Роза и кинжал

После того, как развязал войну, чтобы спасти неверную нареченную.

Она прямо встретила его взгляд, хотя больше всего желала бы сбежать как можно дальше от тисками сдавливавшей сердце боли.

– Потому что хотела снова чувствовать.

– Шахразада…

– Я хотела – нет, жаждала – снова почувствовать хоть что-нибудь, – с мягкой решимостью продолжила она. – Думала, что в твоих объятиях смогу забыться и снова ощутить что-то, помимо горя. Думала, что тогда смогу оплакать Шиву и жить дальше. Но ты поступил правильно, что отверг меня. Пожалуйста, поверь, я никогда не винила тебя за это.

– Я верю, – после долгого молчания отозвался Тарик. Боль в его глазах угасла, на смену ей пришла горькая покорность. – Однако это не изменит того факта, что с тех пор я каждый день себя упрекал. – Он сделал пару шагов к Шахразаде и нерешительно застыл.

Она чувствовала, как он колеблется, и теребила края платка, закусив губу.

«Он ждет, что я спрошу, почему он себя упрекал. И боится этих слов».

– Почему? – прошептала Шахразада, поддевая песок ногой, чтобы ощутить на коже холодок рассыпчатых крупинок.

Тарик поджал губы и судорожно сглотнул, явно подбирая слова. И снова такое непривычное поведение от того, кого Шахразада любила с детства. Наконец он решительно встретил ее взгляд и убежденно ответил:

– Потому что знал: если бы мы оба получили желаемое той ночью, сейчас ты была бы моей женой, а не его.

– Это так ты интерпретировал мое намерение? – с трудом выдавила Шахразада, едва находя слова от изумления. – Думал, что дочь бедного хранителя библиотеки отправилась в спальню к наследнику эмира, рассчитывая стать его женой? – Она буравила Тарика взглядом, подбоченясь. – Я не собиралась обманом вынудить тебя жениться на мне, высокомерный идиот! И, что бы между нами тогда ни произошло, не ждала бы предложения руки и сердца на следующий день!

– Разве я так сказал?

– А как еще я должна воспринимать…

Тарик быстро шагнул вперед и закрыл ладонью рот Шахразаде, без слов моля приостановить поток упреков.

Спустя пару мгновений она кивнула, хотя и продолжала всем видом излучать неодобрение.

Тарик медленно убрал руку, и на его лице на секунду промелькнул легкий намек на веселье, как раньше. Выражение, которого Шахразаде так недоставало в последние несколько дней.

Не переставая хмуриться, она плотнее запахнула на себе пашмину Ирсы и ворчливо поинтересовалась:

– И что же тогда ты имел в виду?

– Я имел в виду, что останься ты со мной той ночью, и на следующее утро я бы отправился к твоему отцу… – Заметив, что Шахразада уже открыла рот и собралась возразить, Тарик снова умоляюще на нее посмотрел, без слов прося дать договорить, подошел ближе и положил руки ей на плечи – вначале нерешительно, затем увереннее. – Не из-за того, что чувствовал бы себя обязанным так поступить, а потому, что не смог бы ждать ни дня больше… И это было бы неправильно, так как незадолго до того мою двоюродную сестру казнили, а тетя бросилась с балкона от горя после потери дочери. Как я мог пойти к твоему отцу – и своим родителям – просить твоей руки в такое время?

Хотя голос его оставался таким же напряженным, лицо Тарика смягчилось. В эти секунды он напоминал себя прежнего: яркого и невольно привлекающего внимание всех вокруг, но не замечавшего этого.

Договорив, юноша уронил руки и посмотрел на Шахразаду, ожидая, пока та соберется с мыслями. Она ответила, испытывая такие же непривычные для себя робость и нерешительность, как ранее собеседник:

– Я… Я никогда бы не подумала, что ты так поступишь…

– Ты продолжаешь меня оскорблять, невыносимая девчонка, – отголосок прежнего веселья снова промелькнул на лице Тарика. – Я просто знал, что если проведу с тобой хоть одну ночь вместе, то больше не захочу ни на секунду расставаться отныне и во веки веков.

Шахразада хотела велеть ему замолчать, чтобы он не сказал того, о чем потом пожалеет. Чтобы уберечь от новой боли.

Но Тарик решительно приподнял ее подбородок, заставив посмотреть себе в глаза, и с напором добавил:

– С тех пор, как я увидел твое падение с той стены в Талекане, наше совместное будущее казалось предопределенным. Так сильно я люблю тебя. – Его слова слетали с губ без усилий, как всегда. – Но ты больше не можешь сказать того же, не так ли? – Шахразада попыталась отвести взгляд, но Тарик не позволил и тихо попросил: – Пожалуйста, ответь мне. Пора мне услышать правду. Я… ее заслужил.

Изучая осунувшееся лицо бывшего возлюбленного, Шахразада осознала, что в последние дни он готовился к этому моменту. Хотя ни одному из них не стало легче.

– Я люблю тебя, Тарик, – вздохнула она, с величайшей нежностью положив ладонь на щеку юноше. – Но… Халид – мой дом.

Он накрыл руку Шахразады своей и серьезно кивнул. Этот короткий жест послужил единственным подтверждением услышанного, не считая едва заметно обозначившихся на стиснутых челюстях желваков. Подавленные эмоции говорили о боли Тарика гораздо отчетливее, чем любые слезы.

– Не могу передать, насколько я сожалею, что ранила тебя, – прошептала Шахразада, едва в состоянии выдавить слова из-за кома в горле, и прижала вторую ладонь к щеке Тарика, стараясь через прикосновения выразить свое раскаяние, хотя и знала, что это глупо, но не представляя, как еще загладить вину за столь ужасное предательство.

Тарик медленно отступил. Выражение на его лице казалось чужим, отстраненным.

– Я знал, что ты его любишь, с тех пор, как увидел вас вместе в Рее. Но… как полный идиот, цеплялся за несбыточную надежду.

– Пожалуйста, пойми… – Шахразада до крови прикусила нижнюю губу. – Я меньше всего на свете хотела причинить тебе боль.

– Я сам виноват, что осмелился мечтать. Рахим передал мне то, что ты сказала Теймуру: что твое сердце по-прежнему стремится ко мне и что так будет всегда.

– Я… – язык обжигал вкус меди и соли.

– Ты солгала, спасая свою жизнь. Я понимаю, – ничего не выражающим тоном произнес Тарик. – Но знай: Теймур передаст твои слова эмиру Кереджа, а тот может распространить слух дальше.

Шахразада заморгала, удивленная неожиданной сменой тактики собеседника. На его лице больше не было заметно ни следа уязвимости, лишь решительно сведенные брови и бесстрастное выражение.

Тарик снова отгородился от нее, как в последние несколько дней.

– В поселении будет безопаснее – особенно в присутствии врагов халифа-убийцы – поддерживать видимость нашего единства, – подвел он итог.

Шахразада не планировала задерживаться у бедуинов надолго, но понимала, что должна сказать хоть что-то если не в защиту Халида, то хотя бы в защиту Тарика, поэтому покачала головой, стискивая до боли в пальцах края платка, и возразила: