Роза и чума

В ЦАРСТВЕ ПЕРНАТЫХ

Л. Е. Гюльцгоф.

Такая малая она на вид, Но таковы небес большие планы: Немного перышек, а так летит Ее душа в возвышенные страны! И как она умеет жить и петь! С горошиною в горле, со слезами, Сильнее, чем больших оркестров медь, С закрытыми от нежности глазами. Такой, что рвется в высоту небес, Не наш курятник нужен и не клетка, А весь огромный мир и лунный лес, Концерт, а не болтливая соседка.

ПОЭТ

Не во дворце и не в шелку Он пишет каждую строку. А в бедной хижине, в плюще, В дырявом голубом плаще. На чердаке огонь горит. Поэт, он на соломе спит. Но жизнь поэта не кровать, Чтобы лениться или спать, А важный и высокий труд И над стихом народный суд. Не ошибется Судия, Во мрак забвенья низведя Посредственность и пустоту И малодушную мечту. 1940

БЕГЛЯНКА

Л. Е. Гюльцгоф.

Чтоб жить — терпение воловье. И зная твой непрочный дом, И слабое твое здоровье, Я беспокоился о том, Как ты перелетишь темницу, Покинешь этот скучный бал И ночью перейдешь границу, Где черный лес и много скал. В лесу железные колючки Рвут жадно платье из тафты, Но спряталась луна за тучки, И тенью проскользнула ты. Потом, пролив слезу как братья, Найдут средь терний пастухи Кусочек голубого платья, В бутылочке твои духи, Твой милый голос в ранней птице, Под дубом туфельку твою, Но ты уж будешь заграницей, — В Италии или в раю. 1945

«Я думал: жалок человек!»

Я думал: жалок человек! Ничтожный план, пустое место! А ведь какой высокий век — Герои из такого теста! Он жил средь суеты земной, Весь беспокойство и сомненье, И слышался ему порой Какой то голос или пенье. Да, маленький переполох — Жизнь человека, образ дыма, Бесцельная, как слабый вздох. Но эта жизнь неповторима. 1939

«Все тяжелее с каждым годом воз…»

Все тяжелее с каждым годом воз, Не ласточка, а трудный перевоз. Шумит полет небесных голубей И синева от них еще синей. Гремит безоблачный высокий гром И в горле от стихов рыданий ком. Но ничего не слышит слух людей — Ни грома, ни стихов, ни голубей. О как самодоволен этот мир, Та улица, где окнами квартир Глядит на вас в геранях счастья жар, Семейный мир и душ ленивых пар! И ты напрасно голос надрывал, Когда людей средь ночи поднимал. 1939

«Среди стихотворенья…»

Среди стихотворенья Я потому поэт, Что создал мир как пенье, B котором кашля нет. Искусственный немного, Быть может; не такой Огромный как у Бога, Но мир особый, мой. Суровый мир и мало Пригодный для мольбы, Где ледники и скалы И римские дубы, Где воздух, хвоя, срубы, И холод всех вещей. И я не в теплой шубе, А в голубом плаще. 1939

ПЧЕЛА И РОЗА

Твою судьбу поэт сравнил с цветком, А жизнь свою с непрочным мотыльком. Поэт стихи об этом сочинил, Их соловей на ноты положил. Но ты постолько голубой цветок, Посколько я твой белый мотылек, Твоя трудолюбивая пчела — Тобою вдохновленные дела. 1947

«Жизнь наша как луг…»

Жизнь наша как луг, где скосили Былинки железной косой. Как партия в шахматы. Или Как битва, где умер герой. И в жизненной битве едва ли Закован в броню человек, И пусть мы игру проиграли И даже умолкнем навек, Но в битве имеет значенье Не гибель, не раны, не страх, А то лишь, за что мы в волненьи С оружием гибнем в руках. 1941

ПОЭМА О СЫРЕ

Земной кусочек сыра, Ты баснословным стал. Ты — весь в слезах и дырах Взошел на пьедестал. Ты доказал Европе, Что брюхо выше лир, Что стройной антилопе Предпочитают жир. Европа, ты у лавки Средь кумушек других Шептала в этой давке Полузабытый стих, Ждала с большим волненьем Трагичного конца, Смотрела с умиленьем В глазища продавца. Вдруг, может быть, ворона Раскроет глупый рот, И сыр, а не корона На землю упадет? Как принц — кусочек сыра: В сиятельных слезах. Как плащ поэта: в дырах, Воспетый мной в стихах. 1941

«Жизнь — это счастье…»

Жизнь — это счастье. В синюю полоску То платье, где оно живет. Пусть парикмахер римскую прическу Придумает, тебя завьет! Пусть будет мир шуметь зеленым древом На берегу того ручья, Где рыбка в сказке приплывает к девам, И тихо плещет жизнь твоя! Пусть будут как органные рыданья Губной гармоники лады, Пусть птичьим шумом, ветром и дыханьем Наполнятся твои сады! Пусть нажимают медные педали И раздувают в кузницах мехи; Будь музыкой в большом концертном зале, Чтоб написали о тебе стихи! 1945

ЛИРИЧЕСКИЙ ТЕАТР

1

Я — зритель. Я — слушатель пенья. Огромный спектакль предо мной: Прекрасная драма творенья, Где гибель, но свет голубой. Я в лучшем театре вселенной Сполна заплатил за билет, За зрелище это, за тленный Свой праздник, за несколько лет. Я — в кресле из красного плюша, Я в зрительном зале, дружок, Где все голубое, где суша — Подмостки, а море — пролог. Мы слушаем в виде вступленья Высокую музыку гор. Зеленых деревьев смятенье Средь бури родил дирижер…