Розовое гетто

— Ты собираешься стать Норой Робертс нью-йоркской сцены?

Он загадочно рассмеялся:

— Подожди, пока не прочтешь.

Вот тут я ощутила укол тревоги, но проигнорировала его. Потому что мне было очень хорошо.

Принесли свинину по-сычуаньски, и следующий час мы пили пиво и говорили о том, как моя работа изменила его взгляды на жизнь. Мы с Флейшманом давно уже не вели подобных разговоров. Пока мы, разумеется, говорили о его жизни, но я не сомневалась — со временем доберемся и до моей.

Однако и осушив по три стакана, еще не добрались.

Может, утверждая, что я его муза, он подразумевал, что я — его микрофон?

Флейшман пребывал все в том же радостном возбуждении и по пути домой, но я уже испытывала легкое раздражение. И неудовлетворенность. Так случалось прежде, и не раз.

Ну почему я такая дура?

— Думаю сразу лечь спать. — Флейшман зевнул. — Не знаю, с чего я так устал.

«Может, с того, что два часа без перерыва работал ртом», — подумала я.

— Макса нужно выгулять, — напомнила я.

— С собакой столько хлопот, не так ли?

Я схватила поводок.

— Спасибо. — Он одобрил мой порыв. — Не знаю, что бы я без тебя делал, Рената.

Я остолбенела.

— Что-то не так? — спросил он.

— Ты назвал меня Ренатой.

Он рассмеялся:

— Не может быть.

— Да, назвал.

— Ладно, может, и назвал. Так вот: я не смог бы без тебя жить, Ребекка.

— Спасибо. — Я закрепила ошейник на шее Макса. — Я сразу почувствовала себя особенной.

— Господи, как резко ты переменилась. Поначалу была такой веселой, а теперь ведешь себя так, будто я тебя оскорбил.

— Мы шесть лет были лучшими друзьями, а ты только что назвал меня чужим именем!

Он посмотрел на меня так, будто начинал злиться.

— Считай, что у меня начинается Альцгеймер или что-то подобное. Выброси из головы. Вот если бы я назвал тебя чужим именем во время секса, был бы повод для обиды!

— Но такого никогда не случится, не правда ли? — рявкнула я.

Он уставился на меня:

— Разумеется, нет.

Я развернулась и пулей вылетела из квартиры.

Максуэллу я позволила тащить меня вдоль улицы. Так трудно злиться на существо, которое получает несказанное удовольствие, писая на каждое дерево, каждый гидрант, каждый выступ, который встречается на пути. Но я не могла отделаться от раздражения, которое теперь вызывал у меня Флейшман. И конечно же, ругала себя. Стоило ему назвать меня музой, как в голову полезла всякая дичь. И возродилась надежда.

Идиотка.

Рената — вот как он меня назвал.

Я понимала, что должна выбросить его из головы и сердца раз и навсегда. Должна перестать надеяться, что когда-нибудь стану девушкой мечты этого парня, который, будем смотреть правде в глаза, уже дважды бортанул меня. Может, мне даже стоило сменить квартиру.

Мысль эта буквально парализовала меня. Я бы долго стояла как памятник, но Макс уже тащил меня к газетному киоску.

Я решила, что подумаю об этом. После Далласа.

* * *

На следующей неделе, когда я готовилась к отъезду на большую конференцию, Флейшман превратился в отшельника. Исчез. Правил свой шедевр, вот и хотел, чтобы его не отвлекали. Днем уходил в библиотеку. Вечером брал с собой ай-под и компьютер и отправлялся в какой-нибудь кафетерий.

В последний рабочий день перед отлетом в Даллас я собрала все необходимое: программу конференции, визитные карточки, буклеты со списками наших книг, которые выходили в различных сериях. И хотя уже наступил июль и, судя по метеосводкам, в Далласе стояла рекордная жара, мне не терпелось попасть туда. Может, короткая смена обстановки пошла бы на пользу. Я так хотела уехать подальше от Флейшмана, что меня не тревожил ни перелет, ни предстоящие выступления на семинарах, ни миллион других неожиданностей и опасностей, которые могли подстерегать меня на конференции.

Вечером, когда я выходила из кабинета, меня позвала Касси. Я заглянула к ней.

— Желаю тебе хорошо провести время в Далласе, Ребекка.

На мгновение я оцепенела. Не знала, что ответить. Наверное, доброе слово стоило ей целого дня страданий.

А потом она добавила, и голос сочился сарказмом:

— Я только что узнала, что ты будешь поднимать волну.

Значит, она прознала о статье. От злости я быстро нашлась с ответом.

— Я постараюсь. — И мои зубы сверкнули в широченной улыбке. — А ты поддерживай огонь в домашнем очаге, Касси.

Она сухо улыбнулось, как бы говоря, что именно этим и намеревалась заниматься. При этом выглядела так, словно с радостью спалила бы весь дом.

— Буду поддерживать, хотя, разумеется, мне хотелось бы попасть в Даллас. Очень.

По пути к лифту я раздумывала над ее словами. Обычно Касси не афишировала свою зависть. Открытость — не ее стиль.

Но потом я и думать об этом забыла. Хватало других забот. Наутро предстояло встать очень рано. Машину я вызвала на половину шестого. Половину шестого утра. Последний раз я не спала в это время на втором курсе колледжа. Хотя не ложиться до половины шестого утра — одно, а встать в такую рань — совсем другое. Вообще заставить себя выбраться из постели до семи — тянуло на подвиг.

Поэтому я очень удивилась, когда Флейшман встретил меня на улице в то утро, одетый и свеженький. Я-то предполагала, что он крепко спит.

И вообще я никогда не видела Флейшмана столь рано.

— Я выскользнул из квартиры, пока ты была в душе. — Он вытащил руку из-за спины и протянул мне маленький букетик. — Желаю хорошо провести время в поездке.

Я стояла рядом с автомобилем и не знала, что сказать. Водитель нервно барабанил пальцами по рулевому колесу. Окончательно я еще не проснулась, соображала плохо.

— Не злись на меня. Не хочу, Чтобы ты улетала в Даллас в таком настроении.

— Я не злюсь. — Ренатой он назвал меня давно. Я этого не забыла, но из чувства самосохранения затолкала неприятную информацию в глубины сознания.

— Тогда ты подумала обо мне плохо, — уточнил Флейшман. — Я не хотел, чтобы ты думала, будто я… ну, сама понимаешь.

Я не понимала, но обняла его. Он ответил тем же и добавил, практически прошептал мне на ухо:

— Надеюсь, ты увидишься с Дэном Уитерби. Надеюсь, все у вас сложится.