#Розовым мелом

– Один раз. От тебя же. Или тогда была не сковородка… – Илья прям задумался. – Совок?

– Садовая лопатка.

– А, точно.

– Можем освежить воспоминания.

– Знаешь, – он неохотно отрывается от телефона. – Вот годы идут, но ты не разочаровываешь. Всё такая же ядовитая. Хоть что-то постоянно в этом мире.

– Я повторяю вопрос: втащить?

– Давай не сегодня. Мне хватило бодрого пробуждения.

– Не тебе одному, – отворачиваюсь, занимаясь зашкворчавшим маслом, на которое вываливаю слипшуюся гору макарон. Какое-то время молчим, пока пытаюсь разодрать и обжарить это малопривлекательное месиво. – Где твой дружок?

– Ты про которого из? Один всегда со мной. Могу показать, убедишься.

Офигеть как смешно.

– Пошлостям учат в Штатах?

– Да не, это врождённое. Если ты про Огурца, он свалил. Сказал, мы слишком шумные для его гудящей кочерыжки.

– Свалил бы ты тоже куда-нибудь, – вздыхаю я. – Достал твой бордель.

– Достал, так свали сама. Даже помогу запаковать все маечки и шортики.

Да было бы куда, с радостью. Только меня тут и видели. Но увы, я бесприданница. Дальние родственнички в своё время подсуетились и отжали у осиротевшей девчули всё, что было возможно. Только что сарафанчик в горошек и пакет с игрушками оставили. Ну и саму девчулю скинули как балласт. Кому она сдалась?

Спасибо тёте Марине, её это не напугало, и они с дядей Володей дали мне всё, что были способны. Прошло столько лет, а я так и не смогла называть их "мамой" и "папой", несмотря на то, что люблю обоих безмерно и благодарна по гроб жизни. А они и не навязывали. Даже решение по замене фамилии оставили за мной, понимая, что это то единственное, оставшееся у меня в память о прошлой жизни.

Чем я могла ответить на их доброту? Лишь быть благодарной. Именно поэтому, собственно, и поступила в МГУ на нисколько не любимый экономический. Потому что его заканчивал дядя Володя и всегда хотел, чтобы Илья пошёл по его стопам, но Князев не только послал эту идею, но и отказался в принципе связываться с институтами, чем в своё время всех просто убил.

Он вообще много чего делал поперёк их воли. Частично из вредности, частично из-за меня. Его всегда раздражала моя "смиренность". Поэтому, собственно, он до сих пор и считает меня лицемерной подлизой. Я же просто старалась сделать так, чтобы его родители не пожалели о том, что когда-то приняли меня в семью.

– Что, бездомная, нечего возразить? – не дождавшись ответа, хмыкает Илья. – Вот тогда стой у плиты и кухарь. А если ещё не перестанешь плеваться ядом, мы даже сможем поладить.

– Я тебя ненавижу.

– Твоё право. Ты мне лучше скажи, у тебя все юбочки такие короткие?

Что ещё за предъява? Нормальная у меня юбка, всё прикрывает.

– А тебя это как волнует?

– Меня никак. Но тогда уж надевай почаще вот эту. Прям зачётная, – в мою сторону светят экраном, на котором покоится моя же фотка с прошлого лета в лаковой мини-юбке. Стоп, эту фотку я никуда не выкладыва… До меня только сейчас доходит, что всё это время Князев ковырялся в МОЁМ телефоне!

– ТЫ НОРМАЛЬНЫЙ?

– Вот чего опять орёшь? Я искал номера родителей. Свой московский, кстати, тоже нашёл. Не знал, что он у тебя есть. Спорим, нет-нет, но ты мечтала порой по нему позвонить после угарных вечеринок с подружками? Ты, кстати, ночью сама ко мне жалась, но я ж не такой – так что почти не разрешал тебе этого делать. Наверное. А может и да…

Чувствую, как закипает бешенство. Щас нафиг сорвёт все винтики, и водонапорная башня подорвётся к чертям!

