Рожденный в СССР. Дилогия
Шрифт:
– А как, вообще, поставлен учебный процесс в Школе?
– Год учеба в Центре, с перерывом на зимнюю двухмесячную стажировку. Полгода стажировка в войсках, опять учеба в Центре, три месяца. Опять стажировка, уже в спецподразделениях. Потом экзамены и аттестация.
– Так ты в Школе не учился?
– Нет, я инструктор Школы.
– Похоже ты зачислен в команду 21. В задницу, образно говоря, - заржал я.
Но смеялся я в одиночку, старшина был, как всегда серьезен и невозмутим. Снайпер.
Перед началом поверочных испытаний, а проще говоря приемных экзаменов, я поймал мандраж. И все же решил поставить точки над... в конце предложения:
– Иван, ты с самого начала знал, что мы можем попасть в команду только вместе? У тебя, что, не было выбора?
–
– Он тебе приказал?
– Нет, попросил, а это похуже приказа.
И это была правда, поэтому на огневом рубеже я был спокоен и сосредоточен. Я не мог подвести Ивана. Поэтому пульс шестьдесят пять и точка.
Из 43 человек в Школу были зачислены 18, в том числе и я с Семеновым. На общем построении команды 21, был оглашен приказ о зачислении и присвоении очередных званий личному составу. Мне было присвоено первое офицерское звание - лейтенант, а старшине Семенову - младший лейтенант. В команде были только офицеры и военнослужащие сверхсрочной службы. На испытаниях присутствовал и генерал-майор Дроздов. Тот самый, которому меня представлял наш аксакал-полковник, руководитель Центра переподготовки ГРУ.
Всем курсантам команды предоставили пятисуточный отпуск по старому месту службы, не считая дороги. Для решения личных вопросов. Все-таки я везучий сукин сын, как оказалось. Вот только, во второй жизни.
Глава 9
Леонид Ильич Брежнев, встретил Михаила Андреевича Суслова, выйдя из-за своего монументального стола и они присели у бокового столика для гостей. Это символизировало уважение первого лица государства к соратнику по партии. Одному из многих, как могло бы показаться человеку далекому от постоянной борьбы за место у подножия кресла Первого секретаря ЦК КПСС. У Михаила Андреевича место там было забронировано, несмотря на то, что он никогда не скрывал от Первого неприятных вестей и тенденций. Частенько нарушая душевный покой Леонида Ильича, большого любителя жизненных удовольствий и дамского угодника, что было бы чревато многим другим рядом стоящим. Однако Суслов никогда не изменял себе, но старался преподносить неприятные новости, Первому, наедине. В личной беседе и тот это ценил, так как в этом случае ему не нужно было натягивать на себя монументальную маску непоколебимого и всезнающего Учителя масс, а быть самим собой. Хитроумным и незамысловатым, осторожным и решительным, открытым и недоступным. Таким каким он и был - разным.
После обязательного ритуала, состоящего из привычных фраз о здоровье, семье, погоде... Леонид Ильич приступил к ожидаемому разговору:
– Так, что ты можешь рассказать об этом Фонде. Первое впечатление о нем уже составил?
– Да, я встречался с членами наблюдательного Совета в полном составе и с большинством из них персонально. И знаешь Леонид Ильич, мне все больше кажется, что это та общественная организация, которую мы можем противопоставить нарождающемуся у нас, в стране, рупору "Голоса Америки" и "Свободной Европы" - движению диссидентов. Конечно это далеко не панацея, но в ряде случаев, деятельность Фонда и его активистов будет весомо помогать в нашем идеологическом противостоянии с Западом. Люди там наши.
