Розы любви

Исполненный достоинства дворецкий впустил посетителей в дом и попросил их назвать себя, но неожиданно через вестибюль с громким визгом промчался маленький голый ребенок, и весь эффект от торжественной величавости дворецкого пошел насмарку. Вдогонку за малышом, тяжело дыша, неслась его нянька, а через несколько секунд вслед за нею появилась смеющаяся дама лет тридцати пяти.

Она взглянула на вновь прибывших, и выражение ее лица вмиг переменилось.

— Никлас! — воскликнула она, протягивая к нему руки; — Почему ты не сообщил мне, что вернулся в Англию? Он взял ее за руки и расцеловал в обе щеки.

— Я прибыл в Лондон только вчера, Эмили. Клер смотрела на эту сцену молча, с застывшим лицом, думая о том, что сегодня Никлас у нес на глазах целовал слишком много женщин. Вдовствующая графиня излучала здоровье, сияла счастьем и казалась на десяток лет моложе, чем тогда, когда она жила в Эбердэре. И, судя, по очевидной привязанности, которую она и Никлас питали друг к другу, было нетрудно поверить, что четыре года назад они и в самом деле были любовниками.

Никлас повернулся к Клер и подвел ее к графине.

— Возможно, ты помнишь мою спутницу.

После длившегося всего мгновение замешательства графиня сказала:

— Вы ведь мисс Морган, учительница пенритской школы, не так ли? Мы с вами встречались, когда Никлас создавал школьный фонд.

Теперь в замешательство пришла Клер.

— Как? Значит, это Никлас пожертвовал деньги на школу? А я думала, что это сделали вы.

— Поскольку мой муж не одобрял прогрессивных идей Никласа, мы решили, что публичные функции возьму на себя я, — пояснила графиня. — Надеюсь, дела в школе идут хорошо. Вы по-прежнему работаете там учительницей?

— Большую часть времени, — вмешался Никлас. — Сейчас она взяла трехмесячный отпуск, дабы просвещать меня.

Графиня с любопытством посмотрела сначала на Клер, потом на Никласа, затем опять на Клер, однако, прежде чем она успела что-либо сказать, молодая нянька вернулась, неся на руках своего гукающего голозадого подопечного.

— Простите, мадам, — сказала она извиняющимся тоном. — Не представляю, как это мастер Уильям умудрился улизнуть из-под моего присмотра.

Графиня наклонилась и поцеловала сына в щеку.

— Он невероятно изобретателен, не правда ли? — гордо сказала она.

— Тателен, тателен, тателен, — подражая ей, залепетал малыш.

— Стало быть, вот он, мой крестник. — Никлас, смеясь. взял ребенка у няньки. — Поскольку он, как видно, терпеть не может ходить одетым, в будущем тебе не придется особо тратиться на его костюмы. Возможно, ему присуща цыганская любовь к свободе.

Клер не могла удержаться от поисков сходства между Уильямом и Никласом. Если таковое и имелось, то она его не заметила: малыш был светловолос и голубоглаз, типичный английский ребенок. К тому же он был слишком мал, чтобы быть плодом связи, которая имела место четыре года назад.

Мягкий голос графини прервал ее размышления.

— Простите мне мою неучтивость, мисс Морган. Как видите, здесь у нас вес вверх дном, но не согласитесь ли вы выпить со мною чашку чая? Нам с Никласом надо о многом поговорить.

Никлас фыркнул от смеха и отдал Уильяма обратно няньке.

— Понятно, чем ты занималась последние несколько лет. Графиня, покраснев, как школьница, ввела гостей в гостиную и позвонила, чтобы принесли чай и пирожные. Клер прихлебывала чай и без аппетита жевала пирожные, в то время как Никлас и Эмили обменивались новостями. Может быть, он за этим и привез ее в Лондон — понаблюдать, как он очаровывает других женщин? Эта мысль ужасно ее разозлила.

Проговорив около получаса, Никлас вынул из кармана какой-то круглый ярко раскрашенный деревянный предмет на нитке.

— Я привез Уильяму подарок. Эта штука из Индии, там ее называют йо-йо.

Он соорудил из шелковой нити петлю, надел ее себе на палец и неуловимым движением сделал так, что игрушка запрыгала вверх-вниз, издавая тихий певучий звук.

— У моего брата была такая же, когда мы были детьми, но она называлась не йо-йо, а бангалор, — сказала графиня. — Посмотрим, помню ли я, как заставить ее прыгать вверх-вниз. — Попытки Эмили не увенчались успехом.

Когда игрушка в ее руке в третий раз вяло повисла на нитке, она отдала ее обратно Никласу.

— Боюсь, что я утратила навык — слишком долго не практиковалась.

— Если ты не возражаешь, я отнесу игрушку в детскую и продемонстрирую ее Уильяму.

— Он будет в восторге. — Графиня вызвала звонком дворецкого и попросила его проводить Никласа в детскую.

Клер ощутила неловкость при мысли о том, что ей придется остаться наедине с графиней, однако это чувство тотчас же прошло, когда та обратила к ней взгляд своих светло-карих глаз.

— Пожалуйста, простите Никласа и меня за нашу неучтивость: четыре года — долгий срок, а этот шалопай почти совсем мне не писал.

— Уверена, вы рады, что он возвратился домой, леди Эбердэр, — безразличным тоном сказала Клер.

— Да, рада, хотя это и напоминает мне о том ужасном времени. — Графиня взяла с блюда пирожное. — Между прочим, я больше не называю себя этим титулом, мисс Морган. Теперь я обыкновенная скромная миссис Роберт Холкрофт. А для друга Никласа — просто Эмили.

— Вы отказались от титула? Но это почти неслыханно! Я полагала, что женщины в вашем положении, как правило, сохраняют свой титул, когда выходят замуж за людей, не принадлежащих к сословию пэров.

— Я никогда не хотела быть графиней. Роберт — мой муж — и я вместе выросли и всегда знали, что хотим пожениться. Но он был младшим сыном сквайра, которому не на что было рассчитывать, а я была дочерью виконта. Когда лорд Эбердэр сделал свое чрезвычайно лестное предложение, мои родители настояли, чтобы я приняла его, несмотря на то, что он был на сорок лет старше меня.

— Простите, — смущенно сказала Клер. — Я ничего об этом не знала. Вы казались такой спокойной и довольной. Никто в Пенрите не догадывался, что этот брак вам в тягость.

— Лорду Эбердэру нужна была молодая племенная кобыла, чтобы она нарожала ему еще детей. — Эмили начала крошить пирожное между пальцами. — Он был весьма… усерден в исполнении своих супружеских обязанностей, но я его разочаровала. Это было трудное время. Никлас стал для меня… большим утешением. — Пирожное превратилось в горку золотистых крошек.

Для Клер это прозвучало как косвенное признание в том, что Эмили и Никлас все же состояли в любовной связи, однако это не было случайной похотливой интрижкой. По крайней мере со стороны Эмили. Хотя Клер никогда не оправдывала супружеской измены, она сердцем понимала, что глубоко несчастная в браке женщина могла завести роман с красивым, обаятельным внуком своего мужа, молодым человеком, который был близок ей по возрасту. Не зная, что еще сказать, девушка заметила: