Рожденные бурей
Шрифт:
Серьезные рабочие лица. Немножко угрюмые. Щабель не по летам суров. Воробейко о чем-то грустно задумался. Щабель и Воробейко не знали, что Ковалло, Чобот и доктор Метельский являются членами ревкома. Для них только один Раевский был его представителем.
Раевский подошел к хозяину.
– Надо послать ребят в город проведать, что и как. Пусть Раймонд с твоей дочкой сходят.
– Добре, сейчас скажу.
– Теперь мы поговорим о том, что нам нужно делать, – предложил Раевский.
Олеся подбежала к Птахе.
– Идем, противный, в город! Погуляем, поглядим, что там делается.
Когда шли в гору, она сказала решительно:
– Ты
И побежала к будке.
– Пойдемте в город, Раймонд. Батько сказал, надо посмотреть, что там творится. Ваш отец остался у нас, будет ждать. Сюда придет Воробейко. – И, пока подходил Андрий, добавила, волнуясь: – Птаха вам наговорил чепухи, но он все же парень хороший. Вы на него не сердитесь! Ну, пошли!
Птаха шел и разговаривал, как будто между ним и Раймондом ничего не произошло. На вокзале раздалось несколько выстрелов. Тревожно загудел паровоз, но как-то сразу смолк, и стало тихо.
– Андрий, ты был в городе? Что там творится? – тревожно спросила Олеся.
– А черт его знает! Видал отряд кавалеристов. Около городской управы кучка фендриков [10] с винтовками. Одного узнал – Сладкевича, адвоката сынок. Нацепляли себе белых орлов на шапки… Все больше гимназистики. Потеха!
10
Шутливое или пренебрежительное прозвище молодого человека, недавно произведенного в офицеры (разг. устн.).
На железнодорожных путях было безлюдно. Деповские ворота закрыты.
Что-то угрожающее было в этом безлюдье. За несколько шагов до выхода на мост, перекинутый над станцией, из-за угла товарного склада навстречу им шмыгнула какая-то фигура. Это был австрийский полицейский. Он шарахнулся было в сторону, но вид троих его успокоил. Задыхаясь и оглядываясь, он крикнул им на ломаном польском языке, махнув рукой на север:
– Вы там не видали вооруженных людей?
– Нет, – ответил Раймонд, единственный из троих говоривший по-польски.
Полицейский кинулся бежать к водокачке. Но Птаха вдруг подставил ему ножку, и солидный шуцман [11] со всего размаха плюхнулся на землю. С такой же быстротой Андрий оказался верхом не нем. Как ни барахтался тот, но выбраться из цепких рук парня не мог.
– Раймонд, тягни у него левольвер! Да живее!
Раймонд наклонился к полицейскому и, торопясь и волнуясь, расстегнул кобуру и вытащил из нее револьвер. Птаха быстро отскочил от полицейского, не забыв выхватить из ножен широкий тесак, и встал в оборонительную позу.
11
Охранник (нем.).
Раймонд вертел в руках отнятый маузер, не зная, что с ним делать.
Все произошло настолько быстро, что Олеся не успела опомниться. Полицейский вскочил на ноги. От испуга и бешенства его нижняя челюсть дрожала. Но решительный вид Птахи не позволял и думать о сопротивлении.
– Ну, а теперь тикай! Нажимай на пятки! – И Андрий
выразительно махнул в воздухе тесаком по направлению на север. – Не понимаешь? Ну, как там по-вашему – махен драпис к чертовой матери!Раймонд спрятал револьвер в карман. Тогда полицейский стал поспешно уходить от них, поминутно оглядываясь. Пройдя несколько шагов, он расстегнул пояс и бросил ненужные теперь кобуру и ножны. Андрий пошел и поднял их. Засунув в ножны тесак и, довольно улыбаясь, возвратился назад.
– Куда бы мне эту штуковину заткнуть?
– Ты что, с ума сошел? А если бы он нас всех перестрелял? – накинулась на него Олеся.
– Эх, если бы да кабы, выросли в носу грибы! На кой ему черт пистолет? Все равно лавочка кончилась! А мне он пригодится.
– Ну, а штык-то на что тебе? Брось его, пойдем!
– Ну да! Из него два ножа важнецкие сделать можно. Я его вот сюда, под ступеньку, примощу. Здесь не видать.
На мосту он их догнал.
– Слушай, Андрий, если ты думаешь еще что-нибудь выкинуть, то не ходи с нами. У нас важное дело, – сухо сказал Раймонд.
– Ну, чего пристали? Все же в порядке! Давно мне хотелось пистоль иметь, а тут, гляжу, из рук добро уходит… А здорово я полицая напугал! Поди, десятую версту отжимает! Потеха! – И Андрий захохотал так заразительно, что Раймонд и Олеся не могли не улыбнуться.
К Андрию вернулось хорошее настроение. По мосту он шел, слегка приплясывая и напевая:
Гоп, кумэ, нэ журыся,туды-сюды поверныся!Так же вдруг ему пришла мысль завершить все благородным поступком.
– Знаешь что, Раймонд, дарю тебе пистоль! Бери! Знай мою дружбу! Я себе другой достану.
Олеся резко повернулась к нему.
– Ты что, опять думаешь на кого-нибудь накинуться? Не ходи с нами! Слышишь? Не ходи!
– Да нет же! Что ты мне сегодня настроение сбиваешь? Я от всей души, а она… Сказал, чудить не буду, чего же еще? Мало ли где я себе могу достать? Какое твое дело? На, Раймонд, кобуру и носи на здоровье… Что это бабье в военном деле понимает!
– Ты насчет бабья полегче!
Но Андрий уже не слушал ее. Обняв Раймонда за талию и улыбаясь, смущенно прошептал:
– Кто старое помянет, тому глаз вон, понял? А из этой штуковины мы с тобой по разу стрельнем в подходящем месте, идет?
Вместо ответа Раймонд положил руку на его плечо.
Глава пятая
В это воскресное утро в палаце Могельницких проснулись очень рано.
В конюшнях одетые в форму польских легионеров вооруженные люди седлали лошадей. Во флигелях, где жила многочисленная дворня, ожидали сигнала к выступлению пехотинцы.
Шмультке и Зонненбург только что окончили завтрак. В комнату вошел Юзеф и подал майору записку. Майор прочел и сказал:
– Графиня Стефания просит нас зайти к ней по очень срочному и важному делу.
Они недоуменно переглянулись, но тотчас встали из-за стола и, оправив мундиры, молча пошли за стариком.
На втором этаже Юзеф широко распахнул двери будуара Стефании и жестом пригласил немцев войти.
Но вместо графини их встретили несколько вооруженных офицеров в неизвестной им форме. Один из них закрыл за немцами дверь и остался сзади вошедших с револьвером в руке.