Розовое дерево

— В самом деле? — слова этой женщины не понравились Миллисент. Казалось недостойным так называть девочку вместо того, чтобы заниматься с ней. Конечно, это выражение подходило Бетси, но вряд ли ребенок виноват, что ни у кого не было времени научить его полезным вещам и хорошим манерам.

Естественно, отец Бетси мог жениться еще раз; именно мать должна все рассказать и показать девочке. Уже не в первый раз Миллнсент задумалась, что могло случиться с ее матерью. Она не смела спросить Бетси — не из-за того, что это выглядело просто невежливо: она боялась вызвать у девочки неприятные воспоминания.

На какое-то мгновение Миллисент в голову пришла мысль взять Бетси под свою опеку. Она не сомневалась, что могла бы изменить ее поведение и научить не только быть настоящей леди, но и выполнять кое-какую женскую работу. Конечно, это было бы нелегко. Очевидно, Бетси было позволено бегать целыми днями без всяких определенных целей, просто так. Однако Миллисент была уверена, что справилась бы. Но это означает, что она должна была бы большую часть своего времени посвящать девочке, стать нянькой. Все равно Бетси уже сейчас вертится вокруг Миллисент слишком часто и подолгу, задавая вопросы и так далее. По крайней мере, из их общения будет хоть какой-то толк.

Она представила себе Бетси через несколько недель, проведенных под ее неусыпным надзором. Она станет спокойной, с хорошими манерами, и главное, подобающе одетой. Может быть, она завяжет ей банты, перевязав ими пару аккуратных косичек; наденет приличные носочки, чистые туфельки и отутюженное, накрахмаленное, нормальной длины платьице. Бетси будет говорить «пожалуйста», «спасибо» и «да, мэм» и научится не смотреть таким пустым, откровенно-любопытным взглядом, каким она сейчас разглядывала ее. Миллисент слегка улыбнулась нарисованному ею образу. Вести станет привлекательной девочкой, если ее привести в порядок. Отец Бетси будет удивлен; он, без сомнения, искренне поблагодарит Миллисент и извинится за ужасные вещи, которые наговорил ей.

И вот здесь настроение Миллисент резко изменилось. Она ясно поняла, что не сможет заниматься с Бетси. Отец девочки презирал ее, и ему будет неприятно узнать, что Милли чему-то обучает его дочь.

Милли даже подозревала, что он сочтет это вмешательством в их жизнь. Кроме того, он был прав, когда говорил, что поведение Бетси ее не касается. Миллисент ничего не связывало с Бетси Лоуренс и ее отцом. Единственное, чего она добьется — что он еще раз обвинит ее во вмешательстве не в свое дело.

Нет, лучше будет оставить все, как есть. Пусть они сами выпутываются. В конце концов, ей даже спокойнее, если не будет лишних забот и хлопот.

— Что случилось с вашим братом? — невинно спросила Бетси; ее мозг переваривал новую информарцию.

Миллисент растерялась. Прошло довольно долгое время с тех пор, как ей нужно было говорить об этом. В самом начале боль была такой нестерпимой, а вина такой глубокой, что соболезнования соседей и постоянные причитания матери Миллисент просто уже не могла выносить. С тех пор она делала все возможное, чтобы избегать этой темы. А так как каждый в Эмметсвилле знал, что случилось с Аланом, то причины этой трагедии годами не обсуждались.

Теперь же, услышав прямой наивно-детский вопрос, она почувствовала, как что-то сжалось в груди. Она сложила ладони и глубоко вздохнула.

— Он упал с телеги. Мы ехали на самом верху воза с сеном; нас было несколько человек. — На минуту Миллисент еще раз увидела четырнадцатилетнего Алана, высокого и ловкого, который дразнил девчонок и шутил с ребятами. Как все могло бы быть по-другому, должно было быть по-другому, если бы не то мгновение… Если бы не та нелепая ошибка судьбы…

В эту минуту она вновь почувствовала боль; она отвернулась и сказала почти зло:

— Он делал то, что было не положено. Он вел себя неразумно: становился на борт телеги и раскачивался из стороны в сторону, разбрасывая сено. А потом он сорвался. Заднее колесо переехало ему ноги.