– А как же, методика Семичастного и компании, хватать и не пущать. Сажать, лечить, заваливать повестками, выселять, увольнять, изгонять из Москвы, предавать анафеме на собраниях трудящихся... И таким образом, своими руками создавать героические личности из прикормышей наших идейных врагов. Это ведь не лечение болезни терапией, это залечивание внешних симптомов, а болезнь проникает внутрь и овладевает массами. Не сразу, конечно, а в течении десятка другого лет. А вот лечить радикально социальные болезни, как Сталин, мы не можем. Другие времена и люди другие. Вот скажи, почему многие из нашей высшей партийной среды не понимают, что это если нас лишить
работы, то это трагедия, крах жизни. И материальный и моральный. А борцам за свободу личности на это на...гадить. Ведь эти хилые интеллигенты - разрушители и мы им сами гарантировали, своими законами, что они не помрут с голода. Работа для них всегда найдется, жилье государство дало или даст и на скамейке в Гайд-парке ночевать не будут. Одним словом не пропадут, а будут заниматься любимым делом. Протестовать на радость врагам своей страны. Пусть и в холодной войне, но врагам. Эти добрые общечеловеки и борцы за права сдают страну... призывают, если не предать, то сдаться. Все-таки, Сталина на них нет. Извини, Михаил, за сумбур.– Вот именно, Леонид, сумбур. Это и есть причина. Нет у нас эффективного комплекса методов противодействия западной пропаганде, пригодной для всех слоев общества. Наш социум перестал быть монолитным, что-то мы неправильно делаем. Вот послушай, что говорит бывший беспризорник о нашей молодой смене. ВЛКСМ.
– С нескрываемой горечью сказал Суслов и включил магнитофон со слов: "... какое место вы отводите главной молодежной организации страны в деятельности Фонда?
Прежде всего, Михаил Андреевич, хочу предупредить, что я выскажу свою личную позицию, неужели мы что-то отнимаем у комсомола? Это комсомол предложил создать Фонд и отдал ему деньги за нобелевку? Может он разработал структуру Фонда и определил сферу деятельности, а сейчас пытается разработать тактику и стратегию и заручиться помощью партии. А с вами сейчас разговаривают секретари ЦК ВЛКСМ?
Комсомол расходует огромные средства на праздники и фейерверке, организует сбор металлолома и пытается, именно пытается, выполнить то, что ему поручает КПСС. В него влетают деньги государства, как в черную дыру и без всякой отдачи. А с комсомола, как с гуся вода. Потому как он гегемон и нет в стране других молодежных организаций. Его функция в рабочей среде, собирать взносы и все. Даже прием в ряды не главная его функция, так как в комсомол все приняты еще в школе. Вот в армии принять в комсомол арата бурятских степей, да - это победа.
Комсомол - выродился в молодежную организацию студентов и учащихся. В общественную организацию молодой интеллигенции. По сути. Именно в этой среде вылупливаются диссиденты, при попустительстве верного помощника партии.
– Ну ни хрена себе, - возмутился Брежнев, - ему осталось только о Павлике Морозове вспомнить. Ведь кто виноват, всегда победители определяют.
– Заметь Леонид, это ты сказал. Обидно сказал, потому, что правду.
– Что мы можем противопоставить диссидентам, как социальной группе?
– Прямо спросил Брежнев.
– Уже группа... Нет, все-таки кучка, руководимых с Запада отщепенцев и примкнувшие к ним интеллигенты. Те которые желают перемен, а каких они толком и сами не ведают, и к чему это приведет общество не думают. Но... комсомолию они с тапочками съедят.
– Заметил Суслов.
– Смотри, что получается: те же неплохо устроенные в жизни интеллигенты, если честно - хорошо прикормленные нами, только с трибун собраний громят диссидентов. И делают это по обязанности, так как являются должностными лицами, а думают и говорят на кухнях совсем по другому. Они с диссидентами социально близки и чуть ветер изменит направление тут же перебегут на другую сторону и мало того, еще и возглавят движение инспирируемое с запада. Частично, насколько им позволят кукловоды. Вот, как так, почему? Не стало Иосифа Грозного и мы начали сползать в болото.
– Сам знаешь, Леонид. Лучшие полегли в войне, остались... хорошие советские люди, но не борцы. А диссиденты... Многие из них за жизнь боролись и выжили. Мы же отдали воспитание подрастающего поколения, на откуп ВЛКСМ и не заметили, что боевая организация молодежи, выродилась. Руководители ВЛКСМ не воевали, не выживали, а вели конъюнктурную борьбу за номенклатурные кресла в единственной молодежной организации страны. Которая стала чудовищно огромной общественной организацией и потому неэффективной, так как погоня за поголовным членством в ВЛКСМ сделали ее формальной и показушной. Руководители которой даже не учились