Рождественские клятвы

Немного отстранившись, я поглаживаю большим пальцем ее клитор, наблюдая, как член исчезает в ее киске. Она мокрая и такая розовая, словно мягкое мороженое. Я снова хочу лизнуть ее, но член болит, и если я сейчас выйду из нее, то могу просто умереть.

Она стонет, переплетая свои пальцы с моими, когда мы оба потираем ее киску, чтобы довести до оргазма. Это чертовски сексуально, как она уступает тому, чего хочет, и моя маленькая идеальная девочка становится сексуальной богиней.

— Сильнее, — шепчет она, но я слышу это так, словно она кричит для меня.

Я стону и толкаюсь вперед, врезаясь в нее, и сдерживаю себя, чтобы не кончить. Она быстрее потирает свою киску, и я снова и снова погружаюсь в нее. Идеальные сиськи Блейкли подпрыгивают, и я одержимо смотрю, как ее тело взывает ко мне.

Ее губы приоткрыты, а глаза закрыты, когда она теряется в страсти. Я думаю обо всех способах, которыми хочу ее трахнуть, и о каждой частичке тела, которую хочу облизать, пока мой член становится еще тверже. Как она продолжает делать это со мной? Каждый день я нуждаюсь в ней все больше, и каким-то образом она это понимает. Она слишком хороша для меня, но я никогда не отпущу ее.

Блейкли будто читает мои мысли, ее тело изгибается, и она достигает кульминации. Выкрикивает мое имя, и оно эхом отражается от стен кухни. Я продолжаю толкаться, когда наступает мое собственное освобождение, и густая сперма заполняет ее. Я чувствую, как мой член буквально увеличивается, чтобы как можно глубже погрузиться в нее, и она извивается, желая принять каждый сантиметр. Следы нашего совместного освобождения оказываются у основания моего члена, и я втираю их в ее клитор, пока последствия оргазма сотрясают ее тело.

Это было быстро и интенсивно, но мы такие и есть.

Я осторожно сажаю ее и прижимаю к груди, пока несу в нашу спальню, все еще оставаясь внутри нее. Я еще не готов оставить ее тепло, и далек от того, чтобы перестать ее трахать.

— Я люблю тебя, — говорю я, мой член все еще твердый, и я начинаю двигаться в ней.

— Не останавливайся, — умоляет она, снова закрывает глаза и тянется ко мне.

Глава 7

Блейкли

Шторы раздвинуты, и солнце уже высоко в небе. Я сворачиваюсь калачиком в постели, но краем глаза замечаю, что экран телефона снова светится, умоляя о внимании. Я немного приподнимаюсь и смотрю на него, чтобы увидеть, что сработало еще одно предупреждение от Гугла. Вздыхаю и откидываюсь на подушку, не обращая на это внимания. Уверена, история со вчерашнего ужина уже повсюду, и, вероятно, будет главным событием в течение следующих недель.

Смотрю на сторону кровати Даниэля и вижу, что она пуста. Я не помню, как уснула после того, как проснулась от ощущения его члена внутри меня. Секс был быстрым и жестким, будто он пытался заклеймить меня. Но даже после всего этого что-то было не так. Я почувствовала это в его прикосновении сегодня рано утром, и почти уверена, что просыпалась от того, что он сидел в кресле рядом с кроватью и смотрел на меня.

Неужели мой отец прав? Неужели Даниэль считает меня своей собственностью? Я всегда считала, что он немного одержим мной, но это совершенно новый уровень. Я сажусь, заворачиваясь в простыню. Хватаю свой телефон, чтобы проверить, что говорит остальной мир, но сразу же жалею об этом, когда начинаю читать.

— Я все гадал, когда ты разозлишься. — Я резко вскидываю голову, когда Даниэль входит в спальню. На нем только пара штанов, которые, как я предполагаю, он надел, когда вылез из кровати сегодня утром. Не похоже, что он много спал.

— Ты не можешь бросить меня. — Он с вызовом встречается со мной взглядом.

— Я тебя не боюсь. Попробуй этот взгляд на ком-нибудь другом. — Я с громким стуком бросаю телефон на прикроватную тумбочку, не переживая, что он может разбиться. Я была бы даже не прочь выбросить эту штуковину прямо сейчас.

— Почему ты не спросила меня, правда ли это, или не спросила, заключил ли я сделку с твоим отцом?

— Не называй его так. — Я качаю головой. — Он мне не отец. Я должна была понять это, ведь мама никогда не рассказывала мне о нем. У нее была на то причина. — Теперь я это понимаю. Она защищала меня от него, держа подальше, но для меня навсегда останется загадкой, как она вообще с ним связалась.

Даниэль блуждает по мне взглядом, и я могу сказать, что он пытается понять меня.

— Хорошо, я не буду называть его так, но ты не ответила на мой вопрос, — снова пытается он.

— Потому что я верю тебе. Я помню тот вечер, ты собирался заполучить меня, так или иначе. — Он сокращает расстояние между нами и хватает простыню, которую я держу вокруг себя. Я поняла, какой он мужчина, как только взглянула на него, и, думаю, все остальные тоже это знают.

— Скажи, что принадлежишь мне, — приказывает он, поднимая меня.

— Я принадлежу тебе, — отвечаю я и думаю, что он опустит меня на кровать, но вместо этого он поворачивается и прижимает меня к стене.

Я издаю стон, когда он достает свой член прямо перед тем, как войти в меня до самого основания. Я мокрая и легко скольжу по его толстому, твердому члену. Он стонет мне на ухо, когда двигается, и ему не нужно напоминать мне, кому принадлежит мое тело и моя душа.

— Скажи, что выйдешь за меня замуж. — Даниэль стискивает зубы, и я вижу, как отчаянно он хочет меня.

— Я выйду за тебя замуж! — Я вскрикиваю, когда мое тело реагирует на его прикосновение, и оргазм быстро нарастает.

Впиваюсь пальцами в его плечо, когда он прижимается своими губами к моим. Он целует меня так, словно не может оказаться достаточно близко и пытается впитать меня в себя. Я вскрикиваю, когда он опускается ртом ниже и прижимает меня к стене. Выкрикиваю его имя, когда оргазм накрывает мое тело, и я пульсирую вокруг него.

Это было быстро и жестко, и я вижу звезды, но следующее, что помню, — Даниэль опускает меня на мягкую кровать и нежно целует меня.

— Я сделал тебе больно? — Его слова звучат так тихо, он пытается отдышаться.

— Больно — не то слово, которое я бы использовала. — Я смеюсь, пока не вижу выражение его лица, а потом протягиваю руку и дотрагиваюсь до его подбородка. Он не брился уже несколько дней, и мне нравятся эти ощущения на моей коже. — Почему у тебя такое лицо?

Впервые в жизни я вижу в глазах Даниэля то, что никогда раньше не видела. Уязвимость, которую, я уверена, никто никогда раньше не видел, но он показывает ее мне. Наверное, потому, что я единственная, кто может заставить его почувствовать это.