Рождество Желтофиолей

— Немного. — Она вздохнула, когда его руки скользнули к ее плечам, снимая с них напряжение.

— Ты можешь просто откинуться назад и позволить мне всё сделать самому, — предложил он, его тёмные глаза пылали.

— Да, но… есть кое–что, что я сначала должна с тобой обсудить. — Чёрт побери, её голос задрожал, несмотря на все старания казаться спокойной и сдержанной.

Маркус переменился в лице, когда он услышал страдание в её голосе. Он повернул её к себе и с беспокойством посмотрел на Лилиан.

— Что случилось, любовь моя?

Лилиан сделала глубокий вдох. Затем ещё один. Ее страх, гнев и беспокойство были так велики, что ей было сложно выдавить хоть слово.

— Я… я не должна стоять на пути твоих…занятий вне брака. Я знаю это. Я понимаю, что мужчины, подобные тебе… Я имею в виду, что вы делали это веками, и, полагаю, с моей стороны было бы слишком ожидать, что ты… что меня одной… будет достаточно. Всё, чего я прошу, это чтобы ты был осмотрителен. Потому что мне нелегко наблюдать, как вы с ней… вы так улыбались и… — Она замолчала и закрыла лицо руками, с ужасом почувствовав, как к глазам подступают слёзы. Проклятие!

— Подобные мне? — Маркус явно был сбит с толку. — Что я делал веками? Лилиан, о чём, чёрт возьми, ты говоришь?

Её печальный голос звучал глухо из–за закрывавших лицо рук.

— О леди Китридж.

На минуту повисла ошеломлённая тишина.

— Ты с ума сошла? Лилиан, посмотри на меня. Лилиан…

— Я не могу посмотреть на тебя, — прошептала она.

Он легонько встряхнул её.

— Лилиан… Должен ли я понимать, что, по–твоему, у меня к ней есть личный интерес?

Вопрос, заданный тоном, полным искреннего возмущения, немного приободрил Лилиан. Ни один муж, виновный в измене, не смог бы так изобразить недоумение и гнев. С другой стороны, ей не следовало провоцировать Маркуса. Его было не так–то просто разозлить, но если уж он сердился, то дрожали горы, расходились океаны, а все живое, обладающее инстинктом самосохранения, бежало в укрытие.

— Я видела, как ты разговаривал с ней, — сказала Лилиан, отнимая руки от лица, — и улыбался ей, и вы с ней переписывались. А еще… — Она бросила на него печальный взгляд, полный негодования, — ты изменил узел, которым завязываешь свой шейный платок!

— Его предложил мой камердинер, — ошеломлённо сказал он.

— И твоя изобретательность прошлой ночью… то, что ты проделал в постели…

— Тебе не понравилось? Чёрт побери, Лилиан, все, что ты должна была сделать, это сказать мне…

— Мне понравилось, правда, — сказала она краснея. — Но, видишь ли, это один из признаков.

— Признаков чего?

— Того, что ты устал от меня, — сказала она срывающимся голосом, — Что ты хочешь кого–то ещё.

Маркус уставился на неё и выдал такую череду проклятий, что потряс даже Лилиан, которая и сама неплохо умела выражаться. Схватив жену за руку, он вытащил её из спальни.

— Пойдём со мной.

— Сейчас? Прямо так? Маркус, я не одета…

— Плевать!

«Я, наконец, свела его с ума», — с тревогой подумала Лилиан, пока он тащил её за собой вниз по лестнице, через холл, мимо ошеломлённых слуг. В леденящий холод декабря. Что он собирался сделать? Скинуть её с обрыва?

— Маркус? — нервно спросила она, пытаясь приноровиться к его размашистому шагу.

Он ничего не ответил, лишь провел по внутреннему двору к конюшням и далее через паддок с поилкой для лошадей в тёплую центральную часть конюшни с рядами великолепно оборудованных лошадиных стойл. Лошади посмотрели на них с легким интересом, когда Маркус потащил Лилиан к концу первого ряда, где над одним стойлом был прикреплен большой, ярко–красный бант.

В нем стояла удивительно красивая арабская кобыла чудесных статей: приблизительно четырнадцати ладоней в высоту, с узкой и породистой головой, изогнутой шеей и большими блестящими глазами.

Лилиан удивлённо заморгала.

— Белая арабская верховая? — тихо спросила она, никогда прежде не видевшая таких лошадей. — Кажется, что она появилась из волшебной сказки.

— Формально она записана как серая, — сказал Маркус. — Но оттенок настолько незаметен, что скорее похож на бледное серебро. Её зовут Туманный Лунный Свет. — Он сардонически взглянул на жену. — Она — твой рождественский подарок. Помнишь, ты спрашивала, можем ли мы вместе позаниматься улучшением твоих навыков верховой езды?

— О. — У Лилиан внезапно перехватило дыхание.

— Мне потребовалось шесть проклятых месяцев, что бы всё организовать, — холодно продолжил Маркус. — Леди Китридж — лучший коннозаводчик в Англии, и она весьма разборчива, когда дело касается тех, кому она продаёт одну из своих арабских лошадей. А поскольку эта лошадь была обещана кому–то другому, мне пришлось подкупить его, угрожать ему, и заплатить целое состояние леди Китридж.

— Так именно поэтому ты так часто с ней общался?

— Да, — ответил он, хмуро посмотрев на нее.

— О, Маркус! — Лилиан переполнило чувство невероятного облегчения и счастья.

— И в благодарность за мои усилия, — проворчал он, — меня обвиняют в неверности! Я люблю тебя больше жизни. С тех пор, как я встретил тебя, я ни разу даже не подумал о другой женщине. И с чего ты решила, что у меня могло возникнуть влечение к другой, если мы вместе проводим каждую чёртову ночь, это выше моего понимания!

Поняв, что он смертельно оскорблён и его гнев растет с каждой минутой, Лилиан подарила ему успокаивающую улыбку.

— Я никогда и не думала, что ты сможешь предать меня подобным образом. Я просто боялась, что ты находишь её привлекательной. И я…

— Единственное, что меня сейчас привлекает, — это мысль отвести тебя в комнату для упряжи и пройтись подпругой по твоему заду. Неоднократно. И сильно.

Когда муж угрожающе двинулся к ней, Лилиан попятилась назад. Ее переполняла смесь головокружительного облегчения и тревоги.

— Маркус, всё разрешилось. Я верю тебе. И теперь нисколько не волнуюсь.

— А должна бы, — сказал он с пугающей мягкостью. — Потому что мне теперь ясно, что если твоя нехватка веры в меня не будет иметь последствий…

— Последствий? — пискнула она.

— …то эта проблема снова может возникнуть в будущем. Поэтому я собираюсь разрешить все твои сомнения относительного того, чего я хочу и от кого.

Глядя на него расширенными глазами, Лилиан задавалась вопросом, что он собирался с ней сделать: побить, доставить неземное удовольствие или и то, и другое. Она оценила возможность сбежать. Шансов было мало. Крупное, но проворное тело Маркуса находилось в отличной физической форме. Он был быстр как молния и, вероятно, мог обогнать даже зайца. Неотрывно наблюдая за ней, он снял свой жилет и кинул его на покрытый сеном пол. Из стопки сложенных попон он вынул одну и расстелил её на куче сена.