Рожденный в СССР. Дилогия
Шрифт:
Дальше я не стал слушать его разнос и понял, что опять прокололся. Я не такой высококлассный, как думает Ван Ваныч - просто дзюдо развивается. Я же знаком с дзюдо образца 2000 года, по сравнению с 1960 годом прошло более двенадцати Олимпиад. А это не шутка. Слова Ван Ваныча орлы не приняли всерьез и не работали в спарринге по заданию, а все старались меня измотать и задавить, следуя своему высокому самомнению. И когда один из них чуть не порвал мне связки, хотя я сигнализировал что сдаюсь - Ваныч их просто выгнал. И не взял обратно, несмотря на все просьбы высокопоставленных защитников. А я стал работать с Петром и Федором и хотя они были еще тяжелее, но мы работали по заданиям тренера, а не бились изо всех сил за победу. Даже я заметил, как вырос наш уровень
Когда, в последний раз, пришли ходатаи за горцев, Ван Ваныч выставил в спарринг против них Петра. И тот потратил на них всех около двух минут. Спортивные боссы возмутились, мол Петр тяжелее каждого из них на пятнадцать килограмм. Тогда Ваныч выпустил меня и я в упорной борьбе чисто победил двоих, а третий из них пожаловался на растяжение и со схватки снялся. Начальники вполне дружелюбно распрощались с Ван Ванычем и больше мы кавказцев у нас не видели. А вот к Петру и Федору подходили с предложениями перейти к более именитым тренерам. На что те дипломатично замечали о конях на переправе и предстоящих Олимпийских играх 1964 года.
Но это все было позже, а ныне с самого утра в большой комнате сидел Деменьтев и попивал чаек с Саней. Саша был напряжен, значит уже подвергся расспросам и о чем его пытали не такая уж головоломка - всплыла драка в детдоме. На нас показаний не должно было быть, разве от наших, но это вряд ли. А противники видели наши лица замотанные шарфами по глаза, да и то им было не до этого. "Нейтралы" сидели в спальне, так что посторонние показать на нас не могли.
Однако лейтенант...опаньки - уже старшой, все же появился у нас, а это было не к добру. Мне ничего не оставалось, как продолжить утренний туалет и сесть за стол завтракать вместе с незваным гостем. За завтраком говорили о погоде, работе, международном положении... и о нашей машине. Вернее я мотал головой, а говорил Саня.
А так как я парень не дурак, хоть дурак немалый, то предложил Деменьтеву испробовать авто на ходу. С этим предложением, старший опер и лейтенант согласился незамедлительно и попросил подбросить его в центр по сугубо личному делу. Саня тоже был не глуп и начал собираться по своим пацанским делам. Гулять. А нам с Деменьтевым предстоял разговор тет на тет, как говорится.
До того как выехали на Осташковскую он ограничивался краткими замечаниями по автомобилю и моей манере езды. А когда по его просьбе притормозили на обочине и начался собственно разговор:
– Я понимаю язык глухонемых - русскую версию. Писать не нужно.
Я хочу, что бы ты меня понял и поэтому кое-что расскажу о себе.
Я начал войну в ОМСБОНе рядовым бойцом по комсомольскому призыву - пришел из дальневосточной погранзаставы. Работали на оккупированной территории в глубоком тылу врага - Белоруссия, Украина... После освобождения нашей территории был направлен в СМЕРШ Наркомата внутренних дел и "зачищал" ближайшие армейские тылы вплоть до победы. После войны ловил националистические банды по всей пограничной территории СССР и в 1952 году помогал полякам - можно сказать делился опытом. Кто подсунул мне эту суку: то ли "свои поляки", то ли остатки подполья, то ли американцы - я так и не узнал. Но у меня никогда не было семьи и я "поплыл", а рядом не оказалось никого, кто бы меня остановил.
