Рождение сверхновой

— Подождут, — отмахивается сангса, — генерал не будет из-за тебя манёвры отменять.

Жужжит радиотелефон на стене. Сангса легко вскакивает, плавным движением перемещается к стене. «ЧжуВон» невольно любуется девушкой. Коротко ответив, сангса возвращается в кресло.

— Разобрались с твоими невестами. Можешь о них забыть, — и немного помолчав, добавляет, — всё-таки не понимаю, зачем? Ну, деньги, ну и что? Мало ли богатых людей, врачи вот много зарабатывают. Никто почему-то за ними не гоняется.

— Деньги разные бывают, — философски замечает парень, — Я вот твой джип могу купить без напряжения. А ты — нет. Ездишь на служебном.

— С чего это я буду продавать тебе свой джип? — удивляется девушка, — В автосалонах покупай! Мой я тебе не продам! Знаешь, сколько я с ним возилась? Ты вот, например, знал, что у движков Хундай есть масса недокументированных возможностей? Свой джип я и за двойную цену не отдам.

Слегка огорошенный прозрачным намёком девушки на собственное состояние парень быстро находится.

— А за тройную?

— Наверное, нет, — размышляет над неожиданным предложением сангса, — а вот за пару миллионов долларов продала бы. Потом купила бы новый за пол-миллиона и снова оттюнинговала бы. Неплохая бизнес-сделка.

— Где ты всему этому научилась? — в глазах «ЧжуВон» разгорается интерес. Не бывает таких девушек!

— Детство тяжёлое было, — и ехидно добавляет, — в отличие от некоторых.

— Мнение обывателей о счастливом детстве чеболей сильно преувеличено, — замечает парень, — приходится учиться намного больше, чем остальным.

Он замолкает на мгновенье и вдруг спрашивает:

— Комман т’апель-тю? (как тебя зовут? Фр.)

— Пур туа, же сви мадемуазель сангса (для тебя, я — госпожа сангса. Фр.), — холодно отвечает девушка, уткнувшись в планшет. У парня отвисает челюсть.

— И сколько языков ты знаешь? — осторожно спрашивает он.

— Ты до стольки даже считать не умеешь! — обрубает его наглая девица.

На ночь она запирает его в отдельной комнате с зарешечённым окном. У дверей дежурит морпех. А утром гость удирает.

Район дислокации 2-ой дивизии морской пехоты

7 мая (минус 5 дней), время 15:10.

Как хорошо, что окружающие не знают русского языка! Могу материться долго, со вкусом и безнаказанно. Был в детстве у Юркина сосед по дому, жуткий матерщинник. Как-то юный Юркин спросил, почему же дядя Коля постоянно так жутко ругается.

— Хоть раз в жизни побываешь на стройке, узнаешь, — туманно ответил дядя Коля. На стройках дядя Коля провёл столько лет, сколько Юна до сих пор не прожила.

Или на киносъёмках, — добавляю от себя. Мне надо, чтобы танки шли в косую по отношению к точке съёмки линию. Не обгоняли друг друга и не отставали. Подпрыгивать на пригорках должны в строго определённые моменты. Эти пригорки хорошо бы насыпать в такой же ряд, но это уже чересчур. Это я понимаю. Приходится чем-то жертвовать. Например, ровностью линии. А и пусть! Идеальная линия выглядит не естественно.

Потом несколько часов гоняли солдат, повторяя десантную высадку, разворачивание в цепь и выход на обозначенный рубеж. Под конец капитан, командующий вертолётами и вообще десантной группой, в общении со мной становится чересчур вежлив и улыбаться перестаёт.

Напоследок терзаю отделение за отделением солдат, которых снимаю крупным планом. Объясняю:

— Парни, лица должны быть злыми и решительными. Впереди враг, впереди бой… чего вы всё время улыбаетесь?! — я выхожу из себя. Это моё присутствие на них действует. Всё им нипочём, сияют такие радостные.

Ничего, сейчас вам будет Ватерлоо. Инструктирую операторов, их у меня двое, отхожу подальше. Поехали ещё раз! Потом ещё! Ещё! В какой-то момент парни улыбаться перестают. Во! Вот это мне и надо! Злые и напряжённые лица! Есть контакт!

Звонит телефон.

— Аньён, Юна.

— Аньён, Чжу.

— Меня сегодня демобилизовали.

— Хорошо, — новость замечательная, но радоваться сил нет, — а то надоело тебя каждый раз отпрашивать. Вечером ужин праздничный сделаем.

— Сегодня нет. Сейчас с парнями в ресторан, а потом домой. Хальмони ждёт.

— Тебе же от дома отказали!

— Отца дома нет, так что негласно можно. Завтра приеду. К обеду… наверное.

— Ладно. Позвонить не забудь, — мой тон мирный, хотя внутри всё кипит. Из армии он не к любимой жене рвётся, а куда-то на сторону. Сволочь! Хорошо же, моя месть будет страшной. Для него страшной, и сладкой для меня.

— Сворачиваемся! — ору на киногруппу, даю отмашку офицеру, — Все свободны!

Особняк семьи Ким

7 мая (минус 5 дней), время 20:20.

В гостиную вваливается слегка пьяный и весёлый ЧжуВон. Пока ещё в военной форме. Его уже ждут всей семьёй кроме отца.

— Опаздываешь, внучек, — пытается быть строгой МуРан. Всю строгость смывает, когда внук обнимает её, потом всех остальных. СанРи и ХанЫль тоже приехали.

— Сынок! — вскрикивает ИнХе, повисая на сыне.

ЧжуВона усаживают за стол. И радость понемногу затихает, а затем сменяется озабоченностью. Все рады его видеть, и все не могут избавиться от мысли, что любимый внук, брат и сын — изгой в собственной семье.

ЧжуВона это не заботит. Когда обходил семью с приветствиями, успел шепнуть на ухо брату «Есть дело». Теперь радует домашних рассказами об успехах, достигнутыми на службе.

— Моя рота стала лучшей в дивизии. По основным показателям, — о роли Юны умалчивает, ни к чему расстраивать маму.

— О, сынок! — на глазах ИнХе блестят слёзы умиления.

— Молодец, внук, — одобряет хальмони.

ХёБин с улыбкой наливает всем вино, мужчинам коньяк. Шум нарастает, но невидимой тёмной аурой над общим весельем витает образ Юны. Первым уходит из-за стола дед, потом хальмони, взяв с внука обещание не уезжать из дома утром. Когда застолье покидает ИнХе, ХёБин отдаёт распоряжение служанкам принести чаю.

— Ну, что братец, поговорим серьёзно?

— Говори, нуна, — соглашается ЧжуВон.