Рождение империи

У герцога тотчас пропал аппетит. Он продолжал мысленно корить себя за то, что сразу не понял очевидную вещь: перед ним разыграли не скверно отрепетированную пьеску, а хорошо поставленный пропагандистский спектакль.

Медленно пережевывая куски говядины, он пристально изучал своих сотрапезников. Чиерма изо всех сил пыжился, стремясь продемонстрировать свою значимость, хотя Паймер подозревал, что на самом деле им владел страх: выглядело это так, словно ривальдиец боится, что в любой момент кто-то сюда войдет и разоблачит в нем самозванца.

Вид у леди Энглей был подавленный, словно недавние события выпили из нее последние силы. Что касается Монтранто, то герцог подумал про себя, что вояка наверняка предпочел бы либо гарцевать на коне где-то поближе к границе, либо в окружении светских красавиц развлекаться на балу в Беферене, где можно вдоволь нахвастаться своими военными подвигами и вообще распушить хвост. Паймер никак не мог решить для себя, кто перед ним – бравый солдат, любитель пустить пыль в глаза или то и другое вместе.

Герцог решил, что в непринужденном общении необходим сделать паузу. Он оттолкнул тарелку, негромко рыгнул, прикрыв рот рукой, потом похлопал себя по животу.

– Должен сказать, что я давно не пробовал столь отменного ростбифа и, главное, в столь изысканном обществе. Но, увы, больше мне никак не съесть, а проделанный путь изрядно утомил меня…

– Но ведь еще полагается десерт! – возразил Чиерма.

– В таком случае, губернатор, можете съесть и мою порцию, – ответил Паймер. – Я же, с вашего позволения, предпочел бы пройти в отведенные мне покои. Приношу мои глубочайшие извинения леди Энглей Кевлерен и тысяцкому Монтранто за то, что должен откланяться.

Как и следовало ожидать, у Чиермы не нашлось возражений. Он приказал слугам убрать остатки еды и проводил гостей до их апартаментов на втором этаже.

Чиерма сам открыл дверь перед герцогом и его Избранным и даже счел нужным упомянуть, что лично участвовал в подготовке покоев к встрече высоких гостей: это по его предложению просторную кровать Паймера поставили изголовьем к стене без окон, а кровать Идальго, чуть пониже, – перпендикулярно к ней. Не без гордости Чиерма продемонстрировал прекрасный вид на весь Геймвальд, который открывался с террасы. Город, несмотря на позднее время суток, весь сиял огнями.

Герцог учтиво поблагодарил хозяина за проявленную им предупредительность и, как только обмен любезностями закончился, выпроводил его за дверь.

Когда мажордом-губернатор ушел, Паймер облегченно вздохнул.

– Я уже думал, он застрянет здесь навсегда, – произнес герцог.

Идальго ничего не сказал и принялся наводить в комнате порядок на свой вкус. Хотя переставлять было особенно нечего и некуда, он все-таки придвинул к входной двери стул и разбросал по полу перед балконной дверью пригоршню колючих шипастых шариков, которые всегда возил с собой в дорожной сумке.

Паймер быстро разделся и нырнул под одеяло. Идальго задул свечи, после чего тоже лег в постель.

– Ты прав, мой друг, – в темноте произнес герцог, обращаясь к Избранному, – Чиерма – опасный тип.

– Куда более опасный, чем это кажется на первый взгляд, ваша светлость, – негромко ответил Идальго. Было в его тоне нечто такое, отчего Паймер решил, что Акскевлерен не хочет развивать эту тему дальше.

Что ж, значит, не будем, решил про себя Паймер и лег поудобней, однако сон не шел к нему. Слова Идальго почему-то не давали покоя старику.

– Что значит – куда более опасный, чем кажется на первый взгляд?

До Паймера донеслось сопение Идальго. Его Избранный всегда громко сопел, стоило в разговоре затронуть щекотливую тему.

– Давай-давай, будь добр, объясни, – сказал ему Паймер.

– Кто такой, по-вашему, Чиерма?

– Выскочка, вот кто. Какой-нибудь бывший лакей, который, как только произошла революция, воспользовался первой же возможностью пробиться к власти.

– Но как тогда объяснить отношение к нему Монтранто?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Монтранто – член Боевой Ассоциации. Кроме того, он офицер. Значит, если на него возложена обязанность сопровождать вас до Беферена, то тем самым он выполняет поручение Комитета Безопасности. Надеюсь, вы со мной согласитесь?

– Пока что – да.

– А вы обратили внимание, какое подобострастие он проявлял по отношению к этому Чиерме? Если же надо было возразить этому шуту-губернатору, тысяцкий тотчас весь напрягался, словно своим несогласием рисковал навлечь на себя крупные неприятности.

Паймер и сам уже пришел к подобному выводу, хотя и не нашел убедительных объяснений поведению Монтранто.

– Продолжай, – велел он своему Избранному.

– Кроме того, вы не заметили, что леди Энглей Кевлерен по какой-то причине боится этого человека? Она даже не хотела садиться с ним рядом. А когда Чиерма говорил, то всякий раз так или иначе старался унизить несчастную женщину.

– Верно, это я заметил.

– Наконец, вы обратили внимание, как он бахвалился тем, как хорошо приготовил для нас комнату?

– Да, словно ему хотелось доказать, что он не какой-то там ривальдийский варвар, а человек образованный, знающий толк в самых разных вещах. Впрочем, ничего удивительного.

– За исключением того, что он прав, ваша светлость. Скажите, как часто такое бывало во время наших путешествий? А что вы скажете о моей кровати, которая сделана так, чтобы я мог ощутить даже самую легкую вибрацию пола? Нет, Чиерма очень хорошо знал, что делал.

– Ну и что? Просто до нашего прибытия сюда ему хватило ума проконсультироваться у какого-нибудь Акскевлерена. Он прозорливый человек, этого у него не отнять…

– Прошу простить меня, ваша светлость, но вы упускаете самое главное.

– И что же именно? – резковато спросил Паймер.

– Вы помните тот момент, когда Монтранто и Энглей только вошли в обеденный зал? Мы с вами сразу увидели, что перед нами женщина-Кевлерен, однако в ней было нечто странное…

Паймер сел в кровати.

– Ну разумеется! Я совсем забыл! Рядом с ней не оказалось Избранного!..

– Вот именно, – ответил Идальго, и в его голосе послышалось раздражение и печаль одновременно. – Ее Избранный был там. Это Чиерма. Он – Акскевлерен.