Раскрыл ее я сам и "закрыл" сам, вместе со связником: ее наглухо, а связника сдал польским коллегам. Сам же полетел виниться к своему начальству, а там меня уже ждали. На допросе главная тема: почему застрелил связника и все мои доводы, что я сдал его полякам живого - разбивались об непоколебимую уверенность моего бывшего дружка, что я вру . Он сейчас большой начальник в УВД Мосгорисполкома, а тогда он меня утопил и я пошел под трибунал
и по этапу. Дело пересмотрели только в 1957 году, помог друг фронтовик из КГБ. Он же и вытащил меня сюда на должность участкового и добился возвращения мне офицерского звания, аж целого младшего лейтенанта. Я в этом районе Москвы родился заново, по сути, как бы вернулся домой с войны длящейся двенадцать лет. Я сделаю все, что бы помочь здешним людям, даже нарушая служебный долг. Да у меня испарились его остатки когда я узнал, что тех двух псов, которых ты убил, - он даже не повернулся ко мне,- прикрывал мой "дружочек". Тот, что отмерил мне десятку - исключительно по служебному долгу. Его отправят по-тихому в отставку и ворошить это гавно, никто не желает. Сталина нет и все быстро начало гнить, а ведь прошло всего семь лет. Вот ответь мне - это начало конца?– Да, - кивнул я.
– И ничего нельзя сделать?
– Не знаю, - показал я.
– Но ты попытаешься - если представиться возможность? Ты чувствуешь хоть какую-то возможность? Не вибрируй, с Гуляевым мы начинали в ОМСБОНе, он из старшин и жук еще тот. Но верный мужик.
– Я пойду до конца.
– Я "провел" тебя по всем возможным в СССР каналами сам и с помощью друзей. Ты тот, кто есть. А в фантастику я не верю, но вот глаза у тебя человека, повидавшего не меньше меня. Можешь на меня рассчитывать.
Мы молча доехали до станции метро пл. Дзержинского, где он попросил высадить его, сказав на прощание:
– На тебя пришли бумаги на допуск, из первого отдела Института физики. Получено положительное решение. Вот тебе мои телефоны. Просто запомни их.
И ушел, как же опер угро... старший. Ну,ну. Человек войны и злой судьбы, который был мне понятен, как никто другой. Как же мне повезло в этом времени - пространстве на Людей, а я еще Тебя ругал.
Допуск получен, а значит у меня максимум неделя для улаживания домашних, личных дел и нужно будет выходить на новую работу. Я вспомнил, как был огорчен Гуляев, когда я подал заявление по собственному желанию. И как мы потом пообщались с ним, по существу вопроса, откровенно:
– Антон Василевич вам нужен в соратниках автослесарь? Или журналист, а именно им я собираюсь стать. И уже начал подготовку к поступлению в МПГИ на факультет русского языка и литературы. На заочное отделение. И работу подыскал, где можно учиться на ночных сменах, в Институте физики АН СССР. Правда добираться нужно до противоположного края Москвы, но зато почти все время по проспектам.
В конце концов он со мной согласился, взяв обещание появляться в детдоме хотя бы раз в неделю. В детдоме образовался совет воспитанников, в котором не было администрации детдома - однако был я, как боевой товарищ.
В райотдел меня... пригласил новый участковый - Юрий Михайлович, младший лейтенант вступивший в должность сразу после училища. Его ввели в курс дела старшие товарищи и он уже не был так расстроен назначением. А ведь по выпуску наверное представлял себя бравым опером, как берет в одиночку всю банду "Черная кошка", а здесь участковый.
Я бы вообще ввел законом, чтобы первые назначения офицеров милиции были помощниками участковых. Пусть походят по земле и увидят тех кого защищают, поймут их заботы, а то многие сразу начинают "общаться" с криминальным элементом и ... осадочек остается.
Допрос проводил старший лейтенант милиции и после обычных ментовских ритуалов начал задавать вопросы, на которые я писал: не знаю, не был, не понимаю... Сплошное отрицалово. Этим и закончилась официальная часть, а затем он предложил побеседовать без протокола:
– Иван, ты же понимаешь, что воспитанники ничего, никому не скажут. Но дело нужно завершить, приблатненных то мы посадим и их главных сообщников в детдоме - они уже дали признательные показания. Бакланы. Но достаточное количество участников инцидента останется в детдоме и ты представляешь, что с ними будет? Их нужно убрать из детдома, может быть беда. Подростки часто более жестоки, чем взрослые - у них нет жизненного опыта, а с ним и приобретенных "тормозов". Поэтому нужно помочь.