– Знаешь, о чём я мечтаю? Закопать тебя под окнами! – яростно вырываю гаджет из его рук. – Чтобы на твою могилу сверху сыпались окурки и облегчались коты!

– А ты всё о своём, – вот ведь непрошибаемое животное. С каменным лицом встаёт из-за стола и лениво тянется, хрустя шеей. – Смотри, сгорит наш завтрак.

– Да подавись ты своим завтраком! – мозг работает в автономном режиме, когда швыряю в него так и не вскрытую консервную банку. Осознание приходит уже когда тушёнка с разгона прилетает Князеву чётко в лобешник.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

POV Зои

Зажимаю рот ладонями, чтобы не заржать. Мне очень стыдно, правда. Понимаю, что переборщила и что это капец как больно, но меня просто накрывает неконтролируемый истерический смех.

– Оборжаться, – шипит Князев, держась за голову. Аж покраснел бедный. Даже обычно зачёсанные назад волосы встали торчком – это так его хорошенько тряхнуло. Надо полагать, баночка-то увесистая. Жестяная.

– Прости. Я думала, мимо пролетит.

– Думала она! Не занимайся тем, что не умеешь.

Всё, прошло мимолётное наваждение. Больше уже не жалко. Правильно получил.

– Эй, ну оскорблять-то сразу зачем? Я же извинилась.

– И что, от твоего извинения сотряс сам пройдет?

– Не преувеличивай. Чтобы было сотрясение, нужен мозг.

Илья хмуро отнимает ладонь ото лба, и я снова ржу. Будет шишка. Сто пудов. Уже набухает.

– Беги, просто лучше беги, – спокойно, но с угрозой предупреждают меня.

Ага, спотыкаюсь и падаю.

– Сам беги. Я тебя не боюсь, – спокойно лезу в морозилку за замороженной курицей. – На, – шлепком прикладываю окорочок к его моське. – А то к вечеру будешь ходить красивый и фиолетовый.

– Не поможет.

– Поможет. И никогда больше не смей брать мои вещи. Иначе в следующий раз в полёт отправится утюг.

На меня долго и пронизывающе смотрят. Слишком долго и слишком пронизывающе. Как-то прям не по себе становится.

– Ты чокнутая, знаешь? – интересуются как бы между прочим.

Вот не соглашусь!

– Ты вынуждаешь быть такой. Веди себя по-человечески и мы если не поладим, то хотя бы закончим эту глупую вражду.

– А если она меня устраивает?

– В таком случае мне нечего тебе больше предложить, – отковыриваю от дна сковородки готовые уже сгореть макароны и поднимаю с пола укатившуюся банку. – Открой, если несложно, – протягиваю ему тушёнку и больше времени на него не трачу. И так опаздываю. Причём конкретно, потому что всё, что должно было быть подготовлено ещё вчера ночью, разумеется, было напрочь забыто после стычки с Мартыновым. Короче, к тому моменту, как завтрак готов только и остаётся, что проглотить тарелку целиком, не жуя, и надеяться, что оно там в желудке само как-нибудь перемолется и утрамбуется.

– Лика, привет, – параллельно с дозвоном старосте на ходу натягиваю на себя ботильоны и пальто. Не очень удобное занятие, когда телефон зажат между плечом и ухом. – Я уже еду, слегка в пробку попала. Отметь, что я на месте, пожалуйста. Кызоева и так на меня зуб точит. Спасибо, – отключаю вызов, прыгая на одной ноге. Всё по закону подлости: пытаюсь не уронить гаджет – падает сумка. Которая, конечно же, расстёгнута и вываливает всё добро на пол. Пытаюсь поймать хоть что-то на лету – в итоге ломаю ноготь. Пока нянчу ноготь – подворачиваюсь на каблуке и едва не заваливаюсь. – Да твою же… – хочется орать от раздражения. Ну почему всё вечно идёт наперекосяк именно тогда, когда это катастрофично невыгодно!