что-нибудь сделать. Если получится.
— Спасибо, Вадим!
«Ну вот, — гордо заявила Ева, — отец сказал, что поможет! Значит, все будет хорошо!»
Лера усмехнулась. Ей почему-то казалось, что хорошо теперь уже никогда не будет. Во всяком случае, она вдруг перестала заниматься йогой (а она, как все продвинутые барышни, подсела на йогу) и решила брать уроки бокса. На полном серьезе. Просто молотить боксерскую грушу было уже недостаточно.
— С ума сошла, — охнула Ева, узнав о решении дочери. — Нос сломают или еще чего… И накроется твоя актерская карьера!
Лера лишь махнула рукой: ну сломают, и хрен с ним. Сделаю пластику, какие проблемы. Лишь бы в душу не гадили.
— Ты из-за Полины так переживаешь? — осторожно спросила Ева.
Лера ответила с горечью:
— А как ты думаешь? Не могу сказать, что я была готова с этим столкнуться. Блин, ну ведь не тридцатые годы! Ну может, при иных обстоятельствах, если бы она предала, я бы постаралась понять: пытали, заставили подписать… Но тут-то! Но сейчас! Без всякой угрозы для жизни! Что же за человек гнилой!
Ева обняла дочь и, задыхаясь (самой было больно, прямо на разрыв), сказала:
— Люди слабые! И с этим ничего не поделаешь!
— Ага, слабые! В том-то и дело! Знаешь, до чего ее слабость может довести? Подпишет все что угодно! Любой донос. Будь сейчас тридцать седьмой год, меня бы вообще живьем съели! Вместе с кроссовками! И я сама, и мамашка моя, и даже папа Дымов давно бы уже на Колыме были, в районе вечной мерзлоты!
Но на дворе стоял не тридцать седьмой, а раздолбайские нулевые, в чести был принцип «звонка другу». Кроме того, Дымов действительно занимал в искусстве «не последнее место» — и Леру в академии восстановили.