Розеттский ключ
Шрифт:
ГЛАВА 18
Вход в Город Призраков начинался в сложенном из крупнозернистого песчаника ущелье, узком и розовом, как девственное лоно. Продолжением его служила извилистая теснина, такая же узкая, как в начале, над которой в далекой вышине синела полоска неба. Крутые склоны, достигавшие высоты шестисот футов, временами образовывали своды, словно сомкнутые силой мощных подземных толчков. По мере нашего обремененного тюками продвижения по сумрачному дну ущелья теснота этих горных объятий пробуждала смутное беспокойство. Однако если можно назвать скалы сладострастными, то это розовато-лиловое подобие древнего барбикана [20] напоминало своеобразный сераль переливчатой извилистой плоти, которой водные потоки придали множество чувственных форм, радующих глаз не меньше, чем любимая жена султана. Горные массивы пестрели оттенками кораллового, серого, белого и лавандового цвета. Скальные породы струились вниз подобно застывшей патоке, местами
20
Барбикан — навесная башня.
— Вот, полюбуйтесь! — нараспев произнес Силано. — На что способен полет творческой фантазии!
Да, именно здесь должна храниться такая книга.
Путешествие до этого ущелья от горы Нево заняло несколько дней. Сначала наша компания проследовала по высоким берегам Иордана, окаймленным зелеными пастбищами горного плато, мимо погруженных в вековые сны полуразрушенных крепостей крестоносцев, преданных забвению так же, как и сами тамплиеры. Иногда мы ныряли в низины или поднимались в прожаренные солнцем ущелья, сменившиеся на западе желтыми песчаными пустынями. В их сухих почвах поблескивали редкие крошечные ручейки. Поднявшись на перевал, мы продолжили путь на юг, где в восходящих потоках сухого теплого воздуха кружили ястребы, внизу по берегам пересохших речек паслись стада коз, а пастухи-бедуины спокойно следили с безопасного расстояния за нашим продвижением. Осада Акры, казалось, происходила в другом мире.
В дороге у меня было более чем достаточно времени для размышлений над переведенными Силано латинскими строками. Крылья ангелов, вероятно, могли бы послужить своеобразными указателями направления, хотя пока оставалось непонятным, как связать их с божественной силой. Но больше всего меня озадачивали упоминания о «спирали улитки» и «цветах». В воспоминаниях моих постоянно всплывали эти же образы, использованные раньше моим французским ученым другом Эдмом Франсуа Жомаром на вершине Великой пирамиды. Он говорил тогда, что в размерах этой пирамиды отражен принцип «золотого сечения», или соотношения 1,618, если память мне не изменяет, которое, в свою очередь, отображается геометрической последовательностью, определяемой числами Фибоначчи. Атакую математическую последовательность можно представить и в виде взаимосвязанной последовательности увеличивающихся в размерах квадратов, причем проведенная в них дуга образует вид спирали, повторяющей природный узор раковины наутилуса, а также, по словам Жомара, отражается как в строении цветов, так и в количестве цветочных лепестков. Мой приятель Тальма решил, что этот молодой географ слегка сбрендил, раз выдвигает столь сумасбродные идеи, но меня они заинтересовали. Неужели эта пирамида и правда предназначалась для увековечивания основополагающих природных истин? И могут ли они быть как-то связаны с тем городом, в который ведет нас сейчас тамплиерская карта?
Я пытался рассуждать как Монж или Жомар, эти знатоки математических хитростей. Что же имели в виду тамплиеры, написав: «Тогда наконец огненный луч пронзит неизвестность и откроет неведомую доселе и незримую мирскому глазу тайну»? Я терялся в самых абсурдных догадках, но все же в итоге у меня оформилась одна дикая идея. Неужели я нашел путь, который позволит мне забрать Книгу Тота из-под самого носа Силано?
Для ночных стоянок мы выбирали самые защищенные места и однажды вечером поднялись на холм, решив заночевать в развалинах сложенной из известняка крепости крестоносцев с полуразрушенными башнями, над которыми кружили ласточки. Низкие закатные лучи золотили остатки каменных стен, слегка затененных растущими в трещинах травами. Мы проехали по цветущему лугу, волнующемуся под весенним ветром. Казалось, сами цветы, склоняя головки, одобряли мою гипотезу. В их тихом шелесте мне слышались слова: «числа Фибоначчи».
Когда мы сгрудились возле покосившихся ворот, чтобы провести лошадей в заброшенный внутренний двор, мне удалось шепнуть Астизе:
— Встретимся под луной, на бастионе, самом дальнем от того места, где мы устроимся на ночлег.
Она еле уловимо кивнула, а потом, притворившись рассерженной, резко послала свою лошадь вперед, оставив
меня позади. Все правильно, для виду мы продолжали вести себя как непримиримые бывшие любовники.Наша троица предпочитала спать на некотором расстоянии от банды головорезов Нажака, и, когда уснувший Нед разразился могучим храпом, я незаметно отполз в сторону и, добравшись до темной ниши, затаился в ожидании. Она появилась как белое, поблескивающее в ночи привидение. Отделившись от стены, я втянул ее на бывший сторожевой пост, скрытый от любых глаз, кроме проникающего в стрельчатую бойницу молочного зрачка луны. Впервые после нашей встречи мне удалось поцеловать Астизу, ночная прохлада освежила ее губы, наши пальцы сплелись, но она развела мои руки.
