Рождественские рассказы

— Это твоя царица! — отрекомендовал меня капитан. — К ногам!

Лев зарычал, высунул свой шершавый язык, оскалил зубы и лизнул мою туфлю.

— Погладьте его, но смело!..

Блэк не взглянул на меня ни разу: он не спускал глаз с своих зверей. Он их положительно магнетизировал этим холодным, бесстрастным, мертвым каким-то взглядом...

Я положила руку на лоб Абделькадера и погладила его по голове. Лев снова зарычал, видимо, избегая моей ласки.

Блэк вытянул его гуттаперчевым хлыстом вдоль спины; зверь зарычал жалобно и попятился... В дальнем углу тоже раздалось хоровое грозное рычание... Капитан сделал шаг вперед, львиная куча еще более сжалась. Абэль воспользовался мгновением и быстро ретировался...

— Довольно! — вырвалось у меня тихое восклицание.

— Пустяки! Абель, сюда!.. Это что такое?.. Сюда, Абэль, ближе!.. — и снова великолепное животное очутилось у самых моих ног.

Капитан взял одной рукой за нос льва, другой за его нижнюю челюсть и раскрыл страшную пасть... Он быстро наклонил туда свою голову, пробыл несколько секунд в таком положении и освободился...

— Вы видите, как это просто!.. Эмма тоже боялась сначала, а теперь сама видит, как это просто, — заметил он мне вполголоса. — Повторяйте!..

Он снова раскрыл львиную пасть... Какая-та сила потянула меня — я только помню ощущение острого зуба на моем подбородке, горячее и вонючее дыхание зверя... но дело было сделано и показалось мне действительно очень просто, Мы прорепетировали еще раз. Блэк сказал:

— Довольно! Выходите, но тихо, покойно...

Я вышла, но едва только ступила на последнюю ступеньку лестницы — упала без чувств...

— Ого! — вскрикнул доктор... — Для негра это было кстати!

— Вы дурно воспитаны, — заметила ему рассказчица. — Негр же был джентльмен!

— Что же дальше? Рассказывайте, бога ради. Да это прелесть что такое! — вмешался хозяин, видимо, желая замять неловкость доктора. Хорошо еще, что Иван Семенович не сразу сообразил в чем дело...

Следующим вечером, правильнее ночью, мы повторили репетицию, но уже без обморока, и сюрприз наш, экспромт этот самый, решен был на следующее представление. Кстати, был мой бенефис, и сбор был вполне обеспечен. Репортерам нарочно я, всем без исключения, разослала даровые билеты, а семейным даже ложи... Это лишило меня сотни рублей, но входило в мой расчет. К семи часам цирк был освещен, публика собиралась — съезд громадный! Особенно много было карет, это все шло хорошо!

Оба мои выхода, в первом и во втором отделении, вышли блистательны. Последним номером, перед пантомимой — капитан Блэк, его супруга Эмма и шесть львов. Я, помня заговор, не переодевалась, осталась в трико и приказала не расседлывать моего серого Гарри... Конюх удивился, но приказание исполнил; директор так был занят на арене и доволен всем, что не заметил этой якобы неисправности и беспорядка.

Роковая минута приближалась...

Из своей уборной я слышала, как грохотали по доскам колеса громадной клетки, когда ее катили по коридору... я надела уже длинное манто и собиралась пробраться в конюшню, вскочить на Гарри и выехать на арену, ожидая условного знака укротителя, как тут случилось одно совершенно уже неожиданное обстоятельство, разрушившее все наши планы и для меня, конечно, к лучшему — этого мало... для меня это была милость Неба, мое спасение!

Мой Гарри, мой крепкий Гарри споткнулся как раз в ту минуту, когда я хотела перескочить барьер, чтобы неожиданно появиться на арене; я упала на что-то твердое, на какую-то декорацию и сломала себе ребро... это случилось еще в начале коридора, публика не могла видеть, представление продолжалось... Меня отнесли пока в уборную, вызвали доктора, а через несколько минут страшный крик пронесся по всему цирку. Публика, охваченная ужасом, бежала, и через входы, и через наши конюшни... послышались выстрелы на арене, рев зверей... Смятение полное!.. Мне только крикнули:

— Не беспокойтесь, все благополучно!.. Клетка заперта. Абделькадер разорвал капитана Блэка, мисс Эмма спасена...

Это наш директор называл «все благополучно!»

Рассказчица остановилась и перевела дух.

— А если бы мой Гарри не споткнулся, и я не сломала бы себе ребра, ведь я была бы в клетке вместе с несчастным Блэком! Вы знаете, что я после купила моего доброго Гарри, и он уже теперь совсем старый-престарый, даже слепой и покойно отдыхает у нас в имении. Иван Семенович обещал даже, что когда Гарри сдохнет, заказать из его кожи чучело и поставить у себя в кабинете.

— Ах, да! Кстати! — словно спохватилась мадам Терпугова. — Я должна добавить, что мой серый старик никогда до того не спотыкался, даже после ни разу. Я в прошлом году, летом, велела его оседлать — и что же? Лошадь ничего не видит, а идет верно и твердо. Удивительно, как у него сохранились ноги!.. Отчего же он тогда именно споткнулся? Отчего? Отчего?.. Нет, вы мне скажите; отчего именно это случилось?..

Мадам Терпугова сильно взволновалась, повторяя нам свой вопрос, и успокоилась только тогда, когда к этому вопросу присоединился и ее супруг, повторив:

— Да-с, милостивые государи, извольте вот ответить категорично и убедительно: отчего-с? Случайность?.. Нет, милостивые государи, тут нечто иное, высшего порядка... так-то-с!

Конечно, насчет высшего порядка мы согласились единогласно, даже наш скептик-доктор не возражал. Он был в очень дурном расположении духа, помня резкое замечание рассказчицы, и даже делал вид, что его нисколько не занимает продолжение рассказа; но это он притворялся: я хорошо заметил, что слушал он, так же как и мы, очень внимательно.

Послышался мелодичный, точно где-то на далекой башне, бой часов... Отсчитали мы двенадцать — полночь... В соседней комнате, за портьерой зазвенела посуда, завозились около стола...

Время приближалось к ужину, в половине первого, по заведенному порядку... Овинов кликнул своего татарина и спросил:

— Принесли?

— Так точно!.. И повар сам пришел, на конфорке соуса подогревает...

— Устрицы принесли тоже?

— И устрицы принесли, балчык раскрывает...

Переговоры эти не могли, конечно, не возбудить нашего аппетита, и доктор улыбнулся даже, сменив свое мрачное настроение духа на более положению соответствующее.

Как вдруг за окнами, на улице, послышалось дребезжание бубенчиков и грохот колес... Словно тройка лихо подкатила к крыльцу, да не одна, а целых две, потому что подальше слышались еще бубенцы, кони остановились, фыркая, у нашего подъезда...

V

В передней загремел голос князя Чох-Чохова, а через мгновение и сам он предстал перед нами во всем своем блеске...

— Это что же такое!.. Господа... это уже свинство.

Но тут он, осмотревшись хорошенько, заметил между господами одну госпожу и сконфузился...