Роза

Юноша несколько мгновений смотрел на него в раздумье, затем перевёл взгляд на покинутое недавно кресло, после чего взглянул на книгу, которую всё ещё держал в руках.

– Это же сборник Аэноры Аквитанской! – герцог распахнул глаза от восторга. – У неё чудеснейшие канцоны! Вам нравится? Вы уже прочли?..

Молодой человек неуверенно кивнул.

– Пойдёмте, пойдёмте! Садитесь! – радостный Вальф указал на кресло. – А я займу соседнее. Так редко можно встретить человека, интересующегося поэзией… Расскажите, что вам понравилось больше всего?

Рандвальф опустился в кресло слева от столика со свечой, с нетерпением следя, как юноша вернулся на своё место.

– Вообще говоря, мне больше понравились стихи Алегрета… Я перед этим их читал.

– Тёмный стиль? – герцог искренне удивился. – Не видел ни одного человека, увлекающегося подобным. Всем больше по нраву лёгкие жанры – альбы, например… Вот, помните у Аэноры: «Под пенье птиц сойдем на этот луг. Целуй меня покрепче, милый друг…» и тому подобное. Мне казалось, любовь – более подходящая тема для молодого человека, разве нет?

– Да, конечно, – юноша словно бы смутился.

Герцог, мысли которого от любовной поэзии вдруг метнулись к теме собственно любви, провёл взглядом по его телу. Худощавый – больше в этих условиях не разглядеть. Кисти рук крупные и, судя по всему, сильные. Неожиданно перед внутренним взором Вальфа мелькнул образ – эти крепкие пальцы ложатся на его член – и тело облило жаром. Пожалуй, о любовном истощении говорить преждевременно, значит, Джефу просто не повезло.

Облизнув губы, герцог задумчиво повёл взгляд выше – к лицу и непокорной пряди, из-за которой на него испытующе смотрели знакомо-раскосые глаза. Вальфа словно обожгло озарением. Глаза. Да и губы похожи. Сыном он, ясно, быть не может – не настолько он младше маркграфа. Значит, брат – незаконнорожденный, поскольку официально Джеффри – единственный отпрыск рода.

Юноша продолжал смотреть на него с настороженностью, так что Вальф улыбнулся и встал.

– Прошу прощения, я задумался. Полагаю, мне тоже стоит взять книгу. Я ведь за этим сюда пришёл…

Он рассеянно оглядел полки и выхватил томик наугад – это оказалась «Кривая любовь». Судя по всему, составитель этой библиотеки был настоящим поклонником поэзии. Вернувшись в кресло, Рандвальф открыл книгу и наклонился ближе к пламени – впрочем, света всё равно было слишком мало. Юноша, следивший за его действиями, тоже вернулся к чтению.

В сумрачном помещении сгустилась тишина. Шорох страниц. Потрескивание свечи. Едва уловимый звук дыхания. Впрочем, этого звука как раз вовсе не было слышно – просто Рандвальф искоса наблюдал за молодым человеком и видел, как легко поднимается его грудь. Чем-то его привлекало это едва уловимое движение… К тому же ему не давали покоя длинные крепкие пальцы – то ныряющие в волосы, то переворачивающие страницу книги…

Молодой человек поднял глаза, и Вальф, спохватившись, нахмурился в свой томик.

– Можно вас спросить? – после тишины шёпот показался оглушительным.

– Конечно, – герцог легко улыбнулся.

– Говорят, ваш господин освобождает рабов? И даже даёт им деньги?

Рандвальф задумался. Болтовня кухонной черни – это одно, но самолично подтвердить «вольнодумные» взгляды… Впрочем, рабы не имеют права свидетельствовать в суде…

Но всё же он выразился осторожно:

– Полагаю, рабам герцога повезло больше, чем многим другим.

– И ещё говорят, – юноша даже наклонился, снова вглядываясь в его лицо, – будто во владениях Сорсет не держат ни кнутов, ни плетей?

И Рандвальф, глядя в эти ждущие ответа глаза, глубоко вдохнул и сказал:

– Одна плеть есть, на всякий случай. Но её уже несколько лет не использовали.

В конце концов, даже если этот разговор станет достоянием гласности, он готов хоть перед самим королём отстаивать свою позицию касательно кнута и прочих, на его взгляд, варварских методов, ничуть не способствующих улучшению нравов.

Молодой человек продолжал испытующе смотреть в его лицо, и герцог смутился.

– Здесь… тяжело с этим?

Юноша сразу опустил глаза и выдохнул, ссутулившись.

– Бывает по-разному. Просто… Хочется верить, что где-то есть другой мир. Другие страны. Такие, как пишут в книгах. Может, это правда. Или нет, я не знаю, – молодой человек невесело улыбнулся. – Вы бывали в других странах?

– Да, конечно… – Рандвальф спохватился. – В нескольких.

– А где вам понравилось больше всего? – в ответ на потрескивание свечи юноша мельком взглянул в её сторону, и в его распахнутых от любопытства глазах мелькнуло отражение пламени.

Герцог задумался.

– Пожалуй, в Италии.

– Там действительно настолько тёплое море, что можно купаться даже зимой?

– Да. А на берегу цветут апельсины и гранаты.

– И архитектура, и много чудесных произведений искусства, – молодой человек мечтательно улыбнулся. – И горы, и песчаный берег, и закат. Я видел рисунки. Неужели всё это правда?

Рандвальф улыбнулся в ответ.

– Да. Море на закате даже прекраснее, чем это могут передать слова или краски.

Улыбка сползла с лица юноши, он кивнул и через пару секунд вновь склонился над книгой. Вальф, смущённо кашлянув, тоже перелистнул страницу.

Вскоре молодой человек закрыл книгу и поднялся.

– К сожалению, мне нужно идти. Скоро начнётся работа. Только нужно убрать… – он неуверенно взглянул на свечу, от которой остался лишь маленький огарок.

– Да, конечно, – Вальф тоже встал. – Спасибо за приятную беседу. Кстати, если вам нужно…

Он вернулся за своей свечой, оставленной рядом с окном, и протянул её юноше. Тот беспокойно спросил:

– Но как вы найдёте дорогу? Хотите, я вас провожу?

– Нет-нет, не стоит, – Рандвальф поймал себя на том, что сказал это слишком торопливо. – Я помню, как шёл сюда.

– Тогда спасибо.

На губах молодого человека мелькнула улыбка, и герцог вновь подумал о том, насколько они похожи на другие губы – которые он прежде не раз целовал. Эти, пожалуй, более узкие, но это вовсе их не портит…

Юноша отошёл к столику и задул свечу. Пошуршал в темноте – видимо, прятал свои вещи.

Рандвальфу вдруг пришла в голову мысль, что они сейчас так близко – он различал силуэт, чёрный в темно-сером сумраке библиотеки, снова чувствовал его незамысловатый, но приятный запах, слышал осторожные шаги. Он мог бы притянуть юношу к себе и проверить, похож ли вкус его губ на Джеффри. Простолюдины обычно не столь искушены в ласках, как аристократы, однако их обаяние состояло в страсти и некоторой грубости, которая так нравилась пресыщенному герцогу…