— У нас нет времени, — прошептала она. — Нажак видел, как я ушла, и решил, что мне надо облегчиться. Он будет считать минуты.
— Ну и черт с ним, с этим негодяем, пусть считает.
Я попытался обнять ее.
— Итан, наша невоздержанность может все испортить!
— А от нашей воздержанности я могу взорваться.
— Нет. — Она решительно оттолкнула меня. — Потерпи! Мы уже близки к цели!
Проклятье, с самого отъезда из Парижа мне приходится вести почти пуританский образ жизни. Забот и тревог хоть отбавляй и почти никаких развлечений, не говоря уже о женщинах. Я вздохнул.
— Хорошо, послушай. Если наш трюк с молнией действительно сработает, то тебе придется помочь мне сразу отделаться от Силано. Мне будет необходимо остаться одному, чтобы проверить кое-что, а позже мы должны назначить свидание.
— Ты что-то узнал, но решил не сообщать нам об этом, верно?
— Возможно. У меня есть одно рискованное предположение.
— Понятно, ты ведь игрок. — Она немного подумала. — После того как мы укротим молнию, скажи ему, что ты готов отдать эту книгу в обмен на меня. Тогда я притворюсь, что изменила тебе, и пойду с ним. Мы покинем тебя. Тебе придется лишь разыграть обиду и разочарование.
— Это будет не трудно. Могу я верить тебе?
— Вера приходит изнутри, — с улыбкой сказала она и ускользнула от меня в темноту.
В остальное время мы старательно изображали неприязнь, и наше поведение напоминало отношения кошки с собакой. Я надеялся, что это была всего лишь игра.
Наше путешествие проходило по древним караванным путям, и я опасался встреч с оттоманскими разведывательными отрядами, но создавалось впечатление, что после столкновения у горы Табор турки временно исчезли. Мы забрались в пустынные, давно необитаемые края почти первозданной природы. Однажды за нами увязались какие-то местные кочевники, небольшой отряд бедуинов на верблюдах, но наши вооруженные до зубов бандиты выглядели слишком опасными, к тому же, видя нашу скудную экипировку, они едва ли сочли нас достойными ограбления. Нажак подъехал к ним, и, похоже, они быстро нашли общий язык, поскольку бедуины тут же поворотили назад своих верблюдов.
К тому времени, когда мы приблизились к указанному на карте тамплиеров городу, вокруг уже не было ни одной живой души.
Повернув на запад, мы увидели на горизонте пески пустыни и спустились с обширного плато. Между нами и этими песками, однако, находилась еще не виданная мною прежде странная геологическая формация. Маячивший в некотором отдалении зазубренный и мощный горный массив выглядел совершенно фантастично, а на подступах к нему громоздились бугристые и округлые скалы бурого песчаника. Они напоминали застывшую пену или выпеченный в гигантской печи и бурно поднявшийся на дрожжах хлеб. Эти странные горы казались непреодолимым препятствием, но, приблизившись, мы заметили в них множество дыр, делавших их похожими на стоглазое чудище. Этот песчаник, как я осознал, был буквально издырявлен пещерами. На поверхности обнаружились также резные колонны и ступени. Мы устроились на ночлег в пересохшем русле прямо под холодными, сверкающими звездами.
Силано сказал, что тропы, по которым нам придется идти завтра утром, будут слишком узкими и крутыми для лошадей, поэтому на рассвете мы привязали их у входа в ущелье, оставив под присмотром арабов из банды Нажака. Я заметил, что лошади ведут себя очень странно, они испуганно ржали и били копытами, шарахаясь от повозки, стоявшей на краю нашего лагеря. Этот приземистый крытый фургон появился у нас несколько дней назад, и Силано сказал, что часть мясных запасов вызывает страх у этих пугливых животных. Я хотел проверить его слова, но меня отвлек вид потрясающего, залитого утренним солнцем горного массива с его извилистым каньоном и гостеприимной римской аркой. В ущелье мы отправились пешком, и уже через несколько ярдов его стены скрыли от нас оставшийся позади мир. Полную тишину нарушал лишь звук наших шагов по дну идущего под уклон пересохшего речного русла.
— Когда-то здесь проходила булыжная мостовая, — сказал Силано. — Но дожди выворотили булыжники и размыли дорогу. Судя по старым документам, в это время года здесь бывают частые грозы с ливнями, вызывающими обильные паводки. Тамплиеры знали о таких особенностях климата и умело использовали их для устройства тайника. Нам нужно рассуждать так же, как они, чтобы отыскать его.
И вот, как я уже описывал, пройдя около мили по этому ущелью, мы сделали поворот и замерли в ошеломлении. Нашим глазам открылся второй, не менее впечатляющий каньон, проходивший под прямым углом к первому, но не он вызвал наше изумление. Перед нами высилось потрясающее сооружение, сравнимое по величию разве что с египетскими пирамидами. Прямо в скальной породе был высечен великолепный храм.