Бетси вскрикнула:

— О, нет!

Миллисент встала, взяла вазочку и поставила в шкафчик. Она не смотрела на Бетси.

Девочка некоторое время сидела молча. Потом она вздохнула:

— Боже мой…

— Все говорили ему, чтобы он не вставал, — горько сказала Миллисент. — Ну почему бы ему тогда не послушаться? Если бы он только был немножко поосторожней… Если бы я… — она резко оборвала фразу и отвернулась. — Ну что же, все это давно позади. Нет смысла говорить, что могло бы быть, если бы не…

Бетси вздохнула:

— Это несправедливо!

— Да, несправедливо, — Миллисент почувствовала себя очень старой, какой-то закостеневшей в своем горе. Но потом усилием воли заставила себя вернуться в настоявшее. — Единственное, что мы можем сделать — это принимать все, как есть. — Она попыталась улыбнуться, но безуспешно. — Правильно?

— Наверное…

— Конечно, правильно, — она вложила в эти слова всю свою надежду. — В конце концов, посмотри на Алана. Он смирился с несчастьем и научился хить с ним.

— Что вы имеете в виду?

Миллисент открыла рот, чтобы ответить, но вдруг замерла. Что она имеет в виду? Она сказала это об Алане, но внезапно, после вопроса девочки, почти разуверилась в своих словах, до того не вызывающих сомнений. Научился ли Алан жить с этой трагедией? И в самом деле, мог ли человек смириться с тем, что перевернет всю его жизнь, прикует неподвижного мальчика к замкнутой комнате, практически к постели на всю оставшуюся жизнь?

Милли нахмурилась:

— Я… Алан мужественно переносит это. Он редко жалуется. Он знает, что его жизнь больше не изменится, и он не теряет времени на то, чтобы плакать.

Бетси допила молоко и поставила на стол стакан, облизав белую полоску над верхней губой.

— Я думаю, что я бы плакала, — честно призналась она. — А вы?

— Может быть… закрывшись в своей комнате. Но вряд ли можно ставить себя на место человека, попавшего в беду. Леди не должна показывать своих чувств.

Сказав это, Миллисент вспомнила, как она проявила гнев вчера, прямо во дворе Бетси, и отвела взгляд, не в силах встретиться с широкими честными детскими глазами. Поколебавшись, она все же сказала:

— Едва ли я вчера показала достойный пример поведения настоящей леди. Это было скверно. Я не должна была терять самообладания. Обычно я так не делаю… — Что такого было в Лоуренсах: отце, дочери, собаке — что вытаскивало на свет худшие стороны ее натуры?

— Все верно. Я всегда всех вывожу из терпения. Миллисент удивленно подняла брови:

— Не похоже, чтобы ты говорила об этом с сожалением.

Бетси пожала плечами.

— Папа говорит, что он тоже всегда раздражает людей.

Миллисент не удержалась от улыбки. Этому она охотно поверила. Джонатан Лоуренс пощекотал нервы не только ей; за короткий период работы в качестве издателя ему удалось нарушить спокойствие многих людей. Среди них был и Джонас Уатсон, возможно, самый богатый человек в Эмметсвилле, владелец нескольких ужасных домов в прибрежном районе, которые он взял в аренду, и которые «Сэнтинел» назвал «позором города» из-за их состояния. Она сама была согласна с Лоуренсом в отношении мистера Уатсона, у которого, как она считала, напрочь отсутствовало христианское милосердие, и ужаснулась, читая, что ее церковь, благодаря чьей-то воле, теперь стала собственностью лорда, так как была расположена в том же районе. Однако, Миллисент знала, что большинство людей считали статьи Джонатана просто попыткой чужака посеять недовольство в городе.