Рождество в Куинси

— Я знаю, что это неожиданно, но, пожалуйста… — она отстранила телефон от уха и стиснула зубы. — Он бросил трубку.

Мой телефон на тумбочке зажужжал.

— Это он.

Она вздохнула.

— Да.

Я отпустил её руку, перешёл на другую сторону кровати и ответил на звонок Рэя.

— Как долго ты трахаешь мою дочь?

— Это не твоё дело.

— Это точно моё дело. Я плачу тебе за то, чтобы ты защищал её, а не за то, чтобы…

— Я увольняюсь.

Клео ахнула и прижала руку ко рту.

— Прощай, Рэй, — я завершил разговор и отбросил телефон в сторону.

Твою мать. Всё быстро ухудшалось.

— О Боже, я не должна была ему звонить, — Клео запустила руки в волосы и зашагала рядом с кроватью. — Мне так жаль. Остин, мне так жаль. Мы могли бы держать это в секрете, и он бы не узнал.

— Я не буду держать это в секрете.

— Но…

— Больше никаких секретов, детка.

Её руки упали, и она повернулась ко мне лицом.

— Хорошо.

— У нас всё будет хорошо.

Телефон зазвонил в её руке, и она посмотрела на экран. Она колебалась, долгое мгновение, прежде чем принять вызов.

— Да?

Раздался голос Рэя, когда он начал очередную лекцию. Я не уловил всего, но в основном он ставил под сомнение её жизненный выбор.

Она закрыла глаза, её тело напрягалось с каждой секундой. Пальцы на её свободной руке сжались в кулак.

— Стоп! Просто остановись. Когда ты стал таким человеком? Когда ты перестал меня слышать? Я знаю, что ты любишь меня и хочешь для меня лучшего, но это моё решение. Я люблю Остина. Это не было чем-то, что мы скрывали от тебя годами. Мы не прятались за твоей спиной. Эта поездка в Монтану свела нас вместе, и я не собираюсь извиняться. Я люблю его. И если ты принимешь его увольнение, то можешь принять и моё. Я увольняюсь с позиции твоей дочери.

Я боролся с ухмылкой. Клео любила Рэя, несмотря на их разногласия. Она могла избежать Рождества, но никогда не уволилась бы с позиции его дочери. Угроза была высказана, но мы все знали, что она не продлится долго.

Так же, как я знал, что Рэй вот-вот сдастся.

Он любил Клео больше жизни.

Его ответ был приглушенным, но когда её пальцы разжались, а плечи опустились, я понял, что он её услышал.

— Да, мы можем обсудить это позже, — сказала она. — Но не завтра. Мы вернёмся домой, а потом я пойду в пекарню, чтобы испечь Остину кексы. После этого мы придём на ужин.

Блять, я любил её.

— Хорошо. Пока, папа. Счастливого Рождества, — она закончила разговор, отложила телефон в сторону и пожала плечами. — Никому из нас нельзя увольняться.

Я откинул голову назад и рассмеялся, затем обогнул кровать и заключил её в объятия.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — Клео обхватила меня за талию и прижалась ухом к моему сердцу. — Хочешь, я закажу еду в номер?

— Пока нет, — я схватил простыню, накинутую на её тело, и стянул её, а затем сделал то же самое со своим полотенцем. — Счастливого Рождества, Клео.

Она встала на носочки и улыбнулась мне в губы, проведя рукой по моему бедру.

— Счастливого Рождества, Остин.

Это было то, что мы никогда не забудем.

* * *

— Я думаю, что нам стоит сюда вернуться, — сказала Клео, оглядывая холл гостиницы «Элоиза». Улыбка на её лице не сходила с лица всё утро. Когда мы вместе принимали душ. Когда мы собирали вещи. Когда мы выезжали из номера 410. И сейчас, когда мы ждали автобус отеля, чтобы отвезти нас в аэропорт.

— Мне нравится Куинси, — она прислонила голову к моему плечу. — Может быть, мы могли бы сделать это ежегодным. Мы могли бы приезжать сюда каждое Рождество.

— Каждое третье.

— Каждое второе, — возразила она.

Я бы приезжал сюда каждую зиму и отмораживал себе задницу, если бы она этого хотела.

— Каждое четвёртое.

— Компромисс так не работает.

Я усмехнулся.

— Я буду дарить тебе каждое третье Рождество с летними поездками между ними.

Она протянула руку.

— Согласна.

Я взял её руку и поднёс костяшки пальцев к губам, как раз, когда подъехал автобус. Мы вернёмся в Куинси, в этом я не сомневался.

Я был обязан этому городу, этому отелю, своим будущем.

Я был обязан Куинси за Клео.

ЭПИЛОГ

Клео

Два года спустя…

— Это не то, о чём мы договаривались, Остин.

— А вот и то.

Он держал руки на бёдрах, стоя напротив меня на кухне пекарни.

— А вот и нет.

Я покачала нашего сына на своём бедре и сделала успокаивающий вдох.

— Ты сказал шоколадный.

— Я сказал ванильный.

— Нет, не сказал.

— Я сказал, детка. Я сказал ваниль.

Он взял один из моих шоколадных кексов из коробки и провёл пальцем по глазури. Медленная ухмылка расплылась по его лицу, когда он слизал её.

— Но я возьму их в офис. Ребята съедят их.

— Ты лжёшь…

Я потянулась к тряпке на стойке, готовая бросить её ему в лицо, но Остин оказался быстрее. Он выхватил её прежде, чем я успела её схватить.

Шон ворковал, прежде чем засунуть кулак в рот, покрыв слюной костяшки пальцев.

Я подошла к холодильнику, распахнула дверцу и достала один из его прорезывателей. У него ещё не прорезались зубы, но он любил засовывать в рот всякие предметы, и я предпочитала продезинфицированные игрушки его пухлым пальчикам. Я протянула ему кольцо и вытерла его кулак.

Пока я заботилась о нашем сыне, Остин поглощал кекс, который я испекла специально для его матери.

Она работала в Рождество, и Остин хотел принести ей сегодня что-нибудь сладкое. Сладкое — это то, в чём я блистала, поэтому я пообещала позаботиться об этом, приготовив полдюжины шоколадных кексов, без посыпки и начинки.

Именно это он и попросил, о чём я ясно помнила, потому что это были его любимые кексы. Я должна была догадаться, что он что-то задумал, чтобы получить дополнительные кексы. Мы были так заняты подготовкой к праздникам, что за последние две недели я не принесла домой ни одного из его любимых кексов.