Рожденная чародейкой
Шрифт:
Миррима порылась в сумке, достала железный наконечник копья. И, как показывал ей Хосвелл, привернула его на один из концов своего стального лука. Затем пришпорила коня.
Еще пять миль они пробирались по зловонному болоту. Затем оно кончилось. К тому времени уже стемнело. И ехать верхом стало опасно, ибо дорогу тут и там пересекали огромные древесные корни, о которые спотыкались лошади.
Небо было затянуто облаками. Боринсон решил остановиться ненадолго и подождать восхода луны.
Они доскакали до рощи на холме, где корней попадалось особенно много, и там свернули с дороги.
— Тихо, — шепнула Миррима. Обученный жеребец, имевший еще и дары ума, повиновался. Замер, как статуя, не реагируя даже на комаров, облепивших его крестец.
Потянулись долгие минуты ожидания.
Молчание мучило Мирриму, ей хотелось говорить с мужем. От нечего делать она уставилась в небо. В тот же миг по нему пронеслись три падающие звезды. Одна оказалась болидом, и за ней тянулся светящийся хвост. Такое Мирриме приходилось видеть нечасто.
В ночи не слышалось ни пения сверчков, ни кваканья лягушек. В лесу стояла абсолютная тишина.
И вдруг послышался жуткий стон, в котором не было ничего человеческого. Руки Мирримы мгновенно покрылись мурашками, по спине пробежал холодок. Конь ее взволнованно ударил копытом в землю, кобыла Боринсона метнулась вперед.
Меньше, чем в миле от них, на открытом склоне холма она увидела призрака — серое, мерцающее, неправдоподобно тощее и высокое существо. С первого взгляда его можно было принять за человека, но такого, какого не увидишь ни в одном страшном сне. У него были длинные, тонкие, как ветки, руки призрачно-белого цвета с изогнутыми острыми когтями. И четыре ноги, тоже нечеловечески длинные и тонкие. Средние суставы задних ног были вывернуты в обратную сторону, как у кузнечика. Но бедра их отстояли от бедер передних ног всего на два фута, и потому на земле это существо стояло очень странным образом. Узкая голова еще больше сужалась к носу, и морда напоминала своей формой клюв. На затылке же, казалось, вместо черепной кости были одни щупальца.
И хотя издали это существо и можно было принять за человека, на самом деле оно гораздо больше походило на опустошителя.
Это был тот.
У Мирримы отчаянно застучало сердце. На лбу выступила испарина. Она боялась шевельнуться и тем привлечь его внимание.
От чародеев-тотов, приплывших из-за моря Кэррол, ныне остались лишь легенды, и даже призраки их почти все давно истаяли. Уцелели лишь бесплотные духи самых могущественных колдунов.
От такого призрака не спасешься водой и холодным железом. Прогнать его мог только не менее могучий чародей.
Призрак стоял на склоне холма, высоко подняв голову и по-собачьи принюхиваясь. Щупальца его, свисавшие с нижней челюсти подобно бороде, при этом трепетали. Затем он с невероятной грацией переступил с места на место на своих длинных ногах и решительно двинулся на северо-запад.
«Учуял чей-то запах, — поняла Миррима. — Вполне возможно, что и мой, поскольку я приехала с севера».
Она собиралась уже вскочить в седло, но Боринсон
ее удержал.Сразу вслед за тем она услышала стук копыт. По дороге, догоняя их, мчался галопом всадник, отчаянно нахлестывая лошадь.
Могучий боевой конь с прильнувшим к его гриве седоком пролетел мимо, всхрапывая от страха. Звякнула кольчуга. Глухо простучали по дороге копыта, обернутые овечьими шкурами.
Это все-таки был муйатинец. И призрак гнался за ним.
Но рядом, в лесу, пряталась и она тоже. А призраку все равно, кого он поймает.
«Что хуже, — спросила себя Миррима, — смерть от ножа убийцы или смерть от руки призрака?»
Решение за них обоих принял Боринсон. Вскочил в седло и поскакал.
Миррима сделала то же самое. Но пришпорила коня сильнее, чем собиралась, и жеребец ее взял с места в карьер.
Она кое-как сумела удержаться в седле. И вцепилась в свой лук, надеясь на чудо — вдруг железный наконечник все-таки отпугнет призрака?
Сильная лошадь неслась во весь опор. И позади себя Миррима вновь услышала нечеловеческий вопль. Не скорбный стон, но пронзительный клекот, похожий на крик орла, завидевшего добычу.
Конь ее в ужасе удвоил скорость, Миррима пригнулась ниже, изо всех сил вцепилась в поводья. Кобыла Боринсона неслась впереди. Плащ его развевался на ветру.
Деревья впереди расступались. Миррима бросила взгляд назад.
И вся кровь застыла у нее в жилах. За ней мчался призрак на своих неправдоподобно длинных ногах. Он отставал всего на двести ярдов. Призрак излучал свой собственный свет, и сейчас девушка разглядела его как следует. Тело испускало бледное свечение цвета слоновой кости, огромные глаза горели темно-алым огнем. На руках тускло мерцали голубые руны — старинная защита от смерти. Под челюстью, как борода, развевались щупальца, в безгубом рту сверкали серповидные зубы. Три когтя на вытянутой правой руке сжимались и разжимались, словно призрак уже издали пытался ее схватить. Руки тоже были невероятно длинны и состояли из множества суставов.
— Вперед! — крикнула она своему коню, и тот помчался еще быстрей. Призрак начал отставать. У ее жеребца было четыре дара метаболизма и два силы. И скорость он мог развить совершенно невероятную. Но при других обстоятельствах она не решилась бы скакать так быстро даже днем и по гладкой дороге.
Она делала, должно быть, уже восемьдесят миль в час, когда услышала вдруг, что лошадь Боринсона споткнулась.
Он скакал впереди, и кобыла его, запнувшись о торчавший из земли корень, сломала ногу. Звук был такой, словно треснуло копье.
Кобыла упала, и Миррима с ужасом подумала, что муж ее, считай, уже мертв.
Но тут же увидела, что Боринсон не то спрыгнул, не то выпал из седла и покатился по земле.
Она остановила коня и соскочила наземь. Жеребец помчался дальше без нее. Миррима же поскользнулась в грязи и вместо того, чтобы приземлиться на ноги, упала на правый бок. Проехалась не то по корням, не то по камушкам, перевернувшись при этом на живот.
Бок ее и руку пронзила острая боль.
Не обращая на это внимания, Миррима вскочила на ноги. Конь ее ускакал. Но лук она, хоть и упала, из рук не выпустила.